— Ты так замерзнешь, — заметил я.

— А может, вы меня боитесь, считая меня сумасшедшей? — Ее губы искривила жестокая усмешка.

— Нет. Просто твои прелести меня совсем не волнуют, так что заткнись.

— Вот как? Почему же вы не выдали меня полиции?

— Однажды мальчишкой я увидел, как ловец собак поймал в сеть сучку. Я ударил его по ногам, схватил собачонку и удрал с ней прочь. Он догнал меня и жестоко избил, но я все равно радовался.

— Понятно, — вымолвила он. — Но вы поверили тому, что сказал полицейский?

— У человека, который выскакивает на дорогу перед мчащейся машиной, явно не все дома, и хватит об этом.

Она улыбнулась, но теперь ее улыбка стала менее профессиональной. Я усмехнулся, покачал головой и снова погнал машину вперед. Проехав несколько миль, я остановился у бензоколонки. К машине сразу же подскочил служащий, я попросил его заправить бак и пошел открывать капот. Блондинка вылезла из машины и скрылась в здании станции. Лишь когда я расплатился, она вернулась и юркнула на свое место.

За это время в ней что-то изменилось. Выражение ее лица смягчилось, словно растаяла ледяная маска, и напряжение спало. Когда мы отъехали от станции, мимо нас промчалась очередная машина, но на этот раз девушка не обратила на нее ни малейшего внимания. Она улыбнулась — на это раз неподдельно — и, положив голову на спинку сиденья, прикрыла глаза.

Впрочем, все это меня не касалось. Я знал, что мне надо только добраться до Нью-Йорка, высадить ее у ближайшего метро, сказать «до свидания!», а через пару дней узнать из газет, где и кто ее сцапал. Я это твердо решил, и ничто не могло помешать мне исполнить намеченное. Так, во всяком случае, мне казалось. Только тревога по-прежнему курилась, словно дымок над кусочком сухого льда, и окутывала все вокруг.

Через пять минут она подняла голову и попросила закурить. Я протянул ей сигарету и зажигалку. Она прикурила и глубоко затянулась.

— Вас, конечно, все это удивляет? — спросила она, выпуская струйку дыма.

— Не особенно.

— Я была… — она запнулась, — в больнице. — Рука с сигаретой дрогнула. — Они силой держали меня там. Они все у меня отобрали, всю мою одежду.

Я кивнул с притворным сочувствием. Она покачала головой:

— Может, я все же найду кого-нибудь, кто меня поймет. Я подумала… а вдруг это будете вы?

Я хотел ей возразить, но не успел. Луна, скрывавшаяся до сих пор в облаках, вдруг озарила все вокруг бледно-желтым сиянием, и среди упавших на дорогу теней я внезапно увидел одну, что была темнее других. Чуть впереди путь нам преграждал новенький седан. Скрип тормозов и скрежет железа разорвали тишину. Я распахнул дверцу и выскочил из машины навстречу человеку, появившемуся из седана. Сердце тревожно забилось. Но я никак не ожидал, что все окажется настолько скверным. Пистолет в руках человека, стоявшего около седана, выплюнул струйку огня, и мимо моего уха пролетела пуля. Второй раз он выстрелить не успел, потому что мой кулак с силой впечатался в его физиономию. Я хотел ударить еще раз, но что-то со свистом рубануло воздух над моей головой. Я подставил под удар руку и развернулся, чтобы двинуть нападавшего ногой, но было поздно. Что-то опять просвистело воздухе и обрушилось на мою голову. Последнее, что я почувствовал, была ненависть к ублюдкам, напавшим на меня.

Отключился я, кажется, не очень надолго. Дикая боль в голове привела меня в чувство. От каждого удара сердца череп мой, казалось, раскалывался на множество кусков, а перед глазами вспыхивало ослепительно яркое сияние.

За всем этим я смутно различал голоса, рыдания и чью-то брань, перекрывавшиеся шумом мотора. После нескольких попыток приподняться я понял, что руки мои накрепко прикручены к телу, а в запястья и щиколотки впивается что-то железное.

В этот самый момент гул затих, голоса смолкли, и вокруг стало происходить что-то новенькое. В такие моменты не думаешь. Ты пытаешься вспомнить, расположить события по порядку, понять, как это могло случиться, но все оказывается бессмысленным. Остается только безумная ненависть, поглощающая даже боль. Но ты ничего не можешь сделать. Я лежал на полу. Рукава моей рубашки были красными, во рту ощущалась горечь. Две пары ботинок двигались перед моим лицом. Я запомнил начищенные до блеска ботинки, у одного на носу была царапина. Затем к первым двум парам присоединились еще две, и все они двинулись в одном направлении. Я скосил глаза и проследил за ними. И тогда я увидел девушку, сидящую на стуле, и то, что они с ней сделали.

Теперь на ней не было пальто, а белую нежную кожу сплошь покрывали синяки и ссадины. Она была связана, и ее рот открывался в беззвучном крике.

— Хватит! — произнес чей-то голос. — Этого достаточно.

— Она может говорить, — возразил другой.

— Нет, она больше не заговорит. Я видел такое раньше. Глупо, конечно, что мы зашли так далеко, но у нас не было выхода.

— Послушай…

— Здесь слушаешь ты, а я — приказываю! — Ботинки отодвинулись немного назад.

— Ладно, но мы не узнали ничего нового.

— И довольно. Нам и так известно больше, чем другим. И потом, есть другие способы получить то, что нам надо. Главное, что она теперь уже никому ничего не скажет. И пусть катится.

— Все готово?

— Да, — послышалось отвратительное хихиканье. — А парня тоже?

— Разумеется. Вытащите их на дорогу.

— Надо бы ее приодеть.

— Что ты болтаешь, свинья? Вы, двое, помогите отнести этих голубчиков. Мы и так задержались.

Меня сжигала ненависть, но я даже не мог видеть ничего выше их колен. Я мог лишь слышать их. Я старался запомнить их голоса, чтобы потом опознать этих вшивых, грязных ублюдков. Кто-то подхватил меня за руки и за ноги. Я надеялся, что хоть сейчас смогу рассмотреть кого-нибудь, но боль в голове оказалась сильнее, и пелена вновь окутала мой мозг. Когда она на мгновение рассеялась, я увидел свою машину у обочины дороги. Задняя ее часть была поднята домкратом, красные огоньки стоп-сигнала ярко светились в темноте.

Умно, очень умно, подумал я. Если кто-нибудь и заметит машину, то подумает, что с ней что-то случилось и шофер ушел за помощью. Никто не остановится, чтобы узнать, в чем дело. С этой мыслью я снова провалился в беспамятство.

Это было похоже на пробуждение от дурного сна. Когда просыпаешься в тревоге с бешено колотящимся сердцем и не сразу можешь понять, было ли это наяву или только приснилось. И только секунду спустя я вдруг осознал, что это не сон, а кошмарная действительность.

Девушка сидела рядом со мной в машине. Наброшенное наспех пальто лишь подчеркивало белизну обнаженного тела. Ее голова прислонилась к оконному стеклу, а глаза были устремлены вверх. Неожиданно она дернулась и свалилась на меня. Но нет, не потому, что пришла в себя — просто кто-то толкнул машину сзади. Девушка была мертва.

Машина быстро неслась вперед, и ее трясло как в лихорадке. Я с трудом приподнял голову и увидел свободно вращающийся руль и приближающуюся скалу. У меня хватило сил открыть дверцу и на ходу вывалиться на дорогу.

Вскоре до меня донесся глухой звук удара.

— Майк…

Я повернул голову на голос. Движение вызвало дикую боль, и я замер. Снова послышалось мое имя, на этот раз яснее.

— Майк…

Я приоткрыл глаза. Свет причинял им боль, но я старался не закрывать их. Сначала она была просто темно-синим пятном, потом пелена чуть рассеялась, и все цвета стали ярче.

— Привет, кошечка, — прохрипел я. Вельда улыбнулась так, словно она была самым счастливым человеком на свете:

— Как я рада, что вижу тебя снова, Майк.

— Я… я тоже рад. Только почему… я здесь?

— Многие этому удивляются.

— Я…

— Молчи. Врач сказал, чтобы я не болтала с тобой, когда ты проснешься, иначе он сразу же меня выгонит.

Я попытался улыбнуться, и Вельда взяла меня за руку. Ее рукопожатие было теплым и мягким. Оно как бы говорило, что все в порядке. Я не разжимал пальцы, и когда я проснулся, ее рука была все еще в моей.