Проводя время с Рене, молодой вождь не обращал ни малейшего внимания на его дочь. Эмили полагалось находиться в женском обществе, потому ее отправили в хижину какой-то знатной островитянки, которая не знала ни слова по-французски и не имела понятия, как услужить гостье.

Эмили откровенно скучала на Хива-Оа. Ей не хватало Моаны, их разговоров, прогулок и купаний, и она не могла дождаться, когда истечет злополучная неделя и Атеа отправит их с отцом обратно на Тахуата.

Единственное, что нравилось Эмили, так это одинокие вечерние прогулки после того, как спадет жара. Она любовалась медленно уплывавшим за горизонт, похожим на золотую корону солнцем, оранжевой дорожкой, пересекавшей океан, сиреневато-розовым покровом неба. Соленый воздух наполнял легкие, а в душу вливалось что-то завораживающее и прекрасное.

Мгновения наедине с самой собой и с природой были такими насыщенными, что стоили целой жизни.

В эти часы океан казался ей огромным живым организмом, пульсирующим сердцем вселенной. Суша была владением человека, но необозримая, бескрайняя бездонная вода не принадлежала никому. Нечто великое, непознанное и неизменное, непостижимое ничьему разуму и неподвластное никакой мане.

Эмили полюбила часы отлива, когда дно чудесным образом обнажалось и тысячи маленьких крабов и раков-отшельников спешили в укрытие. Следя за ними, она перепрыгивала с камня на камень и, случалось, удалялась довольно далеко от берега.

Однажды она увлеклась и не заметила, как вода начала прибывать. Эмили встревожилась. Она больше не ощущала себя гигантом, шагающим по горным вершинам, тем более что многие камни уже скрылись в воде.

Приподняв подол платья и оплакивая судьбу туфель, девушка побрела по дну навстречу берегу. Вдалеке покачивалось несколько туземных лодок — их борта в лучах закатного солнца отливали золотом, но людей не было видно, потому она не звала на помощь.

Уровень воды повышался неуклонно и равномерно. Шум волн, доносившийся из открытого океана, напоминал дыхание великана. Всего несколько минут назад Эмили шагала по суше, а теперь вокруг колыхалось море.

Вдруг она заметила человека, он двигался навстречу, рассекая волны и неотступно глядя на девушку. Когда вода дошла ему до пояса, он поплыл и очень скоро очутился рядом с Эмили. Это был Атеа.

Он ни о чем не спрашивал, просто взял ее руки и сомкнул вокруг своей шеи.

Впервые в жизни Эмили была так близко к мужчине, вообще к кому бы то ни было, близка и вместе с тем далека, ибо этот человек был другим, непохожим ни на одного из знакомых ей людей.

От его тела исходил жар, ощутимый даже в воде, оно казалось обтекаемым, словно тело дельфина, его кожа была упругой и гладкой. Внезапно Эмили вспомнила, что говорил отец: никто не смеет прикасаться к вождю, это табу.

Каким бы сильным ни было потрясение, очутившись на берегу, она нашла в себе силы промолвить:

— Вы спасли меня. Благодарю вас.

Эмили была уверена в том, что не получит в ответ ни слова, однако Атеа произнес на ее языке:

— Я знал, что ты любишь гулять на закате. Я наблюдал за тобой. Когда ты снова пойдешь на берег, я тоже приду.

— Зачем? — вырвалось у нее.

— Я так хочу.

Эмили подумала, что Атеа добавит: «Это мой остров», но больше он ничего не сказал.

Он так пристально и властно смотрел на нее, что она невольно опустила глаза и смущенно проговорила:

— Мои туфли совсем развалились от соленой воды.

— Ты можешь ходить так, как мы: босиком.

— Нет, не могу, — возразила она и вздрогнула от неожиданности, когда Атеа нагнулся и дотронулся до ее ступни.

— Да, ты другая. Нежные ноги, кожа белая, словно ядро кокосового ореха, светлые волосы и глаза. Я удивляюсь, как ты еще не растаяла под нашим солнцем, как медуза!

Эмили улыбнулась. Почему-то ей не было стыдно от того, что рядом с ней на песке сидит полуголый мужчина, что ее платье намокло и облепило тело, а с волос капает вода. Она чувствовала, что хотя Атеа и удивляется ей, он воспринимает ее такой, какова она есть.

— Завтра я приду сюда на закате, — повторил он. — Мне тоже нравится гулять по вечерам.

— Но ведь для вас закат означает смерть, страну, куда возвращаются духи, — заметила Эмили.

— Закат предваряет ночь, время, когда на земле властвуют боги, — сказал Атеа и добавил: — Высшие существа не должны бояться смерти.

Он поднялся на ноги, и Эмили смотрела на него снизу вверх. Ей вновь пришла мысль о том, что если б она была Богом, то сотворила бы первого человека таким, как этот полинезийский юноша. Не боящаяся солнца кожа, твердые мускулы и гибкие конечности, ни капельки лишней плоти, густые волосы, широко расставленные миндалевидные глаза и четко очерченные мягкие губы. А главное — умение властвовать над собой и другими людьми.

Она вдруг поняла, что Атеа держался уверенно и раскованно не потому, что был арики, и не оттого, что обладал необыкновенной красотой или сильной маной, а потому что он это он.

В этот миг в ее душе что-то перевернулось, и она покорно ответила:

— Я буду ждать вас здесь.

На следующий день Эмили долго думала над тем, что надеть, а потом поняла, что Атеа не волнуют ее европейские наряды. Она задалась вопросом, не является ли эта встреча свиданием, и успокоилась, сказав себе, что, конечно же, нет.

К ее удивлению, Атеа пришел в длинной белой одежде из лубяной материи, которая очень шла ему и делала его похожим на языческого бога.

Они побрели по песку, вдоль кромки воды, пена которой в лучах заката казалась кроваво-красной. Хотя солнце еще не село, с противоположной стороны неба уже взошла луна, похожая на огромную серебряную тарелку.

Влажный ветер доносил запах прелых кокосовых орехов, бугенвиллеи и гибискуса. На фоне высокого чистого неба очертания гор казались удивительно недосягаемыми и красивыми.

Задрав голову, Эмили вглядывалась в созвездия Южного Креста. Она первой нарушила молчание:

— Отец сказал, что вам известно о звездах все.

— Что можно знать о бесконечном? Звезд очень много, и они подвешены в небесном пространстве, как и Земля, — сказал Атеа и вдруг спросил: — Что находится за горизонтом? Ведь ты приплыла оттуда! Мне всегда казалось, что там можно найти то, что мы порой видим во сне.

— То же самое думала я о ваших краях!

— Я сразу понял, что ты приехала сюда вовсе не для того, чтобы изучать наши обычаи, как твой отец.

— Нет, не за этим. Я искала рай.

Атеа остановился. Лунный свет скользил по его коже и высвечивал глубину темных глаз.

— Почему даже любящий свою землю человек всегда ищет чего-то другого? Почему никто не понимает, что мы носим в себе все наши радости и несчастья и множество разных миров!

Эмили затаила дыхание. Она всегда мечтала поговорить о таких вещах, но никогда не думала, что найдет подходящего собеседника в лице полинезийца, которого любой из ее соотечественников счел бы дикарем.

— Человек несовершенен.

Атеа покачал головой.

— Бог сотворил человека, а человек творит себя, — заметил он. Поднял с песка большую витую раковину и, приложив ее к уху, сказал: — Прежде чем приступить к созданию мира, бог Тане несколько тысячелетий плавал в раковине по невидимому океану, познавая свою сущность.

— Я пытаюсь прислушиваться к себе, — промолвила Эмили, — но не все в моей власти. Скажем, скоро мне придется уехать, и я ничего не могу с этим поделать.

— Когда-нибудь ты вернешься на наши острова?

— Не думаю, — ответила она, не сдержав вздоха.

Он догадался:

— Вы с отцом небогаты?

— Скорее, бедны. Нам хватает на скромную жизнь, но путешествия обходятся слишком дорого. Пока что отцу, пусть и с огромным трудом, удавалось находить людей, которые ему помогали, но в последнее время в нашей стране произошло столько революций и войн, что мне кажется, больше нам никто ничего не даст.

— Расскажи мне о своем мире, — попросил Атеа.