— О, Мариетта, какая же ты дурочка! Он очень настойчив, и ты уступаешь. Никто раньше не объяснялся тебе в любви, и поэтому ты веришь всей этой чепухе. Ты просто круглая дура, — сказала она своему отражению.

Мариетта начала заплетать свои длинные густые волосы в косу, проворно разделив их на три части.

— Кроме того, что ты будешь делать с таким мужем? Любая женщина готова броситься ему в объятия. Как создать ему счастливую жизнь? О, он-то будет стараться, я знаю. Мэтью — хороший человек. И мог бы стать великолепным отцом. Великолепным! — Она завязала косу лентой кремового цвета — в тон элегантному шелковому халату и ночной рубашке.

Вздохнув, Мариетта снова посмотрела на себя в зеркало.

— И как ты поступишь, увидев в его глазах досаду? Досаду на то, что ему приходится разнимать пьяниц в салуне? Пьяниц! — Она закрыла глаза, стараясь забыть о сегодняшней сцене. — Нет, это не для него. Не для Мэтью Кейгана. Лучше ему пасти коров, чем жениться на мне.

Мариетта подошла к торшеру, стоявшему возле кровати.

— А вы, юная леди или сэр… — Она похлопала свой слегка округлившийся живот и притушила лампу. — Вы, пожалуйста, пожелайте мне спокойной ночи. Ваш папочка уже доставил мне сегодня массу неприятностей. Хотя Элизабет и предупреждала, что все Кейганы упрямы и твердолобы, прошу запомнить: вы наполовину Хардести, А Хардести — вы узнаете это в один прекрасный день, когда познакомитесь с дедушкой, — люди очень дипломатичные. Сейчас, я думаю, самым дипломатичным поступком…

— Этти!

Она посмотрела на окно, откуда доносился тихий настойчивый голос:

— Этти!

Мариетта закрыла глаза и застонала.

— О пресвятые небеса! — раздраженно воскликнула она. — И это посреди ночи!

Плотно запахнув халат, она выглянула в окно. Мэтью стоял в саду, держа в. руке шляпу. Мариетту поразило странное выражение его лица.

— Мэтью Кейган! — зашептала она, высунув голову из окна. — Что ты тут делаешь?

— Привет, милая. Прости, что так поздно, но я только…

Рядом с ним в кустах послышался шорох, сопровождаемый мужским смехом и громким «тс-с».

— Кто там?

Мэтью посмотрел на качающиеся ветки.

— О, это всего лишь Джас, Берти и Джимми. Я просил их остаться на крыльце, но, видишь, они все равно пришли сюда. Хотят посмотреть, как я буду валять дурака. Теперь у них есть повод смеяться надо мной до конца жизни, если, конечно, им не жаль будет каждый раз терять несколько зубов. Верно, парни? — спросил он, обратившись к кустам.

Оттуда донеслось дружное:

— Верно!

— Но что случилось? — смущенно поинтересовалась Мариетга. — Тебе нужно со мной поговорить? Неужели нельзя было подождать до утра?

— Нет, ничего не случилось.

— Может, мне лучше спуститься к тебе? Мэтью задумчиво посмотрел на нее:

— Нет, помнится, Ромео точно так же вел себя с Джульеттой. Так что ты стой там, а я буду стоять здесь, и получится очень романтично. Прав я или нет, Джимми? — спросил он, снова обращаясь к кустам.

— Но тише! Что там за свет в окне… уф! — с пафосом продекламировал чей-то голос. Очевидно, это был Либерти.

— Заткнитесь! — прошептал Джеймс. — Давай, Мэт, пора начинать. Или ты хочешь перебудить всех соседей?

— И что тогда будет? — спросил Либерти, издевательски фыркнув. — Он самого себя арестует за нарушение порядка?

— Ты настоящая заноза, Неторопливый Медведь, — пробормотал Джастис.

— Давай, Мэт! — подбадривал брата Джеймс.

— О нет! — прошептала Мариетта, сообразив наконец, в чем дело. — Нет, Мэтью, не надо.

— Много времени это не займет. Верно, парни? Они тебя расстроили? Хочешь, я от них избавлюсь? — Мэтью с тревогой посмотрел на кусты.

— Нет, дело не в них, — торопливо сказала Мариетта. — Просто уже поздно, и соседи… Может, ты придешь завтра утром? — с надеждой предложила она. — В гостиную?

— Как старина Дэви? — рассердился Мэтью. — И не думай. Молчи и слушай. А вы, ребята, тоже потише, не то я заставлю вас замолчать.

Все притихли. Мэтью откашлялся и начал:

— Давай сочтем те способы, которыми тебя люблю. Люблю тебя, как смерть, дыхание и высоту, которую… душа может прочесть, когда… хм… чувствует концы… идеала и… это, милосердия…

В кустах раздалось хихиканье. Мэтью оглянулся, злобно сверкнув глазами, и продолжал:

— О! Я люблю тебя под конец дня… со… хм… страстью… как солнца свет и свет свечей. Люблю тебя…

— Миссис Колл? У вас все в порядке? — спросил Натан Киркленд, стоявший возле калитки. — Кто с вами разговаривает? Джастис?

— О Боже! — сказала Мариетта, закрывая лицо руками.

Натан открыл калитку и направился к дому:

— Либерти? Миссис Колл?

Мариетта украдкой, сквозь пальцы, посмотрела вниз, как раз в то время, когда чья-то длинная рука высунулась из кустов и втащила туда Натана.

— Какого черта? Джим? Проклятие, ты чуть не сломал мне…

— Тише, Натан!

Мужчины начали перешептываться и смеяться.

— Что он здесь делает? — грозно спросил Мэтью.

— Не знаю, — тонким голосом ответила Мариетта, которая тоже с трудом удерживалась, чтобы не расхохотаться над этой комедией. — Честное слово, не знаю.

— Я думаю, что поздно уже сейчас принимать в доме мужчин, Этти! — сурово заговорил Мэтью. — Тем более в таком наряде.

— Но вы же здесь, сэр, — напомнила она, стараясь подавить смех, грозивший испортить все ее попытки изобразить оскорбленную добродетель.

— Я шел к Вирджилу, — донесся из кустов голос Натана. — Услышал, что в саду кто-то есть, и решил проверить, все ли в порядке.

Мэтью начал мять свою шляпу с такой силой, словно это была шея Натана Киркленда, потом нерешительно посмотрел на Мариетту. «Он достоин если не любви, то хотя бы жалости», — решила Мариетта. Она понимала, чего ему стоил сегодняшний спектакль, как трудно было этому гордецу подвергнуть себя такому унижению.

— Я не приглашала Натана. Тебе лучше уйти, Мэтью, — мягко сказала она.

Он отвернулся с мрачным видом.

— Все было чудесно, — тихо добавила Мариетта. — Это одно из самых моих любимых стихотворений. Дэвид никогда не читал мне его.

— Правда?

— Никогда! — честно ответила Мариетта. — Никогда.

— Ну а я уж забыл, на чем остановился.

— Люблю тебя я страстно, словно солнца свет и свет свечей. Люблю тебя свободно, словно человек, вступивший в бой за Правду.

— Верно, — кивнул Мэтью и грозно посмотрел на кусты. — Люблю тебя я чисто, словно те, что могут отказаться от похвал. Люблю тебя, как старые мои печали и детства дни, — произнес он уже менее уверенно.

Смех в кустах заставил его прерваться.

— Мэтью, — позвала Мариетта, и он, обернувшись к ней, продолжил:

— Люблю тебя я той любовью, что души праведников жгла. Люблю тебя своим дыханьем, своей улыбкой и слезами. И если Бог позволит, буду любить тебя я после смерти лучше.

Мэтью тяжело вздохнул, словно выполнил какое-то опасное задание, и настороженно улыбнулся.

Аудитория, сидевшая в кустах, разразилась свистом и громкими аплодисментами.

— Черт! — пробормотал он. — Я не могу закончить: они слишком сильно шумят. Можно я поднимусь к тебе?

Мариетта взглянула на свое полупрозрачное одеяние и поплотнее запахнула халат.

— Конечно, я встречу тебя у двери.

— Представление закончено, — сказал Либерти, когда Мариетта отошла от окна.

— Вперед — к победе, Мэтью! — закричал Джастис.

Когда Мариетта открыла дверь, Мэтью просто задыхался от счастья. Широко улыбаясь, он перешагнул через порог.

— Я прошу прощения за моих парней, милая. Но их невозможно было прогнать.

— Мэтью…

— Я так рад, что все кончилось, — продолжал он, заперев дверь. — Я хотел выучить диалог Ромео и Джульетты, но мне и этого стихотворения хватило. Не могу я читать то, что написано не на нашем английском. — Мэтью засмеялся.

— Мэтью… Ты что?

— Такого миленького халатика я еще на тебе не видел. — Он бросил шляпу на вешалку и с одобрением посмотрел на шелковое одеяние Мариетты. — Похож на тот, что был на тебе у Дроганов, помнишь?