Мисс Уитерспун, которая до этого больше молчала, серьезно закивала.

– Нам нужно скоро начинать учить французский, Джек, если ты хочешь сдать экзамены в Крайстчерче.

– Ох! – возмутился Джек. – Да меня не будет самое большее две недели, правда, мистер Бертон?

– Но ты должен был начать учить французский еще полгода назад, – возразила Гвинейра.

Она понимала нежелание Джека учить язык. Ее французская гувернантка в детстве доводила ее до безумия. Однако у дамы оказалась аллергия на собак, и юная Гвин этим пользовалась. К сожалению, однажды она рассказала эту историю Джеку. Поэтому мальчик прекрасно знал, что на самом деле ей вовсе не хочется заставлять его учиться.

И тут он неожиданно получил поддержку со стороны отца.

– Во время путешествия в Бленем он выучит больше, чем могла бы научить его мисс Хизер за полгода, – проворчал Джеймс.

Хизер хотела возмутиться, но он жестом заставил ее замолчать.

– Побережье, леса, киты – все это нужно хотя бы раз увидеть. Тогда появятся вопросы, а ответы уже найдутся в книгах. Вы же, милая мисс Хизер, можете воспользоваться этим временем, чтобы найти ответы и начать передавать эти знания детям маори. Им тоже нравится читать что-то еще, кроме Библии и «Сары Кру». Про китов они хотя бы понимают…

– Ура, мне разрешили, мне разрешили! Это будет здорово, мистер Бертон! Мам, пап, можно я быстренько в деревню смотаюсь, скажу Мааке? Мы увидим китов!..

Гвинейра улыбнулась, когда взволнованный мальчик выбежал из гостиной, чтобы обрадовать друга неожиданным известием. Никто не сомневался в том, что родители разрешат Мааке поехать. Маори были прирожденными кочевниками; они порадуются за мальчика.

– Но вы, мистер Бертон, будете отвечать за то, что эти двое оставят этих животных там, где им полагается быть! Я привыкла к Вете в игровой комнате, но не собираюсь привыкать к киту в пруду!

Кроме двух мальчиков, сопровождать овец собирались Энди Мак-Эрон и Покер Ливингстон. Покер с радостью ухватился за возможность развеяться; спокойная жизнь с подругой начинала надоедать ему. При этом нужно было поскорее собраться, поскольку мистер Бертон уже назначил время отъезда.

– Таким образом вы сэкономите одного погонщика, мисс Гвин, а я сразу же начну учиться обращаться с собаками.

Гвин не стала ему говорить, что Энди и Покер без труда справились бы с перегоном, имея в помощниках двух собак, – а Джеймс и вообще сам и с одной собакой. Но она не хотела омрачать ни его радости, ни радости мальчишек.

При этом Джека мучило лишь одно: что будет делать без него Глория?

– Когда меня нет, никто не слышит, как она ночью плачет, – сказал он. – Она уже почти и не плачет, но нельзя же быть уверенным…

Гвинейра бросила на Уильяма укоризненный взгляд. Вообще-то, это его забота, особенно сейчас, и он должен был заверить всех, что, конечно же, присмотрит за малышкой. Но Уильям молчал.

– Я заберу ее к нам, – успокоила сына Гвинейра.

– Может быть, наша мисс Уитерспун могла бы немного позаботиться о будущей ученице, – подколол гувернантку Джеймс.

После того как он сделал замечание относительно бесполезности ее занятий с Джеком, между ним и учительницей началась открытая война.

Хизер не удостоила его и взглядом.

– Как бы там ни было, ничего с Глорией не случится, – произнесла Гвин. – Хотя она, без сомнений, будет по тебе скучать, Джек. Возможно, ты привезешь ей фотографию кита, а потом нарисуешь во дворе, какой он большой.

Джеймс пребывал в наилучшем расположении духа, когда всадники наконец уехали, но Гвинейру, в отличие от него, не оставляло дурное настроение. Она начинала скучать по сыну, стоило ему переступить порог, и сейчас дом без него, казалось, стал совершенно безжизненным. За ужином не хватало веселой болтовни Джека, его маленькой собачки, которая постоянно ходила за ним по пятам. Ужин прошел в более натянутой обстановке, чем обычно, поскольку отношения между Джеймсом и Хизер приобрели очевидную холодность, да и Уильям не вносил особой лепты в разговор. Джеймс, чувствуя депрессивное настроение Гвин, выбрал хорошую бутылку вина и предложил жене пойти в спальню.

Гвинейра одарила его первой улыбкой за день, но тут ее отвлек молодой погонщик скота, который ухаживал за одной из лошадей в конюшне. В обычной ситуации он поднял бы Энди, но в его отсутствие предпочел не рисковать и обратился напрямую к миссис МакКензи. Джеймс и Гвин пошли вдвоем, чтобы посмотреть, все ли в порядке с кобылой.

Хизер Уитерспун воспользовалась возможностью и стянула из обычно закрытого шкафа бутылку вина.

– Идем, Уильям, хоть нам будет хорошо! – позвала она любовника, который какое-то время размышлял над тем, не нарушит ли он семейную идиллию МакКензи, если присоединится к ним. С другой стороны, он не был специалистом по болезням лошадей – да и без того провел на улице целый день, когда там вовсю поливал дождь. С него хватит.

Он слегка удивился, когда Хизер вопреки обыкновению не позвала его к себе в комнату, а уверенно направилась в комнаты, где он жил с Курой.

– Я с самого начала хотела спать в этой постели! – довольно заявила она, ставя вино на ночной столик. – Ты помнишь, как мы выбирали ее? Думаю, именно тогда я в тебя и влюбилась. У нас был одинаковый вкус, одинаковые предпочтения… в принципе, это наши комнаты, Уильям. Мы должны наконец жить в них вместе.

Все это Уильяму не нравилось. Во-первых, у него были вполне конкретные воспоминания об этой постели, но они мучили его меньше, чем мысли о наслаждении, которое доставляла ему Кура. Ему казалось, что если он будет спать с Хизер в этой постели, то осквернит ее. Хуже того, у него возникло ощущение, что он окончательно рвет таким образом со своим браком. До сих пор он оправдывал свои отношения с Хизер тем, что Кура ушла. Но теперь… теперь ему казалось неправильным вторгаться в их личные комнаты.

Но Хизер только рассмеялась и открыла вино.

– Здесь что, нет бокалов? – недоверчиво спросила она. – Неужели вам двоим никогда… – она захихикала, – не требовалось немного подбодрить друг друга?

Уильям мог бы ответить, что ему и в голову никогда не приходило помочь Куре расслабиться с помощью вина. Но потом он просто послушно принес бокалы. Какой прок в том, чтобы злить Хизер?

Как бы там ни было, он предпринял еще одну попытку к отступлению.

– Хизер, нам действительно не следует здесь… я хочу сказать, вдруг кто-то придет…

– Не будь трусом! – Хизер протянула ему бокал и сама сделала глоток. Вино было восхитительным. – Кто может прийти? Миссис Гвин и мистер Джеймс в конюшне, а Джек уехал…

– Ребенок может заплакать, – заметил Уильям. Впрочем, в этой части дома он никогда не слышал детского плача.

– Ребенок спит у миссис Гвин. Я сама слышала, как она сказала, что заберет девочку к себе. Так что оставь эти глупости, Уилл, и иди в постельку!

Хизер разделась, что, впрочем, ей не нравилось делать при свете. Обычно в своей комнате она зажигала свечи, когда они любили друг друга, и Уильяму это было только на руку, потому что, лаская тело Хизер, он по-прежнему представлял себе Куру. Но здесь она оставила горящими газовые лампы, не в силах наглядеться на комнаты, которые сама же и обставила.

Уильям не знал, что еще сказать. Он сделал большой глоток, отпив вина из своего бокала. Может быть, оно поможет ему забыть о том, что в этой комнате – тень Куры.

У лошади в конюшне оказались колики, и Гвинейра с Джеймсом долгое время пытались влить ей в рот слабительное, массировали живот, выводили ее во двор, чтобы стимулировать деятельность кишечника. Прошло больше часа – худшее было уже позади, – когда Гвинейру вдруг бросило в жар: она вспомнила, что никто в доме не заботится о Глории. Обычно можно было полностью положиться на Джека, но ни Уильям, ни мисс Хизер наверняка даже не подумают о том, чтобы присмотреть за ребенком, а Моана с Кири уже ушли, еще до того, как МакКензи позвали на конюшню.