Получив у председателя карабины, завернули их в мешковину и огородами, так чтобы никто не увидел, побежали к лесу. Добирались не дорогой, а больше оврагами. Место, где видели лесных незнакомцев, для ребят знакомое, не раз ходили туда за грибами и ягодами. Хотелось добраться незамеченными, не спугнуть чужаков.
Увидев у кромки леса густой кустарник, в нем и спрятались. Обзор хороший, и уж точно самих никто не заметит. Сняв с карабинов мешковину, зарядили их и сели наблюдать. Вначале Ваське было интересно, но потом стало надоедать, да и сидеть неудобно. Попробовал наблюдать лежа, но из-за мешавших кустов -- никакого обзора. Опять сел и стал, как курица, гнездиться.
-- Кончай возиться, -- поморщился Толик. -- Сколько можно? -- Сам почти не шевелился: смотрит, смотрит, как только терпения хватает.
-- Был бы бинокль, -- вздохнул Васька.
-- Где взять? -- пожал плечами Толик.
-- У старикана.
-- Откуда?
-- Поискал бы, у кого-нибудь небось найдется.
-- Ладно, не мешай.
-- Может, травы нарвать и постелить?
-- А может, перину с подушками из дома принести? -- огрызнулся Толик. -- Сиди, заметят же.
"Кто тут заметит? -- думал Васька. -- Кому-то со страху померещилось, вот и наговорили старикану. Но ведь сами напросились, чего уж теперь ныть..."
Лежали долго. Васька ворочался, зевал, даже малость вздремнул. А Толик, как уставился, так глаз от леса не оторвал. "Даже словом не перебросится," -- возмущался Васька. Предложил:
-- Может, сами в лесок зайдем?
-- Лежи, -- снова в ответ.
-- Да сколько лежать-то?
Опять лежали и опять глядели на кромку леса, но оттуда никто не показывался. Слышно, как в Лыково лают собаки да кудахчат куры. Толик посмотрел на небо, потом на Ваську, хотел было что-то сказать, но вдруг, подавшись вперед, насторожился.
-- Ничего не заметил? -- спросил у Васьки.
-- Не-ет! -- прошептал тот.
-- Смотри, как сороки заметались, стрекочут, будто спугнул кто. Стоп-стоп, кажется, лоза шевелится. Отчего?.. -- Толик еще подался вперед, и весь как пружина.
-- Может, лиса или кошка, -- предположил Васька. -- Сороки кошек не любят.
-- А если люди? -- протянул Толик.
-- Чего им прятаться, могли б и выйти?
-- Боятся, вот и не выходят.
Васька хотел сказать что-то еще, но теперь и сам увидел высунувшуюся из-за кустов голову.
-- Глянь, -- толкнул Толика. -- Голова торчит, а вон другая появилась!
-- Тише ты, вижу.
-- А если они с автоматами? Кепки вроде мадьярские...
-- Похоже...
-- Давай пальнем.
-- Ты что! Спугнем, потом ищи их... -- Стали думать, как выманить незнакомцев из леса. Васька предлагал пострелять, авось испугаются и сами выйдут. У Толика был другой план: Васька останется в кустах, а он выйдет без карабина и крикнет, чтоб и чужаки выходили.
-- А если стрелять начнут? -- спросил Васька.
-- Да ты пойми: они боятся. Сам же говорил!
Толик был уверен, что те, кто прячется, стрелять не будут. Придвинув свой карабин к Ваське, он встал и, выйдя из кустов, громко крикнул:
-- Э-эй, выходите! Звал, показывал, что без оружия. -- Но в ответ тишина, головы исчезли, будто их и не было. Толик кричал еще и еще, но из леса никто не показывался. Васька на всякий случай навел карабин туда, где видел головы, и тоже ждал. Если что -- будет стрелять.
И вдруг кусты раздвинулись и из них с поднятыми руками вышли два мадьярских солдата. В руках и на плечах -- никакого оружия. Мадьяры шли прямо к Толику.
"А что, если оружие у них в карманах и они убьют Толика?" -- подумал Васька. Он выскочил из кустов и, направив карабин на мадьяр, закричал:
-- Стоять! Стоять! Буду шиссен1! -- Завертел туда-сюда стволом карабина. В школе Васька учил немецкий и из армейского лексикона кое-что знал.
Мадьяры остановились и, не опуская рук, повернулись в его сторону. Они были явно испуганы и глядели на Ваську удивленными глазами. А Васька продолжал подавать команды, выкрикивая, что они пленные, что должны ему во всем подчиняться, иначе будет шлехт2. Взмахом руки показал, куда идти. Между тем Толик взял свой карабин, и они вдвоем, держа оружие наготове, повели обросших и небритых мадьярских солдат в Лыково.
Мадьяры вели себя спокойно: шли метрах в пяти от ребят с поднятыми руками, лишь изредка поворачивая головы в сторону конвоиров. Пленных привели к дому, где размещалось правление. Пока шли по улице, люди подсобрались. А Толик с Васькой чувствовали себя на седьмом небе: никому еще не доводилось вести пленных мадьяр по своему селу. Но напряжение у ребят спало, когда председатель обыскал задержанных и ничего подозрительного в их карманах не нашел. Потом завел в дом для допроса. Толик с Васькой сели рядом и рассказали, как все было.
Допросить мадьяр было непросто. Они по-русски знали всего лишь несколько слов, а председатель с ребятами венгерский язык не понимали. Кое-как разобрались, что когда они болели и лежали в лесной землянке, отступавшие сослуживцы их попросту бросили. Спасло то, что им оставили много продуктов. Но еда закончилась, не стало спичек, вот и решили сходить в село. Несколько раз выбирались из леса, но в село идти опасались. Разводить огонь с помощью кресала, камешка и трута так и не научились. В землянке было сыро, не хватало солнца, и они стали опять болеть. Словами и жестами мадьяры убеждали председателя, что они не опасны и для них война кончилась, ей -- капут!
Председатель слушал, слушал, а потом сказал Ваське:
-- Сходи-ка, глянь -- не разошлись ли бабы?
Васька быстро вернулся.
-- Нет, стоят, гутарют.
Председатель вышел на улицу. Что он сказал бабам, ребята не слышали, но вскоре те стали подходить к правлению с едой: кто с хлебом и вареной картошкой, а кто с молоком или свеклой. Кто-то даже принес борща. Покормили голодных мадьярских солдат у кого чем было. Ночевали пленные в правлении, правда, для их охраны председатель распорядился выставить часового. А на другой день Толик с Васькой сопроводили мадьяр в Подгорное, где сдали их в отдел милиции. Дальнейшая судьба этих пленных неизвестна.