– Кому ты звонила?

– Изе.

– Марина! Брось эти свои привычки!..

– Какие привычки? Иза – моя подруга!

– Сегодня наш день… – Он обнял меня, и я почувствовала себя первобытной женщиной, дождавшейся своего мужчину. Какое это было значимое властное чувство! Я задохнулась.

– Что ты? – Давид взял в ладони мое лицо, стал медленно целовать глаза, губы, щеки, потом какими-то потайными путями повел меня через кухню и столовую в спальню.

Я беспорядочно скинула одежду и упала в вишневые атласные простыни, в его объятия, в первобытность своего женского инстинкта…

Я медленно открыла глаза, увидела алые бархатные шторы, бронзовую люстру с хрустальными подвесками, рассмеялась:

– Дворцовое великолепие! Странная эта Ольга Григорьевна… И квартира у нее– просто лабиринт!

– Да нет, тут, в общем, все понятно. Хочешь посмотреть?

Квартира находилась в торце дома, и комнаты располагались неправильным каре: гостиная выходила на набережную, маленькая комната – в темный проулок, а все остальные – на мощеный двор монастыря с тяжелым пятиглавым собором посередине. На монастырских клумбах островками серел снег. С высокого крыльца собора медленно, крестясь и кланяясь, спускалась женщина в черном. Я подумала: если бы сейчас стала просить Бога, то только об одном. Чтобы ничего в моей жизни не изменилось.

Давид сидел в том же кресле, что и утром, читал. Я тихо подошла, присела на подлокотник. Он отложил книгу, посадил меня на колени, поцеловал в шею. Я положила голову ему на плечо и закрыла глаза, как мечтала сегодня за завтраком…

Проснулась я от того, что Давид говорил мне в ухо:

– Через полчаса… ну минут через сорок…

Оказалось, он разговаривает по телефону.

– К нам едет Сомов с Аней, – сообщил он, отключившись. – А тебе кто-то непрерывно звонит на сотовый.

Звонили конечно же дети – больше никому я не давала свой номер. Бедные… я про них и думать забыла.

К телефону подошел Денис, сурово поинтересовался:

– Ну что, все гуляешь? А Илюшка есть просит!

– Там же оставалось… – виновато пролепетала я.

– Ладно, мам, шутка. – Голос сына потеплел. – Все тип-топ. Илюшка погулял, смолотил все пирожные, я рыбки поел.

– А Олег?

– В футбол играет с ребятами. Бабушка звонила, я сказал, ты вечером будешь.

– Вот что, Денис. – Я собралась с духом. – Давид снял большую квартиру, мы теперь будем жить в ней…

– Мы – это кто? – аккуратно уточнил мой взрослый сын.

– Мы все… Соберите вещи: учебники, тетради, одежду.

– А квартира где?

– На Таганке.

– Большая? Прикольно. А когда переезжаем?

– Завтра.

– А сегодня мы одни будем?

– Ну что ты… Я бабушке позвоню.

– Ой, начнется… Руки помой, сядь прямо, так нельзя себя вести… а потом еще про тебя: матери вы не нужны.

– Когда это она говорила?

– Говорила и не такое… Давай мы лучше без нее.

Все же пришлось звонить маме.

– Ты не могла бы приехать побыть с мальчиками?

– А что случилось, Марина? Как объяснишь, что случилось?

– Мы переезжаем.

– Квартиру продаешь? Тебя обведут вокруг пальца!

– Ну что ты. Зачем мне ее продавать?

– А что? Переселяешься к Давиду?! Дети не нужны стали?! Кто ж с ними будет?! Я?

– Дети, мама, будут со мной. Просто сейчас переезд, купить кое-что надо.

– Значит, ты вышла замуж?

Я не знала, иронизирует она или говорит серьезно. Но мои мысли неожиданно подтвердились. Я вышла замуж. Этап букетов и подарков прошел не успев начаться. Наступают семейные будни… В монастыре ударили в колокол. Примерно через минуту удар повторился. Потом звуки полились чаще, я различала стремительно ускоряющуюся мелодию. Хотелось вслушиваться, казалось, колокольный звон каким-то образом связан с будущим. Заглянуть в будущее невозможно, но можно молиться, просить. Я никогда ни о чем не просила – просто жила. Значит, новая жизнь – незаслуженное да и непрошеное счастье, которое неизвестно чем может закончиться. Но так жизнеутверждающе пели колокола – в плохое просто не верилось.

Давид подошел сзади, начал целовать шею, волосы, плечи, я запрокинула голову, подставила губы, но в эту минуту бухнула входная дверь, и до нас донесся Анькин смех:

– Хозяева…

Как ошпаренные мы выскочили в прихожую.

– Ребят, ну вы даете! Так увлеклись, что дверь запереть забыли! На тебя, Дод, это совсем не похоже.

На Аньке было коротенькое, по моде, белое пальтишко, в руках она сжимала нарциссы.

– Вот поздравляю тебя, – она протянула мне букет, – как лучше сказать, с чем…

Анька, как и мать, намекала на замужество.

– Поздравь с новосельем, – среагировала я.

– А где Макс? – Давид переменил тему.

– Да там… е машиной… – Анька сняла пальто, осталась в той фиалковой —блузке и узеньких синих брючках. – Ну, Марина, показывай апартаменты.

Я повела ее на кухню, собираясь продемонстрировать все пять комнат, но Анька не проявила ни малейшего интереса, наоборот, сразу села к столу и заговорила – вполголоса, напористо и очень быстро:

– Ну, ты и заморочила голову мужику! В среду он звонит из Стокгольма: подыщи мне квартиру, четырехкомнатную, на Таганке. Я говорю: по мне, Дод, хоть стокомнатную, но ты знаешь, сколько это стоит? А он: сколько бы ни стоило… Я трубку повесила и потом только сообразила: это он для тебя. Чтобы и ты, и он, и мальчики. Так что ли?

– В общем, так.

– Странные существа мужики: родных детей бросают, а влюбятся – так чужих воспитывать готовы.

– Еще неизвестно, к чему он готов, – задумчиво возразила я.

Мысли о детях слегка пугали.

– Ну, ты счастлива?

– Господи, Аня, я даже не думала, что жизнь может так круто измениться.

– Круто в каком смысле?

– В любом. – Мы засмеялись.

– А если счастлива, что такая будничная: не одета, не накрашена?

– Так мы квартиру смотреть поехали. Договорились с хозяйкой, а потом остались здесь.

– Дод просто помешался: больше месяца в Москве не был, дел на работе навалом, а он из койки не вылезает. Ты, может, колдунья, Маринка?

– Что ты, Ань. Я сама жертва.

На кухню заглянул Макс, спокойный, приветливый, как ясное летнее утро.

– Марина, тебя можно поздравить?

– Да, с новосельем. – Я протянула ему руку – он поцеловал ее.

– Пусть у тебя будет все, что ты пожелаешь. Потом он принес пакеты с продуктами, мы с Анькой принялись накрывать на стол. В кухонном шкафу оказалось несколько невзрачных тарелок. Пришлось лезть в горку, доставать парадный сервиз.

– Будешь посуду покупать? – спросила Анька.

– Надо бы… Не есть же все время на этих трех красавицах. – Я кивнула на сервизные тарелки. – Пошлость какая…

– Я тебе советую: закажите по Интернету. Дешевле и с доставкой. – Анька раскладывала на круглом блюде нежно-розовые куски ветчины, последний отправила себе в рот. – Сегодня не обедали. Работы много, хотели быстрей закончить и все равно до пяти просидели. Но я рада. Пусть мадам позлится. Она звонила уже раз двадцать!

– А Макс?

– Не знаю, осмелел что-то. Приеду, говорит, поздно, важные дела. Потом вообще отключите мобильник. Знаешь, как трудно с ним: он грубости в жизни не скажет, ни на что не обижается, но делает все, как ему надо.

– Ты не хочешь поискать другую работу?

– Ты имеешь в виду другого мужика?

– Нет, именно работу. Вы будете реже видеться, он начнет скучать, может, даже ревновать, поймет, что ты для него значишь. Короче, сделает выбор.

– Но ведь может получиться по принципу с глаз долой – из сердца вон.

– Но ведь и это выход.

– Никакой не выход! – Анька вздохнула. – Говорить-то легко. А у меня ощущение какой-то фатальности: никуда я от него не денусь…

– Сама себе вдалбливаешь в голову! Иди лучше пригласи к столу мужчин!

Сначала пили шампанское, потом «Маратель» – любимый коньяк Дода. Макс явно был в ударе, произносил тосты, изящные и остроумные. И первый за меня – «женщину, чья красота стала причиной сегодняшнего праздника и счастья нашего друга». Анька сидела счастливая, как на собственной свадьбе. Видимо, счастье и присутствие Макса были для нее тождественны и неделимы.