— Мне нужно снять вот это, чтобы я мог дышать свободно, — проворчал Мэтью, потянув за воротник, но от бокала не отказался.
— За Мариетту, — сказал Джеймс.
— За Этти.
Выпив виски, Джеймс придирчиво оглядел брата до головы с ног.
— Хорошо выглядишь, Мэт. Не думал я, что доживу до твоей свадьбы, но я очень рад. Жаль, что папа и мама не могут видеть тебя.
— Мне тоже жаль, — грустно отозвался Мэтью.
— Они были бы счастливы и, конечно, полюбили бы Мариетту.
— Да. И обязательно спросили бы ее, зачем такая милая леди выходит замуж за глупого старика.
— Какой же ты старик! Тебе в июне исполнилось только сорок.
— Лучше не напоминай, — сказал Мэтью с кислой физиономией и сделал большой глоток виски. — Ты можешь поверить, что я скоро буду отцом? Мне сорок лет, а у меня будет ребенок.
— Тебя это тревожит?
— Ну, немного, — признался Мэтью, снова потянув за воротничок. — Последние две недели мы много раз говорили об этом с Этти. Она считает, что я справлюсь. Знаешь, она так рада, что у нее наконец-то будет ребенок… Этти стала чувствовать себя лучше и уже мечтает завести второго, когда этот родится и подрастет.
— Похоже, она не даст тебе покоя, Мэт, — сказал Джеймс со смехом. — Копи силы, ты ведь уже старик.
Мэтью усмехнулся:
— Ты на себя оглянись, братишка. Сегодня утром Элизабет сообщила мне о твоих подвигах. Поздравляю!
Покраснев, Джеймс пожал руку, протянутую Мэтью.
— Ну, мы ничего не планировали… это вышло случайно, но Бет рада. Ей хочется иметь еще одного ребенка.
— Она мне так и сказала. Значит, у моего малыша будет кузен или кузина примерно одного с ним возраста.
— Хорошо бы родилась девочка! — сказал Джеймс, мечтательно улыбаясь. — Маленькая хорошенькая девочка с темными волосами и большими черными глазами, как у ее матери.
Мэтью поставил на стол пустой бокал:
— А мне все равно, кто родится. Какая разница? Раздался стук. Джеймс открыл дверь и вернулся к Мэтью с небольшим свертком, упакованным в белую бумагу и перевязанным серебряной лентой.
— Это тебе. Наверняка от невесты.
— Ух ты! — удивленно воскликнул Мэтью. — Интересно, что там такое?
Когда они развернули бумагу, выяснилось, что жениху подарили часы. Мужские часы с двадцатью камнями фирмы «Хэмпден» в солидной золотой оправе, украшенной незатейливым рисунком и крупными бриллиантами в четырнадцать карат, и с золотой цепочкой.
— Господи, помилуй! — воскликнул восхищенный Джеймс, заглядывая брату через плечо. — Эти намного лучше маленьких часиков, которые я подарил Бет несколько лет назад. Хорошо иметь богатую жену. Должно быть, они стоят кучу денег! Даже подумать страшно.
Мэтью молча открыл часы, взглянул на циферблат и на гладкую золотую поверхность крышки, где большими изящными буквами были выгравированы их с Мариеттой имена и слова: «Я счастлива».
— Тут есть записка, — заметил Джеймс, но Мэтью уже отложил часы в сторону и взял ее из коробочки.
Потом он прочел вслух то, что было написано рукой Мариетты.
Любовь моя, я знаю: ты нашел меня
благодаря шестому чувству. Мир стал другим вокруг меня,
когда ты подошел так близко. Готова дать я тысячу обетов,
чтоб эту радость сохранить, И драгоценную надежду, и связи нашей
крепкой нить. Ищу я счастия в одном тебе,
и счастлива сама.
«Твой приход». Дора Рид Гудейл.
Ком застрял в горле Мэтью. Он положил листок на стол, снова взял часы и начал рассматривать их. От избытка чувств на глаза наворачивались слезы.
— Потрясающе!
— Прекрасно! — подтвердил Джеймс. — Хорошую жену ты себе выбрал, Мэт.
— Это точно, Джимми. — Он вздохнул. — А я тебе рассказывал, как она расправилась с Дрю Куинном?
— Раз сто, наверное! — засмеялся Джеймс.
— Ну, тогда ладно. Когда же начнется эта чертова свадьба?
Ровно через сорок пять минут, в назначенное Элизабет время, Джастис Двенадцать Лун и Либерти Неторопливый Медведь вели невесту к алтарю, где стоял взволнованный жених. Наклонившись к Мэтью, Джастис шепнул:
— Ты должен хорошо о ней заботиться, иначе моя бабушка-чероки нашлет на твою голову проклятие, которое будет преследовать тебя и после смерти.
— Если ты когда-нибудь заставишь ее плакать, я всю оставшуюся жизнь проведу на твоем крыльце, — в свою очередь, шепнул Либерти.
Придя в ужас от этих обещаний, Мэтью только вытаращил глаза. Затем братья Дроганы неохотно передали Мариетту на попечение жениха.
— Что случилось? — тихо спросила она, когда Мэтью взял ее за руку. — Что они сказали?
— Ничего, — солгал Мэтью и тряхнул головой, чтобы отогнать от себя жуткое видение того, что пообещал Либерти.
Мариетта улыбнулась. Она выглядела такой прекрасной в своем пышном белом платье, что Мэтью чуть не прослезился на потеху окружающим.
— Этти… — В его голосе звучал благоговейный страх, ибо он никак не мог поверить, что наконец завоевал Мариетту. — После стольких… стольких мытарств… любимая…
Мэтью замолчал, не в силах продолжать дальше. В глазах Мариетты блеснули слезы.
— Да, — сказала она, крепко сжав его руки. — Да, Мэтью, я знаю, что ты хочешь сказать.
Он проглотил ком, застрявший в горле, и громко, не заботясь о том, что его услышат, сказал:
— Я счастлив.
Эпилог
Мэтью Кейган не относился к числу людей, которые часто плачут. Те случаи, когда он проливал слезы, можно было пересчитать по пальцам.
Он плакал, рассказывая Мариетте о смерти Лэнгли Тайнса. Плакал, когда Мариетта родила мальчиков-близнецов и он в первый раз взял их на руки. То же произошло через три года, когда жена подарила ему дочь.
В 1901 году первый автомобиль проехал через Сан-Маркос-Пас в долину Санта-Инес. Шериф Мэтью Кейган услышал эту новость посреди рабочего дня, стоя у дверей бакалеи Симонсона. Он сел на скамейку и зарыдал, В 1913 году в местной газете опубликовали сообщение о том, что президент Вильсон разрешил затопить Хетч-Хетчи и превратить долину в гигантский резервуар для Сан-Франциско. Мэтью сидел в своем саду, жена держала его за руку, а он горько плакал.
Но в жизни Мэтью и Мариетты было все-таки гораздо больше смеха, чем слез… и масса сломанных кроватей.
Несмотря на свои страхи, он оказался хорошим отцом, и дети стали радостью его жизни. Мэтью учил дочь и сыновей удить рыбу, охотиться, стрелять из ружья и разжигать костер. Кроме того, он (как и Лэнгли Тайне в свое время) учил их уважать закон, силу оружия и жизнь других людей. Пока Хетч-Хетчи не затопили, они каждую весну — как только сходил снег — всей семьей ездили в долину.
Мэтью пробовал учить стихи, а потом читать их жене, но Мариетта целовала его, усаживала в кресло и, примостившись у него на коленях, просила лучше рассказать что-нибудь о тех днях, когда он был федеральным маршалом. И Мэтью с радостью выполнял ее просьбы, ибо в душе понимал, что в его исполнении стихи звучат совсем не так, как хотелось бы.
Когда супруги были еще молоды, по вечерам Мэтью устраивался в большом кресле перед камином, сажал детей к себе на колени и рассказывал им одну историю. Историю о человеке, чья фотография висела на почетном месте над камином. О человеке, который был добрым, умным, очень храбрым и любил их мать так сильно, что пошел на риск и погиб ради нее.
Мэтью учил своих детей уважать и восхищаться Дэвидом Коллом. И сам почитал человека, благодаря которому получил самый дорогой подарок в своей жизни…