Внезапно Оливия вспомнила, что уже слышала нечто подобное раньше.

Это произошло много лет назад, задолго до того, как она перебралась на запад. Она снимала квартиру недалеко от психиатрической больницы, привлеченная дешевой платой за жилье. Ей требовалось немного времени, чтобы понять, почему плата была такой низкой: уже через неделю после того, как она въехала, до нее стали доноситься крики из лечебницы, расположенной по соседству. Выглянув как-то из окна, Оливия увидела на тщательно огороженном балконе четвертого этажа женщину. С нечесанными волосами, в одном лишь пальто, надетом поверх ночной сорочки (хотя была середина зимы).

Женщина стояла у мощного металлического ограждения, подобно зверю в клетке. Пальцы ее сжимали холодный металл, губы были вытянуты, лицо исказила болезненная гримаса. Зародившись глубоко внутри, из горла вырвался страдальческий крик, смешанный с ужасом и гневом, как и тот, который Оливия только что расслышала за шумом ветра в Сугарлоафской долине.

Нечеловеческий, и тем не менее изданный тем, кто является — или когда-то был — человеком.

Предостережение, испуганно произнесенное Джилли Мартин, вновь эхом отозвалось в сознании Оливии: «Что-то страшное происходит там, наверху».

То, что убило по крайней мере четырех человек.

И то, что было уже не высоко в горах, а спустилось вниз, в долину.

Оливия огляделась вокруг. Хотя чувствовалось, что ветер наконец начал стихать, по-прежнему шел густой снег, а поднятая поземкой снежная пыль, смешиваясь с новыми хлопьями, падающими с неба, уменьшала видимость до нескольких ярдов. Затерянная в снежном водовороте, она ощутила приступ страха.

А что если страдающее существо, издавшее этот крик, от которого кровь стынет в жилах, уже учуяло ее запах, подбирается все ближе и ближе, выслеживает ее?

Усилием воли она отмела прочь свои страхи. Оно может не знать о ней, так же, как и она сама не подозревала о его существовании всего лишь несколько секунд назад.

Но когда леденящий душу вой вновь эхом отозвался в ее сознании, женщина подумала, а мог ли издавший его вообще понимать что-либо, выходящее за рамки его собственного разума, или он находился в таком кромешном аду, из которого ему никогда уже не выбраться.

Сильный порыв ветра подстегнул ее. Оливия ускорила шаг и добралась наконец до каменных колонн, установленных при въезде на ранчо Эль-Монте. Но когда она миновала перегородку для скота и вышла на узкую подъездную дорогу к дому, петлявшую между высокими деревьями, стволы которых были окружены густой порослью молодняка, страх вновь вернулся к ней. Существо, исторгавшее нечеловеческий крик, сейчас могло находиться совсем рядом, лишь в нескольких футах.

А это означало, что у нее будет не больше секунды, чтобы отразить возможное нападение.

Сняв с плеча дробовик, ветврач спустила его с предохранителя и загнала патрон в патронник.

Держа ружье обеими руками, она медленно шла вверх по подъездной дороге, упорно сопротивляясь снежной буре, а лес, казалось, сомкнулся вокруг нее.

Она не сделала и трех шагов, когда услышала какое-то движение в кустах, слева от себя. Она резко повернулась, подняла дробовик, но ничего не увидела.

Ничего, кроме плотной белой завесы, которая неслась перед глазами в стремительном водовороте и едва не ослепила ее, когда она, напрягая зрение, пыталась понять, откуда шел звук.

Когда она вновь услышала его (на сей раз ближе), то все равно ничего не увидела. Оливия повернулась и побежала, забираясь все дальше в лес, ее решение не уходить с дороги исчезло перед лицом невидимой опасности.

Мгновение спустя потревоженный ею олень выскочил на дорогу и грациозными прыжками быстро понесся в сторону шоссе через снежные заносы. А Оливия, исчезнув в пурге, заблудилась.

Марианна ворвалась в дом через заднюю дверь и захлопнула ее за собой, онемевшие пальцы искали замок. Сотрясаясь всем телом, она обернулась и закрыла дверь на цепочку, затем бросила взгляд за окно, в непроницаемую снежную белизну.

Было ли там какое-то движение?

Что-то шевельнулось, едва мелькнув у нее перед глазами, и вновь исчезло в снегопаде, еще до того, как она успела разглядеть.

— Что это, мама? — спросила Алисон, голос ее дрожал. — Где Логан? Что это был за звук?

Едва Алисон произнесла имя своего брата, Марианна почувствовала, как слезы затуманили глаза, но она заставила себя сдержаться, не в силах сообщить дочери прямо сейчас, что Логан погиб.

— Не знаю, — произнесла она, на мгновение прильнув к двери и призвав на помощь все свое мужество. — Там, снаружи, кто-то есть, Алисон. Мне показалось, я заметила его сейчас. — И вдруг она вспомнила, что одежда ее испачкана кровью, Алисон увидит пятна, как только она повернется. — Он убил Сторма, Алисон. Он там, во дворе. Я... — Голос ее дрогнул, и она в конце концов обернулась.

Алисон какое-то мгновение пристально смотрела на нее, и Марианна поняла: вопреки словам и твердому намерению ничего не говорить дочери о смерти Логана, о случившейся трагедии можно было прочитать по ее лицу.

В глазах у Алисон заблестели слезы, и она затрясла головой, не веря, не принимая страшной правды.

Марианна подошла к дочери, обвила ее руками и крепко прижала к себе.

— Ничего не говори, — прошептала она. — Только не сейчас. Если ты скажешь хоть слово, я не выдержу. Мы ничем не можем помочь ему, милая. Абсолютно ничем.

— О, мамочка, — простонала Алисон, горло будто сдавило железными тисками. — Что происходит? Что же нам делать?

— Не знаю, — откликнулась Марианна.

Внезапно она уловила краем глаза мимолетное движение и обернулась, чтобы посмотреть. В окне, расположенном над раковиной, что-то промелькнуло.

Лицо...

Нет, не лицо — ничего подобного ей не приходилось видеть прежде.

Оно исчезло, не успев запечатлеться в ее сознании. Но она продолжала смотреть на пустое сейчас окно, и память ее удерживала глаза.

Узкие, дикие глаза, блеснувшие за окном, в них отразился горевший в кухне свет.

Взгляд этих глаз был прикован к ней, они буравили ее, наполняя ужасом.

— Помоги мне, — произнесла она, в голосе появились решительные, твердые нотки. — Не задавай никаких вопросов, просто делай то, что я говорю! — Она бросилась отодвигать от массивного дубового кухонного стола стулья и попыталась забаррикадировать им дверь. — Помоги мне! — снова крикнула Марианна, голос ее, прорвавшись сквозь страх и горе, парализовавшие Алисон, вернул девочку к жизни. Она бросилась к матери, и они вдвоем придвинули стол к двери.

— Кто это, мама? — умоляюще спросила Алисон. — Кто это там, на улице?

— Не знаю, — откликнулась Марианна, голос ее дрожал. — Я видела... кто-то заглядывал в окно, Алисон. Я едва разглядела его, но... — Она вздрогнула, вновь вспомнив жуткие узкие глаза, смотревшие на нее через стекло. — О Боже! Стол не выдержит! — Мысли ее путались, она пыталась придумать что-то — хоть что-то, — что могло бы защитить ее дом. Но слишком много было окон, слишком много дверей.

Ружье!

— Живее! — крикнула она. Повернувшись, выбежала из кухни и понеслась через столовую и гостиную в кабинет. Она замешкалась около шкафа, где хранилось ружье, пока не вспомнила, что он заперт!

Ключ!

Где ключ?

Бросилась к письменному столу, с силой рванула на себя средний ящик, так что он выскочил из пазов. Содержимое посыпалось на пол к ее ногам: множество ручек, карандашей, скрепок и других канцелярских принадлежностей, хранившихся в ящике письменного стола. Она упала на колени, трясущимися руками разгребая раскиданные в беспорядке предметы, и наконец нашла, что искала.

— Открой шкаф! — приказала она Алисон, перебросив дочери ключи, а сама кинулась выдвигать другие ящики, разыскивая коробку с патронами, которую убрала подальше, после того как Оливия провела с ней занятие по стрельбе.

Она нашла коробку, а когда открыла, глаза ее расширились: там осталось лишь два патрона. Зажав их в руке и отбросив пустую коробку в сторону, она подбежала к Алисон и выхватила из шкафа ружье, едва та успела отпереть дверцу.