Взглянул на часы, Как быстро бежит время. Надо торопиться. Хочется посмотреть, как идут занятия в других экипажах, как танкисты готовятся к предстоящим боям.
На башне танка надпись «Комсомолец». Подхожу к танкистам. Кто-то крикнул:
— Смирна-а!
Солдаты гасят самокрутки, переминаются с ноги на ногу.
— Перерыв у нас, товарищ подполковник, — докладывает лейтенант. — Не ожидали вас, — и офицер скомандовал:
— Приступить к занятиям!
Один из солдат схватил учебный снаряд, ловко забрался на броню и тут же скрылся в машине. Ствол пушки начал описывать круги.
— Тренируемся мы, учимся устранять задержки.
— Добро, — сказал я. — Кто же у вас в экипаже?
Через минуту танкисты окружили меня. Интересуюсь, как идет учеба, чем занимаются в свободное время, как питание. Рослый лейтенант выжидающе смотрит на меня. Вижу, грустит почему-то офицер.
— Невеста пишет?
— Никак нет, товарищ подполковник. Дивчина-то там, в неволе. Из Полтавской я. Фамилия моя Любивец, Иваном зовут.
Иван Любивец — сын полтавского хлебороба. В начале войны семнадцатилетним пареньком пошел добровольно в армию, а по окончании военного училища был направлен в Челябинскую бригаду.
— Кисет ее, моей коханой. Закурите.
Иван протянул мне расшитый кисет. Закурили.
— Надо быстрее вызволять Украину, — задумчиво произнес танкист.
Я продолжал разговор.
— Нам, товарищи, придется освобождать от нечисти многие города и села нашей страны. И не только Украину, но и полностью вышвырнуть непрошеных врагов с родной советской земли. Впереди бои. Так давайте серьезно готовиться к схватке с немецко-фашистскими захватчиками.
Люди, преисполненные чувством долга перед Родиной, выражали свою готовность в предстоящих боях сражаться до последней капли крови, до последнего дыхания, говорили, что уральцы не посрамят славы русского оружия.
Побывал я у стрелков, разведчиков, зенитчиков. Июльский день угасал. Солнце посылало прощальные лучи. Я присел возле своей палатки на траву, уже отдававшей прохладой. Легкий ветерок шелестел ветками сосен, беззаботно стрекотали кузнечики, где-то заливался соловей.
Лились звуки баяна. Добровольцы отдыхали. Приятный тенорок выводил:
Мне в холодной землянке тепло
От твоей негасимой любви.
Утром на небольшом плацу, зажатом рослыми соснами, выстроился личный состав бригады. Иду по росистой траве. Навстречу начальник штаба подполковник Кременецкий, четко рапортует:
— Товарищ подполковник, личный состав вверенной вам бригады построен.
На правом фланге ветер треплет боевое знамя — знамя 244-й Челябинской добровольческой танковой бригады. Рядом офицеры управления. Я вышел вперед.
— Здравствуйте, товарищи!
— Здравия желаем, товарищ подполковник!
Первый танковый батальон, второй, батальон автоматчиков, минометная рота, зенитно-пулеметная рота, 76-миллиметровая батарея, саперы, ремонтники, медики.
— Здравия желаем, здравия желаем, — несется в ответ на приветствие.
Я вглядываюсь в лица подчиненных. В основном — безусая молодежь. Есть люди и постарше. Солдаты строгие, подтянутые. В новом обмундировании. Поблескивают вороненые стволы автоматов.
Обход закончился. Теперь строевым шагом идут батальоны. С песней, как на параде. Высоко вскинув головы, четко печатают шаг добровольцы первого и второго танковых батальонов. Ровными рядами идут автоматчики, артиллеристы, минометчики. Придерживая сумки с красным крестом, прошли медики…
А затем встреча с заместителями, начальниками служб, с теми, кто отвечает за материальное обеспечение личного состава бригады.
Подполковник Кременецкий представил мне начальников служб, своих заместителей. На груди у многих офицеров боевые ордена и медали. Большинство из присутствующих почти с первых дней войны на фронте, имеют хороший боевой опыт. Коротко и я рассказал о себе.
— Воевать нам вместе, — подытожил я разговор. — Пусть каждый по своей службе сделает все, чтобы личный состав был обут, одет, хорошо накормлен, подготовлен к предстоящим боям. Люди нам верят, их доверием надо дорожить.
Направляюсь в политический отдел. Небольшой деревянный домик утопает в зелени. Подполковник М. А. Богомолов на слова скуп, в оценке людей сдержан:
— Сам толком еще с ними не знаком. И месяца нет, как они к нам прибыли. Но, кажется, люди подобрались неплохие. С утра до ночи в войсках пропадают: и в атакующей цепи наступающих бывают, и на стрельбище, и на полигоне. В солдатских палатках по вечерам беседы проводят, организуют читки сообщений Совинформбюро, проводят другие мероприятия.
Длинный стол, за которым заняли места офицеры, прикрыт обрывками газет. Время дорого, и я без всяких предисловий перешел к делу. Рассказал о задачах, стоявших перед политработниками.
Постепенно разговорились. Речь шла о формах партийно-политической работы в боевой обстановке, о том, что еще нужно сделать для воспитания у добровольцев высоких морально-боевых и политических качеств. Среди личного состава бригады — более 80 процентов коммунистов и комсомольцев. Мы тут же договорились о датах проведения партийных и комсомольских собраний. Я с охотой согласился сделать там доклады.
На следующий день приехал на учебное поле в район занятий. Командир батальона автоматчиков капитан Голубев доложил обстановку, показал, где проходит исходная позиция для наступления, проводил меня к воинам. Солдаты усердно отрывали окопы, хода сообщений, тщательно маскируя свое месторасположение. Мы подошли к пулеметчику. Он вскочил:
— Рядовой Громов.
Я спрыгнул в окоп. Впереди лежащая местность просматривалась хорошо.
— Ваша задача?
Солдат предельно четко изложил свою задачу, назвал ориентиры, сигналы атаки, номер танка, вслед за которым он должен продвигаться, а в случае надобности, сесть на его броню.
— Молодец!
Мы с командиром батальона переходили от солдата к солдату. В основном инженерные работы были выполнены неплохо. Однако на отдельных участках хода сообщений оказались неглубокими.
— Надо глубже зарываться в землю, приучить людей к этому, — посоветовал я капитану и поинтересовался, сколько дней батальон занимается в этом районе.
— Третий.
— Пора уже по-настоящему оборону оборудовать, — сказал я комбату. — Если такие темпы будут в бою, потерь не оберемся. Надо учиться и наступать, и обороняться.
Наш разговор прервал командир второго танкового батальона капитан В. А. Федоров. Он доложил, чем занимается одна из его рот, приданная батальону автоматчиков, показал, где расположились танкисты.
— Аппарели отрыли?
— Так точно, — доложил капитан.
Я взглянул на часы. Скоро атака. С наблюдательного пункта хорошо просматривалась местность. Поле, местами заросшее кустарником, было изрыто окопами, траншеями.
Раздался мощный гул танковых двигателей. По замыслу артиллерийская подготовка ужа проведена. Боевые машины вышли из леса и устремились вперед. Как только они прошли траншею, из нее проворно начали выскакивать автоматчики, пулеметчики, расчеты противотанковых ружей, или, как их называли, пэтээровцы. Прокатилось дружное «ура».
Начало хорошее. Прижимаясь к танкам, пехотинцы открыли огонь со всех видов оружия. Но постепенно расстояние между автоматчиками и танками начало увеличиваться. Через минуту-другую этот разрыв составил более двухсот метров. В бою — гиблое дело. Противник немедленно отсечет пехоту, вмиг расправится с танками. Так не пойдет.
Командир второго танкового батальона, стоявший возле меня, ликует:
— Вот так скорость, молодцы танкисты!
Я приказал приостановить атаку. Капитан В. А. Федоров недоуменно смотрит на меня, разводит руками: мол, не вижу причины. Но, видя мой суровый взгляд, бросается к радисту. Что-то кричит ему на ухо, прикрытое шлемофоном.
Танки, словно нехотя, поворачивают назад, утюжа зыбкий грунт. Вслед за ними возвращаются пехотинцы.