Но как человек, знающий цену времени и не теряющийся даже в самых неожиданных обстоятельствах, Диего решил немедленно вернуться на судно. Там были разные орудия, особенно топоры и пилы, с помощью которых можно было проложить или, вернее, прорубить проход для пироги.

Общими силами пирогу починили кусками коры с помощью лиан. Правда, она ежеминутно грозила затонуть, но все, кто не сидел на веслах, неустанно вычерпывали воду тыквенными чашками или ложками или просто совками, на скорую руку сделанными из этой же древесной коры.

И вот кое-как, с грехом пополам, оставшиеся в живых добрались, наконец, до парохода, сидя по колена в воде. Здесь пирогу основательно починили и привели в полную исправность, но это заняло чуть не целый день. Близилась ночь и приходилось ночевать на пароходе.

На другой день с рассветом пирога снова отчалила с полным набором необходимых орудий, и часам к десяти утра путники подошли к запруде, преграждавшей им путь.

Все принялись за работу, но, несмотря на их усердие, работа подвигалась медленно: эти гвианские деревья почти не поддаются ни пилам, ни топорам. Диего разбирала все большая досада на это промедление.

Вдруг один из работников, стоявший по пояс в воде, издал ужасный крик при виде страшно обезображенных остатков человеческого трупа.

— Что ты, дурак, чего испугался? — обрушился на него Диего.

— Это кайманы сожрали их в эту ночь!

— Ну так что же из того?

Действительно, работающих было много, шум был изрядный, и потому кайманы не осмеливались приблизиться к ним.

Вот уже полдень. Солнце палит нещадно, вода почти горячая, как в нагретой ванне. Все окончательно выбились из сил. Даже сам Диего, работавший рядом с подчиненными, чувствует непреодолимую потребность в отдыхе.

— Ну, часок отдохнем!

Перестали стучать топоры, пилы перестали скрипеть. Весь пролив, река и берега словно замерли, а кругом воцарилась тишина.

— Эй, да что это там такое? — вдруг спрашивает один негр. — Как будто гром гремит! ..

— Да нет! Небо ясно! Откуда же быть грому?

Через несколько минут этот отдаленный шум стихает, затем снова возобновляется, немного более частый и как будто более явственный.

— Тысяча чертей! — восклицает Диего, побледнев. — Я не ошибаюсь… это, несомненно, оружейные выстрелы! В деревне дерутся! .. А я здесь не могу сдвинуться с места, словно зверь в капкане!

Он, действительно, не ошибался: это звучали выстрелы, которые слышны были и здесь. Но он далеко не подозревал настоящей причины их, не подозревал всего значения этой перестрелки.

Вернемся теперь к Робинзонам Гвианы и неграм бони с Марони.

Трое предводителей маленького отряда очень разумно использовали свое время с того момента, как поселились в девственном лесу вблизи деревни. Благодаря неустанному наблюдению, благодаря и денным, и ночным разведкам и вылазкам, они превосходно изучили и расположение деревни, распорядок жизни и привычки ее жителей; узнали, где стояла хижина, в которой жила госпожа Робен со своей семьей, как велико число охранников и внешней стражи; знали даже об отсутствии Диего, хотя и не догадывались, куда именно он отлучился.

Последнее обстоятельство особенно радовало Робена и его сына, а также и Николая, их доверенного, хотя они не знали, чему следует приписать отсутствие грозного вождя.

Диего отправился на запад, вместо того, чтобы следовать в направлении к югу, то есть к Тартаругалу. Почему? Но не все ли равно? Самое важное, чтобы он отсутствовал подольше, особенно послезавтра, так как ровно в полдень маленький отряд должен был атаковать деревню и во что бы то ни стало освободить госпожу Робен и детей.

И вот этот с таким нетерпением ожидаемый день, наконец, настал. Чего-то он станет свидетелем?

С самого утра они выступили в поход и стали подходить к деревне, со всевозможной осторожностью, скрываясь за всеми кочками, пнями, обвалившимися деревьями, то продвигаясь вперед, то останавливаясь, прислушиваясь к малейшему шороху, пожирая глазами пространство и ожидая последних приказаний своего начальства.

Робен разбил свой маленький отряд на три взвода, по десять человек в каждом: одним из них он решил командовать сам, другой поручил сыну и третий — Николаю. Последние два должны были напасть на деревню с правого и с левого флангов, бегом пробежать по главной улице, опрокидывая на пути все препятствия, и подоспеть одновременно к жилищу госпожи Робен.

А сам старик тем временем решил идти прямо на хижину, чтобы взять ее штурмом, воспользовавшись неожиданностью этой внезапной атаки, от которой охрана и привратники невольно должны растеряться.

Сейчас без двух минут полдень. Тридцать человек солдат стоят наготове, ружья к ноге, и только ждут сигнала.

Старый переселенец, знающий их всех до одного и уверенный, что на каждого вполне можно положиться, медленно проходит вдоль фронта и, окинув их орлиным взглядом, говорит своим звучным, ласковым голосом:

— С Богом, друзья, идите и исполняйте ваш долг!

Затем раздается команда: «Вперед! Марш! " — и два маленьких отряда мгновенно трогаются с места беззвучным шагом хищников и исчезают в полях маниока, кукурузы и сахарного тростника.

— Теперь за нами очередь! — говорит старый Робен, обращаясь к людям своего отряда, и с проворством молодого человека, первый устремляется вперед с саблею наголо в правой руке и револьвером в левой.

Они идут перпендикулярно к главной улице деревни. Вот они уже достигли линии хижин, расположенных вдоль главной улицы. Эти хижины тянутся здесь не сплошным рядом, как дома на улицах города, а окружены садами, едва огороженными или вовсе не огороженными, и прячутся в тени громадных развесистых деревьев, по большей части фруктовых.

Робен и его люди видят перед собою жилище, где томятся пленники, его кровлю из листьев банана и высокую ограду из кольев, вбитых в землю. Это настоящая крепость.

Человек пятнадцать вооруженных стражей растянулись кругом забора в тени деревьев и, по-видимому, зорко сторожат заключенных.

Никто из них не спит: они хорошо знают, что наказ Диего должен быть свято исполнен.

При виде высокого белого, выскочившего, точно тигр, из-за кустов, при виде вооруженных с ног до головы негров, следующих его примеру с удивительной решимостью, стража мгновенно вскочила на ноги и схватилась за оружие, готовясь дать жестокий отпор, несмотря на неожиданность этого нападения.

Тот из них, который, по-видимому, является здесь начальником, тотчас же издает пронзительный крик, призывающий к оружию, и в то же время наводит свое ружье на Робена.

Последовал выстрел, но переселенец успел быстро отпрянуть в сторону, и пуля только пронзила плечо одного из его людей.

Бешеный рев раненого сейчас же заглушили свирепые крики его товарищей.

Робен уже снова устремился вперед.

— Брось ружье! — кричал он начальнику стражи тоном, не допускающим возражений.

Но тот хватает свое ружье за дуло и готовится бить прикладом, как дубиной.

С быстротой молнии старик бросается на него с обнаженной саблей и наносит смертельный удар по черепу бедняги; тот падает, обливаясь кровью, с головой, рассеченной пополам до самого основания носа.

— Ты сам того хотел, негодяй! — воскликнул старик.

Остальные, опешившие на мгновение от этого страшного удара, пришли в себя и навели свои ружья на негров бони.

— Ложись! — крикнул своим Робен.

Видя этот маневр, выполненный неграми с точностью и быстротой старых солдат, стража снова растерялась. А Робен тем временем успел уже скомандовать: «Целься! .. Пли! .. "

Грянул залп — десять часовых полегло: кто был убит наповал, кто слишком серьезно ранен.

Оставшиеся невредимыми четыре или пять человек, приведенные в ужас этим побоищем, бросили свое оружие и с воем кинулись в деревню.

В это время с обоих концов деревни донеслись звуки нескольких выстрелов.

— Все обстоит благополучно, — пробормотал Робен про себя — только бы с ним там ничего не случилось!