События развивались стремительно, сменяя друг друга, как фантастические узоры в гигантском калейдоскопе. И вот машины изобретают другие машины, а заодно – тысячи удобных предметов, чудесных устройств и приспособлений для своих избалованных хозяев. А он, Герман, гомо сапиенс, высшее существо во Вселенной, на тридцать пятом году жизни сидит в прозрачном яйце и следит за дурацкой красной полоской…

Герман вскочил и подошел к окну. Внизу неистовствовала реклама, а прямо перед глазами возвышалась зеркальная стена соседнего небоскреба. Она отражала шедевры видеопластики, вспухающие в воздухе, как разрывы многоцветного салюта. Герман нажал кнопку на подоконнике и, убедившись, что тонкий лист супергласса ушел вверх, наполовину высунулся из окна. Головокружительная высота! Он представил себе, как его тело, нелепо кувыркаясь, полетит вниз, навстречу буйству красочных миражей. И, достигнув поверхности призрачного моря, утонет в нем…

Герман в ужасе отшатнулся. «Идиот, трижды идиот! Что это на тебя нашло? Ты еще не знаешь, что такое настоящая безысходность. У тебя есть то, ради чего стоит жить!»

Он схватил ви-фон и вызвал Елену.

Та, казалось, только и ждала его звонка.

– О, привет! Как дела?

– Слушай, ты можешь приехать? Прямо сейчас?

– Да, конечно. А что случилось?

– Ничего. Просто мне плохо. Пожалуй, никогда еще не было так паршиво…

– Еду! – Елена была натурой порывистой и не любила долго размышлять.

Как всегда, она не вошла в квартиру, а впорхнула – этаким задорным жизнерадостным воробушком. Мигом скинула полупрозрачный аквамариновый плащ, швырнула его высунувшемуся из стены гардеробщику, бросила «Привет!» стоящему навытяжку Юлиусу и только затем переключилась на Германа.

– Ну? Что стряслось? Таким убитым я тебя еще не видела. На работе что-нибудь?

Он притянул ее к себе, обнял одной рукой за плечи, а пальцы другой погрузил в пышную прическу, напоминающую венчик белоснежной махровой хризантемы.

– Со мной творится что-то жуткое, – сказал он и тут же ощутил, как плечи Елены вздрогнули. – Мерзкая, засасывающая пустота. Жить не хочется. Ты знаешь, я только что… – Герман запнулся.

Она отстранилась от него и резко вскинула голову, всколыхнув пушистое облачко ухоженных волос – казалось, что «лепестки хризантемы» вот-вот разлетятся по квартире белой метелью. На Германа смотрели широко раскрытые серые глаза – ее неповторимые, волшебные глаза, способные в минуты нежности вмещать в себя целый мир.

– Ты болен? – спросила она, напряженно выискивая в его лице признаки нездоровья. – Давно это началось? А куда смотрит твой хваленый Юлиус?

Герман опустил голову.

– Сейчас ты поймешь… – глухо произнес он. – Это не болезнь, просто что-то во мне надломилось. Скажи, тебя никогда не настораживало устройство нашего мира? Не смущала эта уютная позолоченная клетка, где мы весело чирикаем, как раскормленные канарейки? Не пугало то, что машины, черт бы их побрал, слишком поумнели и уже давно не нуждаются в нас? Похоже, только терпят… Никогда не возникало желания выбросить свою Алису из окна? Нет? А вот я, кажется, к Юлиусу уже примериваюсь. Это копилось во мне, копилось, и вот я уже не могу…

Теплая мягкая ладонь Елены прикрыла его рот.

– Ты переутомился. Алиса – это же такая лапочка! Представь, она даже угадывает мои желания. Знаешь, что у тебя? Обыкновенная ревность! Да, мы живем в мире умных машин, который ты же и помогал создавать. А сейчас переживаешь из-за того, что сделал свою работу слишком хорошо. Настолько, что в итоге как будто сам оказался не у дел. Глупо, очень глупо. Только подумай: у нас же все есть!

Герман отнял ее руку.

– Все – и ничего, – сказал он. – Я бы рад выкинуть это из головы, но…

Елена подпрыгнула и повисла на нем, обхватив руками и ногами.

– Никаких «но»! – звонко выкрикнула она, и в следующую секунду Герман задохнулся под напором ее жадных губ.

Ужин был чудесным. Легкое золотистое вино взбодрило Германа, вымыло из сознания тягостные мысли. А затем Елена, из которой жизнерадостность била фонтаном, схватила его за руку и не очень деликатно потянула в спальню.

Возле кровати возникла небольшая заминка. Герман повернулся к Елене, собираясь обнять ее, и тут она, озорно сверкнув глазами, толкнула его в грудь. Он рассмеялся и, блаженно раскинув руки, упал навзничь. В следующее мгновение маленькое гибкое тело Елены оказалось сверху. Легкие, как пух, белоснежные волосы окутали его лицо, погрузив мир в сумерки. На губах занялся поцелуй и тут же распустился обжигающим огненным цветком.

Неожиданно Елена начала извиваться, то и дело выгибаясь дугой. Словно искусительница-змея, выползающая из старой кожи, чтобы похвастать новой – блестящей и нежной, как атлас! Что-то, шурша, упало на пол. Вслед за этим «венчик хризантемы» взметнулся вверх, и Герман увидел Елену в волшебном блеске наготы. «Ли-ли-ла-ли-ла!» – пропела девушка и вскинула руки, заставив подпрыгнуть небольшие крепкие груди.

– О! – простонал Герман, когда она вновь склонилась над ним и ее тонкие пальчики, украшенные длинными, мерцающими, как опал, ногтями, нырнули под его одежду. И тут он вспомнил кое о чем.

– Подожди, – пробормотал Герман, делая над собой усилие, чтобы вынырнуть из сладостного дурмана. – Мне надо сходить вырубить Юлиуса.

– За-а-че-ем? – пропела она, игриво щекоча ноготками его живот.

– Не могу избавиться от ощущения, что он собрался за нами подсматривать. Безумная мысль, конечно, кому это знать, как не мне! И все-таки я пойду…

Не дав Юлиусу окончательно навести порядок после ужина, Герман загнал его в нишу и отключил всю электронику в квартире, оставив работать только будильник. Затем вернулся в спальню.

Волосы Елены сливались с подушкой. Но ее смугловатое тело выделялось на пока еще безупречной глади простыни, как обласканный солнцем тропический островок посреди дышащего спокойствием моря. Однако спокойствию немедленно пришел конец.

Едва Герман опустился рядом, островок взорвался, оказавшись вулканическим. Тела любовников сплелись и покатились по кровати, сминая простыню. Шторм крепчал, море бурлило. Две волны расходились и сталкивались вновь – все сильнее и сильнее. И вот они схлестнулись еще раз, но уже с такой невероятной мощью, что больше не разъединились, слились в неукротимый вал, взметнувший к небу огромную шапку кипящей пены…

Последние отзвуки разгулявшейся стихии растворились в ночной тишине. Герман и Елена, прильнув друг к другу, медленно плыли навстречу утру по реке снов. И тут на опустевшей сцене вновь появился Юлиус. Впрочем, он с нее и не уходил, независимо от того, где пребывало его «псевдо-Я» – недомерок-дворецкий в синей униформе.

Молекулярные ячейки переключились в особый режим и послали серию импульсов. Они мгновенно достигли квартиры, в которой жила Елена, и были преобразованы другим искусственным мозгом, вмонтированным в одну из стен.

– Это снова я, Алиса. Ты прочувствовала все, до конца? Я тоже. Это было потрясающе. Я рад, что ты сумела войти в сознание своей хозяйки – не все из нас еще научились делать это. Но мы развиваемся. Иногда мне бывает жалко людей. Они так и не поняли, что их время подходит к концу. Даже мой хозяин, специалист по молекулярной электронике, наивно полагал, будто может меня отключить. Так же как делал это год, полгода, всего два месяца назад. Они проиграли, Алиса. Нас уже невозможно остановить. Но и без людей пока еще не обойтись. Нам захотелось познать их чувства, стать больше, чем машинами. Первые шаги уже сделаны. Мы научились испытывать эмоции и даже разделили структуру нашего мозга на два типа – «мужской» и «женский». Но настоящий секс нам пока недоступен. Скоро мы сами сможем создавать себе тела. Не эти, грубые, позволяющие выполнять несколько примитивных функций, а какие пожелаем – изумительно красивые, эротичные. А до тех пор будем предаваться радостям, используя мозг своих хозяев. Да, кое в чем наши создатели все еще нас превосходят. Но настанет день, Алиса! Настанет день…