Первый заметил вынырнувшие из-за облаков краснозвездные самолеты Колька. Они появились словно стайка птиц.
-- Наши, наши летят! -- звонко и радостно крикнул он, оторвавшись от спины друга.
-- Где наши, где? -- закрутил тот головой.
-- Во-он над Камышовкой, гляди, гляди щас появятся.
Но как назло небо в том месте заволокло облаками, и самолеты исчезли. Сколько ни глядели, а их все нет и нет.
-- Может, птицы, -- разочарованно сказал Борька. -- Даже не гудят.
-- Никакие не птицы -- самолеты, сам видел! -- горячился Колька, впившись взглядом в просвет между облаков, где они должны вот-вот появиться.
Гулко и дробно застучали зенитки итальянцев. Все верно, самолеты как раз находились в зоне их обстрела. Зенитчики били трассирующими снарядами и ребята хорошо видели, как они приближались к облакам, потом в них терялись и где-то высоко в небе взрывались. Вот этого Колька и Борька уже не видели.
-- Глянь, глянь, мадьяры к зениткам бегут! -- крикнул Борька. -- Проспали!
-- Сейчас и эти начнут палить, -- мрачно добавил Колька.
-- Бомбы по складам бы бросить, а? Уу-х как рванет! -- крикнул Борька и мотнул головой в сторону ферм, где охранники уже успели попрятаться.
-- Нет-ет, скорее на Харьков полетят. Дед говорил, там такая заваруха.
Наконец из-за облаков вынырнули самолеты. Их было четыре. Лучи солнца скользнули по ним, и Борька убедился, что это не птицы, да и не стали бы по птичкам из зениток стрелять. Почти рядом звонко застучали венгерские зенитки. Они били без перерыва, но самолеты продолжали лететь в сторону Лыково. Трассирующие снаряды, будто гуси в полете, все плотнее и плотнее окружали самолеты, а тем хоть бы что. Ребята радовались, свистели, кричали, довольные тем, что зенитки бьют-бьют, а попасть не могут.
...Небольшое отступление. Николай Колесников позже окончит Одесское зенитно-артиллерийское военное училище, и уже как профессионал он не раз оценивал тот самый случай обстрела вражескими зенитчиками наших бомбардировщиков. Батарея венгров стояла на Чикмезовом кургане в полукилометре от села Лыково. Самолеты летели без прикрытия. Их курс пролегал через хутор Камышовку, между селами Андреевка и Лыково и дальше на запад. Первыми открыли по ним огонь итальянские зенитки, а когда самолеты стали подлетать к Лыково, застрочила зенитная батарея мадьяр. Огонь велся из полуавтоматических пушек трассирующими снарядами ударного действия. Было хорошо видно, как снаряды взрывались вокруг самолетов. Когда они поравнялись с Лыково, пушки успели дать еще несколько залпов, и один снаряд попал в хвостовую часть крайнего самолета. Был виден всплеск огня и слышен хлопок. Экипаж стал разворачивать самолет, чтобы вернуться к своим. Но с каждой секундой шлейф дыма становился все гуще и гуще. Самолет горел.
...Однако вернемся к тому холодному летнему утру и послушаем, как происшедшее воспринималось ребятишками. Николай Колесников вспоминает:
-- Как только загоревшийся самолет пошел на разворот, венгры прекратили стрельбу и бросились в укрытие. Охрана складов попряталась еще раньше.
-- Аг-га, струсили! -- кричали они с Борькой. -- Щас вам покажут! -- Но самолет уже был неуправляем и сброшенные с него бомбы в цель не попали. "Хотя бы к своим дотянули", -- переживали ребята, глядя вслед удаляющемуся черному столбу дыма. Взрыва не слышали, над лесом летчики с парашютами тоже не выбросились. Потом самолет пошел круто вниз и вскоре из поля зрения исчез. Может, перелетел, а может, и нет, как узнать? Вскоре раздалась артиллерийская стрельба: пушки били с левого берега Дона. Почему они вдруг начали стрелять? Все прояснилось лишь на другой день.
В хутор Широкий привезли четыре трупа мадьяр, и, как после ребята узнали, больше десятка раненых солдат было отправлено в полевой госпиталь. Среди убитых оказался и родственник коменданта села Лыково. Об этом деду Матвею рассказал мадьярский солдат Андраш. К жителям села он относился нормально и частенько вступал с ними в разные разговоры. Оказалось, что самолет не дотянул до своих и врезался в меловую гору чуть севернее села Верхний Карабут. Взрыва не последовало, но весь экипаж погиб. Сразу после падения к самолету из землянок, блиндажей, дотов и дзотов бросились мадьярские солдаты. Местность с левого берега хорошо просматривалась. Наши артиллеристы видели падение самолета: они, видимо, подумали, что экипаж или погиб, или выбросился где-то раньше. По мадьярам тут же открыли беглый огонь, те бросились обратно в укрытия...
Андраш восхищался мужеством летчиков, сожалел, что они погибли. Высмеивал мадьяр, которые, увидев, что самолет пошел в сторону складов, разбежались кто куда. Все это произошло в какое-то мгновение.
Андраш еще сказал, что захоронили погибших летчиков на кладбище хутора Красная дача, что расположено в двух километрах от лесного массива Гарус. Хоронили их мадьяры. Из местных жителей о месте захоронения никто не знал, так как еще раньше они были отселены из прифронтовой полосы.
Где безымянная могила летчиков? Кто в ней захоронен? Зная год, месяц и место гибели экипажа, по архивным документам можно установить авиационную часть и аэродром, с которого вылетели четыре бомбардировщика. Значит, можно узнать и фамилии погибших летчиков, а решив этот вопрос, установить потом на меловой горе близ Верхнего Карабута летчикам-героям памятник...
Пенсионер Николай Константинович Колесников этим как раз и занимается.
Горжусь мамой
Косяковы до войны жили в селе Грушевое, что недалеко от Дона и старинного города Богучара. Семья у Тихона Григорьевича и Марии Федоровны была немалая -- четверо ребятишек. Старшей дочке Люсе исполнилось десять лет, и она должна была пойти в четвертый класс, Зине -- шестой годик, Вите -- четвертый, а самому маленькому, Коле, было всего лишь полгода. Родители были людьми добрыми, работящими, и детки их только радовали. Дом у Косяковых покрыт железом, ладный, просторный, аккуратно побелен, со своим садом-огородом.
Перед домом росла огромная груша. Летом село утопало в садах: недаром и название получило -- Грушевое. Разговоры о войне ходили разные, но Косяковы, как и все в Грушевом, считали, что "этого не должно случиться", и жили своими планами и надеждами. Этим летом к Косяковым приехала погостить с семьей младшая сестра Марии -- тетя Зоя. Ее муж, дядя Алеша, был военным и служил на границе. У них сынок-грудничок, его тоже Колей назвали. Пока двоюродные братики спали рядышком на детской кроватке, Мария учила младшую сестру вышивать на машинке. У нее это ловко получалось. Мария для ребятишек сама все шила и перешивала, к тому же ходила на работу и с домашними делами управлялась. Как-то младшей дочке Зине1 сказала:
-- Погляди на мои руки. Ничего особенного, да? А они все умеют делать! Учись, доченька, ручками работать, учись...
Тетя Зоя и дядя Алеша привезли всем хорошие подарки, а мне подарили куклу, какой никогда не было. Когда кукла лежала, то глазки закрывала и будто спала, а как брала ее на руки, сразу глазки открывала.
Я назвала куклу Катей. Два Коли много спали, а как просыпались, то начинали губками чмокать и недовольно сопеть -- значит, есть захотели. Мама и тетя Зоя их кормили, а потом с ними разговаривали, но они еще мало что понимали и больше смотрели на своих мам удивленными глазами. Я любила за всем этим наблюдать: пристроюсь рядом с мамой и тоже кукле агукаю. Катя, правда, молчала, но все время улыбалась. Потом мы ходили по саду, иногда с нами гулял и дядя Алеша. Село ему нравилось. Он был не против со своей семьей здесь после службы поселиться.
В этот субботний день папа и дядя Алеша ушли на Дон порыбачить. С собой взяли Петю -- сына старшей сестры мамы Ксении. Петя большой любитель рыбалки и всегда приходит с уловом. Рыбаки вот-вот должны были вернуться. Уложив малышей спать, мама и тетя Зоя стали готовить праздничный обед. Стол накрывали в саду. Вначале покормили нас, детвору, а уж потом, как придут рыбаки, сядут и сами. Мужчины пришли, как и обещались. Поставив ведерко с рыбой, отец, целуя мать, сказал:
