В этот раз Магнус сошел не в самом центре города, а на окраине, возле супермаркета. Озеро Кликимин-Лох замерзло; два лебедя кружили над ним в поисках полыньи. На дорожке, ведущей к спортивному центру, показался бегун.

В супермаркете Магнусу нравилось. Его там все восхищало: яркий свет, красочные вывески, широкие проходы, изобилие на полках. В супермаркете никто ему не докучал, никто его не знал. Иногда любезная кассирша, пробивая его покупки, заговаривала с ним. В ответ он улыбался. И вспоминал те времена, когда все с ним здоровались по-доброму. Закончив с покупками, он шел в кафе и позволял себе чашку сильно разбавленного молоком кофе и что-нибудь сладкое – пирожное с абрикосовой начинкой и ванилью или кусок шоколадного пирога, такой сочный, что есть его можно только ложкой.

Но сегодня на кофе времени не было – он торопился домой. И уже стоял на остановке, поставив два пакета с покупками на землю. Несмотря на солнечную погоду, кружил снег, мелкий, как сахарная пудра. Ему припорошило пальто и волосы. Автобус пришел пустым, и Магнус сел подальше, в конец салона.

Минут через двадцать, на полпути, вошла Кэтрин. Магнус заметил ее не сразу: протерев кружок на запотевшем стекле, он смотрел на улицу. Магнус слышал, что автобус остановился, но слишком задумался. Однако вскоре что-то заставило его обернуться. Может, знакомый голос – Кэтрин покупала билет. Правда, он не отдавал себе в этом отчета. Подумал, что это духи – когда девушки заглянули к нему в новогоднюю ночь, на него повеяло точно таким же ароматом, но так же не может быть, верно? Ведь Кэтрин только вошла, а он сидел в самом конце – слишком далеко. Магнус вытянул шею, принюхиваясь, но не почувствовал ничего, кроме вони дизельного топлива и запаха влажной шерсти.

Он не ждал, что девушка поздоровается с ним или хотя бы кивнет. Увидел – и то радость. Они понравились Магнусу обе, но Кэтрин по-настоящему заворожила. В ее волосах он заметил все те же блестящие синие пряди, но теперь она была в широком сером пальто до пола, на материи капельки растаявших снежинок, подол чуть запачкался. Еще на ней был алый, как свежая кровь, шарф ручной вязки. Кэтрин выглядела усталой, и Магнусу стало любопытно: к кому это она ездила? Девушка его не заметила. Она не прошла дальше, а плюхнулась прямо на переднее сиденье – казалось, совсем без сил. Магнусу с его места было плохо видно, но он вообразил, что она закрыла глаза.

Кэтрин сошла на его остановке. У выхода он задержался, пропуская ее вперед, но она как будто его не замечала. Впрочем, неудивительно. Наверняка для нее все старики на одно лицо, как для него – туристы. Однако на нижней ступеньке Кэтрин вдруг обернулась. Узнав его, она чуть улыбнулась и протянула руку, помогая ему сойти. И, хотя рука ее была в шерстяной перчатке, Магнус затрепетал. Отклик собственного тела его удивил. Он понадеялся, что девушка ничего не почувствовала.

– Здравствуйте! – вымолвила она.

Магнусу снова вспомнилась тягучая черная патока.

– Уж вы простите, что тогда к вам ввалились. Мы вас не очень побеспокоили?

– Какое там, совсем нет! – От волнения у Магнуса перехватило дыхание. – Наоборот, я рад, что вы заглянули.

Кэтрин разулыбалась шире – как будто он сказал что-то забавное.

Какое-то время они шли молча. Магнус досадовал, что не знает, о чем бы заговорить. В ушах стучало – так бывало с ним, когда слишком долго прореживал репу, вцепившись в тяпку на огороде на солнцепеке.

– А нам завтра снова в школу, – вдруг сказала Кэтрин. – Каникулы закончились.

– Тебе там нравится?

– Не-а. Скукота!

Магнус не мог придумать, что ответить.

– Мне в школе тоже не нравилось, – наконец нашелся он и, желая поддержать разговор, спросил: – А куда ты ездила этим утром?

– Не утром – вчера вечером. Была не вечеринке и осталась на ночь у друзей. Потом меня подвезли до автобусной остановки.

– А Салли с тобой не поехала?

– Нет, ее не отпускают. У нее родители очень строгие.

– И что вечеринка, удалась? – Ему действительно было интересно, сам он давно уже нигде не бывал.

– Ну, как сказать…

Магнус пожалел, что девушка вдруг замолчала. Ему показалось, ей есть о чем поговорить. Может, она даже поведала бы ему какую-нибудь тайну.

Тем временем они дошли до поворота, где их дороги расходились – дальше ему было вверх по склону холма, – и остановились. Магнус надеялся, что Кэтрин продолжит разговор, но она молчала. Он заметил, что в этот раз ее глаза не были накрашены, только подведены черным, и подводка смазалась, как будто ее оставили на всю ночь. В конце концов Магнусу пришлось заговорить первым.

– Может, зайдешь? – спросил он. – Хлебнем для сугреву. А то, может, чайку?

Он и не надеялся, что девушка согласится – не то воспитание. Наверняка ей с детства внушили, что отправляться одной в гости к чужим людям нельзя.

Кэтрин глянула на него, обдумывая приглашение.

– Вообще-то, для выпивки рановато, – сказала она.

– Тогда чайку? – Магнус почувствовал, как губы растягиваются в глуповатой ухмылке, которая всегда так раздражала мать. – А к чаю – шоколадное печенье.

Он начал взбираться по тропинке к дому, уверенный, что она следует за ним.

Входную дверь он никогда не запирал, а теперь распахнул и придержал, пропуская девушку. Пока Кэтрин, стоя на коврике, отряхивала снег с сапог, он глянул по сторонам. Все тихо. Никто их не видел. Никто не знал, что в гости к нему заглянула такая красавица. Она – его сокровище, воронушка в его клетке.

Свою машину Фрэн Хантер использовала только для дальних поездок. Она слышала о глобальном потеплении, и ей было не все равно. Обычно она ездила на велосипеде со вторым сиденьем для Кэсси; велосипед Фрэн погрузила вместе с остальными вещами, когда переправлялась на пароме «Нортлинк». Она гордилась тем, что путешествовала налегке – велосипед в ее багаже был самой громоздкой вещью. Однако в такую погоду на двух колесах далеко не уедешь. Собирая Кэсси в школу, она натянула на нее комбинезон, поверх – куртку, на ноги – высокие резиновые сапоги с зелеными лягушками. И усадила на санки. Настало пятое января – первый учебный день после каникул.

Вышли они еще затемно, свет едва забрезжил. Помня, что миссис Генри отчего-то ее недолюбливает, Фрэн постаралась прийти вовремя. Не хотелось ловить на себе многозначительные взгляды, видеть вопросительно поднятые брови других мамаш, судачивших о ней у нее же за спиной. Кэсси в новой школе и без того непросто.

Фрэн снимала небольшой дом у самой дороги на Леруик. Неподалеку стояла строгая кирпичная часовня, на фоне которой домик казался низким и неприметным. В нем было три комнаты; простенькую ванную пристроили к задней части дома позднее. Мать с дочерью почти все время проводили в кухне, неизменной со времен постройки дома. Там стояла печь, которую топили углем – раз в месяц его привозили из города на грузовике. Электрическая плита тоже имелась, но Фрэн предпочитала печь – как-никак романтика. Приусадебный участок к дому не прилагался, хотя когда-то наверняка составлял с домом одно целое. В туристический сезон домик сдавали, так что к Пасхе Фрэн должна была определиться насчет их с Кэсси будущего. Хозяин дал понять, что готов продать дом. Да и она уже начала привыкать к новому месту, подумывала, как обустроит свое рабочее место. В спальне кроме обычных окон с видом на Вран-горку были еще два больших мансардных окна. Подойдет под студию.

Темнота постепенно сменялась серыми предрассветными сумерками; разговорчивая Кэсси сыпала вопросами, и Фрэн отвечала, однако в мыслях была далеко.

Они обогнули насыпь возле Взгорка, и тут взошло солнце, прочертив на снегу длинные тени; Фрэн остановилась полюбоваться видом. Обзор был до самого мыса. «А все-таки хорошо, что вернулась, – подумала Фрэн. – Где же ребенку и расти, как не здесь». Только сейчас она поняла, до чего нелегко далось ей это решение. С ролью лихой матери-одиночки она так свыклась, что сама в свою лихость чуть не поверила.