Он посмотрел на записку, раздумывая, нужно ли это, но уже знал, что нужно. Необходимо было сделать что-то конкретное, чтобы отогнать беду – и он решил в какой-то момент этого тяжелого дня, сам того не зная, что не позволит Черчу бегать через дорогу.

В уме его снова встали старые мысли: кастрация повредит коту, превратит его в старого толстого лентяя, способного только спать у батареи, пока не принесут еду. Он не хотел, чтобы Черч стал таким. Он тоже по-своему любил Черча… но таким, каким он был.

Снаружи в темноте по дороге прогрохотал тяжелый грузовик, и это решило дело. Он поглядел в последний раз на доску и пошел спать.

На другое утро за завтраком Элли заметила на доске новую надпись и спросила, что это.

– Это значит, что мы сделаем Черчу маленькую операцию, – сказал Луис. – Может, ему придется на одну ночь отлучиться к ветеринару. А когда он вернется, он будет сидеть во дворе и не захочет куда-то убегать.

– И перебегать дорогу? – спросила Элли.

«Ей всего пять, – подумал Луис, – а соображает неплохо».

– Или перебегать дорогу, – согласился он.

– Угу! – сказала Элли, и больше они к этой теме не возвращались.

Луис, уже готовый к тяжелому спору на повышенных тонах, был ошеломлен легкостью, с которой она согласилась. И тут он понял, насколько она была расстроена. Быть может, Рэчел была права насчет влияния на нее этого кладбища.

Сама Рэчел, готовившая завтрак Гэджу, одарила его благодарным взглядом, и Луис почувствовал, что она оттаивает; на этот раз мир готов был вернуться. И он надеялся, что навсегда.

Позже, когда большой желтый автобус увез Элли, Рэчел пришла к нему, обняла за шею и нежно поцеловала.

– Ты молодец, что это сделал, – сказала она. – Прости, что я была такой стервой.

Луис ответил на ее поцелуй, чувствуя тем не менее некоторую неловкость. Такие заявления от нее он слышал не впервые, и обычно они значили, что она добилась, чего хотела.

Тем временем Гэдж приковылял к передней двери и стал смотреть через стекло на дорогу.

– Бус, – сказал он. – Элли. Бус.

– Как он быстро растет, – сказала Рэчел.

– Подожди, пока не будет влезать в одежу, – сказал Луис. – Тогда остановится.

Она рассмеялась, и все снова было нормально. Она поправила ему галстук и отошла, окинув его заботливым взглядом с ног до головы.

– Прошел осмотр, сержант? – осведомился он.

– Хорош, хорош.

– Да, я знаю. Но похож я на специалиста? На человека, получающего двести тысяч долларов в год?

– Да нет, все тот же старый Лу Крид, – сказала она, хихикнув. – Танцующее животное.

Луис взглянул на часы:

– Танцующему животному пора напяливать туфли и бежать.

– Ты волнуешься?

– Да, немного.

– Брось, – сказала она. – Шестьдесят семь тысяч долларов в год за перевязку, рецепты от гриппа, противозачаточные пилюли для девиц…

– Не забудь еще успокоительное, – сказал Луис, снова улыбнувшись. Одной из вещей, удививших его во время первого осмотра лазарета, были ненормально большие запасы успокоительного, скорее уместные в лазарете военной базы, чем в университете.

Мисс Чарлтон, старшая сестра, цинично усмехнулась тогда: «Наш кампус – довольно нервное место, доктор Крид. Вы еще увидите».

Сегодня он увидит.

– Удачи тебе, – сказала Рэчел, опять целуя его. Но она была серьезна. – Помни, что ты администратор, а не санитар на побегушках.

– Хорошо, доктор, – сказал Луис смиренно, и они опять рассмеялись. Какой-то миг ему хотелось спросить: «Что, опять Зельда? Она все еще сидит в тебе? Ты так и не можешь забыть Зельду и то, как она умерла?» Но он, конечно, не собирался этого спрашивать. Как врач, он знал множество вещей, и главным среди них, быть может, являлся тот факт, что смерть так же естественна, как рождение.

Так ничего и не спросив, он только поцеловал ее еще раз и вышел.

На улице потеплело, лето все еще не сдавало позиций, небо было голубым и безоблачным, температура двадцать два градуса. Луиса удивило отсутствие опавшей листвы, смотреть на которую он так любил. Но он мог подождать.

Он залез в «хонду-сивик», которую они получили от университета, и выехал на дорогу. Рэчел должна была позвонить ветеринару, договориться насчет Черча, и все это должно было отогнать прочь все эти страхи смерти и чепуху насчет Кладбища домашних животных (просто удивительно, как это засело в голове!). Ни к чему было думать о смерти в такое прекрасное сентябрьское утро.

Луис включил радио и крутил, пока не наткнулся на «Рамонес», исполняющих «Рокэвэй бич». Он прибавил звук и запел тоже – плохо, но с большим удовольствием.

Первое, что он заметил, подъехав к университету, было непривычно оживленное движение. Машины, велосипеды, мотоциклы. Он резко затормозил, чтобы пропустить два последних, мчащихся от Дунн-холла. Его всегда раздражала убежденность мотоциклистов (и велосипедистов тоже), что все должны уступать им дорогу. Один из них помахал Луису, даже не оглянувшись. Луис, вздохнув, поехал дальше.

Второй неожиданностью было то, что на маленькой стоянке лазарета отсутствовала машина «скорой помощи». Это его насторожило. Лазарет был оборудован всем необходимым для лечения почти любой болезни. В нем было три оборудованных кабинета, выходящих в обширное фойе, а наверху размещались две палаты по пятнадцать коек каждая. Однако не было операционной или чего-нибудь похожего. На случай серьезных болезней имелась машина «скорой помощи», чтобы доставить пострадавшего в медицинский центр восточного Мэна. Стив Мастертон, помощник врача, который показывал Луису лазарет, посвятил его в историю последних двух лет; не без гордости он заявил, что за это время «скорая помощь» выезжала всего лишь тридцать восемь раз… не так уж плохо, если вспомнить, что здесь более десяти тысяч студентов, а всего в университете и около него обитают до семнадцати тысяч человек.

И вот в его первый рабочий день машины не было.

Он поставил машину там, где свежей краской было написано «Место доктора Крида», и поспешил внутрь.

Он застал там Чарлтон, седеющую, но моложавую женщину лет пятидесяти, которая мерила температуру девице в джинсах. Луис увидел, что девица недавно хорошо пожарилась на солнце, кожа у нее облезала.

– Доброе утро, Джоан, – сказал он. – Где машина?

– О, у нас тут настоящая трагедия, – сказала Чарлтон, вынимая термометр изо рта девицы. – Стив Мастертон во вторник пришел и увидел под машиной громадную лужу. Радиатор полетел. Они отвезли ее в ремонт.

– Жаль, – сказал Луис, но без особого сожаления. Самое главное, машина была не на вызове. – Когда мы получим ее обратно?

Джоан Чарлтон засмеялась.

– Вы еще не знаете наших университетских мастеров, – сказала она. – Они вернут ее к Рождеству, перевязанную ленточкой. – Она поглядела на студентку. – У вас легкая простуда. Примите две таблетки аспирина и не сидите на сквозняке… особенно в баре.

Девица вышла, бросив попутно оценивающий взгляд на Луиса.

– Наш первый клиент в новом семестре, – сказала Чарлтон. Она стряхивала термометр.

– Вы, кажется, не очень-то ею довольны.

– Я знаю таких, – сказала она. – Конечно, есть и другой тип – атлеты, которые продолжают играть даже с переломом, потому что не хотят подводить команду и стремятся прослыть суперменами, даже с риском для жизни. А это мисс Легкая Простуда. – Она кивнула головой в сторону окна, где Луис увидел девицу с загаром, шествующую в направлении общежития. В лазарете она выглядела измученной болезнью, но теперь шла проворно, кокетливо покачивая бедрами.

– Наш главный ипохондрик. – Чарлтон опустила термометр в стерилизатор. – Она побывала у нас за год две дюжины раз. Особенно часто заходила перед экзаменами. За неделю или чуть позже она обязательно подхватывала грипп или пневмонию. Такие всегда заболевают, когда боятся экзаменов.

– Что-то вы сегодня строги, – сказал Луис. Однако он слегка растерялся.