— Вот здесь был центральный универмаг, а выше виднеются обгорелые стены оперного театра, — говорит товарищам сержант Иван Романченко. — А это мы выходим на Крещатик. До войны я не раз бывал в Киеве, рядом жил, на Полтавщине.

Мостовые исковерканы снарядами, вздыблены трамвайные рельсы, кучи битого стекла, кирпича. Жирная белая надпись: «Мин нет». Покосились вывески магазинов, сыро, холодно, неуютно.

Встречаются пешеходы: худые, оборванные, голодные. К солдатам подбегает мальчишка. На ногах — не по размеру большие галоши. Кто-то дает парнишке хлеб, кусочки сахару. Невесть откуда в этот предвечерний час появилась целая ватага детей. Они окружили остановившиеся машины, о чем-то толкуют с солдатами. Доносятся обрывки детских голосов: «Дядя, немцев идешь бить?»

От Киева путь ведет на запад. Марш совершали темной ночью. Валит мокрый снег, сырой, промозглый ветер пробирает до костей. Зябко кутаясь в воротники шинелей, солдаты тихо переговариваются между собой. Кто-то зло ругает погоду, в сердцах говорит:

— Ну и слюни распустила зима. Не то, что у нас на Урале.

— А ты не хай ее, уже поздно, сегодня первое марта — весна, — отозвался чей-то веселый голос.

На рассвете остановились на небольшом полустанке. Здесь предстояло получить продовольствие, боеприпасы, боевую технику — танки, автомашины. Подошел эшелон, на платформах которого были укреплены скрытые серым брезентом танки. Разгружаться будем вечером, под покровом ночи.

Мы, конечно, в те дни не знали, что Советское Верховное Главнокомандование решило развернуть в начале марта широкое наступление силами 1, 2 и 3-го Украинских фронтов с целью завершить освобождение Правобережной Украины. Не знали об этом и в штабе командующего южной группой немецких армий. Немцы полагали, что советским войскам понадобится определенное время для осуществления крупной перегруппировки сил фронтов.

А тем временем в сторону фронта шли составы с боевой техникой, боеприпасами, горючим, продовольствием. До начала наступления оставались считанные дни. За это время надо было в строжайшей тайне подтянуть войска на исходные позиции для наступления, разведать оборону немцев, подвести к линии фронта в весеннюю распутицу десятки тысяч тонн боеприпасов, горючего продовольствия.

И уже не спали офицеры штаба фронта, производя расчеты на столь крупную операцию. Не до отдыха было и нам, воинам бригады. Едва стемнело, как мы приступили к разгрузке танков. Сброшены брезенты, и танк за танком спускаются с платформ.

Ко мне подбегает командир третьего батальона капитан Маслов.

— Что случилось?

— Во танки! — восклицает комбат. — Модернизированные, с новой 85-миллиметровой пушкой. Вы посмотрите, что творится в экипажах. От радости люди пляшут.

И впрямь, вдоль колонны танков веселье, смех, пляска. Да, о таких танках мы давно мечтали, и в 1941 году, и во время сражений у стен Сталинграда, и на Курской дуге. И вот они новенькие ««тридцатьчетверки».

С «тридцатьчетверкой» у меня связано много. Трудно сосчитать, сколько дней и ночей я провел в этой машине. Машина обладала многими замечательными качествами: высокоманевренна, подвижна, быстроходна. Ей не страшны ни распутица, ни водные преграды, ни заболоченные участки. Для нее — все пути проходимы. К тому же, танковый двигатель в любое время готов к действию. И конечно, огневая мощь великолепна. А тут еще 85-миллиметровая пушка. Здорово!

Танки с затемненными фарами передвигаются на юго-запад. Впереди где-то должен быть город Острог, а рядом линия фронта. С этого рубежа нам и предстоит снова начать боевые действия, изгоняя с родной земли гитлеровских захватчиков.

Меня на какое-то время задержали в штабе корпуса, полковник А. Б. Лозовский, заменивший полковника Еремеева, уточнил район сосредоточения, просил поторопиться с выходом на указанный рубеж.

Да и нам хотелось скорее совершить марш. Но с нашим желанием не считалась погода. Зима в тот год выдалась капризной, мокрой. Нередко шли дождевые ливни вперемешку со снежными вихрями. Чернозем превратился в непролазное болото. По полевым дорогам нельзя было, как говорят, ни проехать и ни пройти. И как бы то ни было, а фронт требовал свое. На юг и юго-запад потянулись мощные грузовики и тотчас беспомощно увязли в раскисшем грунте. Пехотинцы, с трудом переставляя облепленные густой грязью сапоги, подталкивали машины, груженные в основном боеприпасами и горючим. Тянули на лямках 45- и 57-миллиметровые пушки, на себе несли снаряды, ящики с патронами.

Только танки уверенно продвигались вперед, хотя и они подчас застревали на обочинах дороги.

Распрощавшись в штабе корпуса с товарищами, я поспешил в бригаду. «Виллис» сильно бросает из стороны в сторону. При объезде груженых машин, застрявших в грязи, наш «виллис» тоже сел на передний и задний мосты. И плохо б нам пришлось, если бы не помогли мотострелки.

Было уже далеко за полночь, когда я нагнал танковую колонну, вытянувшуюся вдоль полезащитной полосы. На броне остановившихся машин дремали мотострелки, с ног до головы облепленные грязью.

Первым, кто нам встретился, оказался командир первой роты автоматчиков. Открыв дверцу кабины, я подозвал к себе старшего лейтенанта Сидорова и поинтересовался, чем вызвана остановка танков.

— Не в курсе, товарищ подполковник, это уже в который раз останавливаемся. Может, затор, — неопределенно ответил офицер.

Спешу в голову колонны. Майор Кришталь с комбатом майором Гой склонились над картой, освещенной лучом карманного фонарика.

— Должен быть перекресток дороги, где нам надо свернуть строго на юг, а его не оказалось. Куда ехать дальше — не разберусь. Вот и колдуем над картой, — невесело говорил Кришталь, вытирая обшлагом комбинезона мокрое от талого снега лицо.

— А где мы сейчас находимся?

— Как где, в районе Острога.

— Точнее.

Майор ткнул карандашом.

— Вот здесь, где проходит полезащитная полоса.

Точка, оставленная на карте, обозначала совсем другой район. Мой заместитель то ли от усталости, то ли от нервного напряжения неправильно сориентировался. До перекрестка дорог оставалось еще не менее 12—14 километров.

На рассвете танки рассредоточились в указанном нам районе. Машины маскировали в копнах прошлогодней соломы, в неубранном кукурузном поле. Было тихо, и даже не верилось, что совсем близко проходит линия фронта.

Вскоре на командный пункт приехал командир стрелкового полка.

— Гости к нам пожаловали, а мы и не ждали, — откровенно признался он. — Немец нас не трогает и мы его. Живем тихо, мирно. Признаться, и людей у меня маловато. По пальцам можно сосчитать солдат и сержантов в ротах. Худо и с боеприпасами, и с продовольствием. Дороги вон как раскисли — не подвезешь.

Полковник хорошо был осведомлен об обороне немцев. Он указал, где вдоль дороги расставлены фашистские танки. Начальник штаба подполковник Я. М. Баранов нанес на карту расположение отдельных огневых точек на участке нашего наступления.

К обеду меня вызвал командир корпуса. Генерал Г. С. Родин провел на карте красную стрелу. Она была нацелена на Каменец-Подольский, расстояние от которого исчислялось более трехсот километров. Это была конечная задача, а ближайшая заключалась в том, чтобы за четыре-пять дней от Ямполя Тернопольской области прорваться с севера на юг и, рассекая группировку противника, перерезать железную и шоссейную дорогу Проскуров — Тернополь и лишить немцев возможности отойти на юго-запад.

В условиях распутицы и непогоды нам предстояло вести тяжелые бои с сильной группировкой немцев: между Тернополем и Проскуровым было сосредоточено до девяти танковых и шести пехотных дивизий.

К вечеру я вернулся в бригаду. Несмотря на усталость, члены экипажей использовали короткую передышку для учебы. Они добивались согласованности в действиях каждого воина, до автоматизма отрабатывали приемы в работе на прицельных приспособлениях. Сокращали нормативы посадки в танк и высадки из него. Мотострелки учились действовать в танковом десанте, вести огонь с брони машин, взбираться на танк и спрыгивать на ходу.