А потом все заканчивается.

Данка кричала, пыталась оттащить, молотила кулаками в широкую спину. Остальные просто стояли, молчали и ничего не делали. А Заур медленно и неотвратимо душил небесного, что-то нашептывая на ухо.

Она выхватила у кого-то из рук ледоруб и с размаха несколько раз плашмя ударила спаса по шлему – только тогда объятия разжались. Яр с хрипом сполз на снег, Заур, наоборот, поднялся, недоуменно тряся головой.

– Заур, прости. Бочус деш хаццхуоэли… не вернешь этим Бочу. А Яр просил пощады – все видели. И он – мушгури. А там еще – французы, такие же гости.

Заур снял каску, осмотрел следы от ударов, грустно цокнул языком:

– Бешеная ты, Данка.

Теперь можно было немного расслабиться. Она присела на корточки возле Яромира:

– Живой?

Горло болело, голова кружилась: говорить было трудно – он кивнул. Движение отдалось в висках.

– Что ему сделается? – буркнул Заур. – Им столько воздуха не надо, сколько нормальным людям.

Яр дышал полной грудью – ничего подобного, оказывается, воздуха много не бывает.

– Ты его отпустишь? – снова повернулась к спасу Данка.

– Пусть идет. Сам. Слышишь, сверхчеловек? Скажи ей спасибо. Тебе туда, вверх, – показал Заур на север, в сторону частокола горных пиков. – Через полкилометра – Федерация. Погранцы, подогретая арака и портативная «скакалка». Или вон, вниз, – и указал на запад, на ледопад, – день пути – Мазери, до Местиа автобус ходит.

Яромир распутал веревки, поднялся, что-то хотел, видимо, сказать, потом безнадежно махнул рукой и пошел на север, проваливаясь в снег, кашляя и шатаясь.

Данка вздохнула – похоже, небесных все-таки тянет исключительно вверх. Вон и тот отшельник поселился не где-нибудь, а в Ушгули – самом высокогорном поселке в Европе.

Отсюда до границы и в самом деле не больше километра, только проходит она через гребень Большого Кавказского хребта. Шансы преодолеть его, а потом спуститься, без навыков, без снаряжения – никакие.

Даже направься Яр в единственно разумном направлении, вниз через Ушбинский ледопад, по Шельдинскому леднику, километров пятнадцать горными тропами до ближайшего поселка – расклады получались скептические.

Девушка выразительно посмотрела на Заура.

– Гкхэрбету йусгюуни, – не моргнув, выдержал ее взгляд спас.

– Это неправильно. Извини, Заур.

Спросив у владельца, можно ли забрать с собой его ледоруб – ей разрешили, – Данка точно так же прихватила моток веревки, окликнула Яромира и показала, чтобы шел за ней, на ледопад.

– Маэрью-диво, – пробормотал спас себе под нос.

«Огонь-девка». Данка эти его слова как-то услышала, обернулась и с улыбкой помахала рукой.

Девчонка догнала Яра и, хоть он отнекивался, обмотала веревкой, соорудив импровизированную обвязку. Отмерила двенадцать метров, посередине затянула три узла-петли, потом обвязалась сама, остатки бухты закрепила за спиной.

Проинструктировала Яромира:

– Пойду первой. Вы идете точно за мной. Веревка внатяг. Если я проваливаюсь – падаете на бок, тормозите ногами и этой штукой, – вручила ему ледоруб. – Узлы тоже о край трещины будут подтормаживать. Главное – ничего больше не делаете, только держите. Сама вылезу.

– Как?

– Как Мюнхаузен. И вот еще: если от меня пять минут никаких вестей не будет, распускаете вот эту петлю, освобождаетесь от обвязки. И тогда дальше сами. Под ноги внимательно смотрите, чтобы в трещину не упасть. Может, повезет.

– А ты? – Яр возмущенно хмыкнул. – Девочка, за кого ты меня принимаешь? В тебе половина моего веса – одной рукой вытащу.

– Не будьте кретином. – Данка посмотрела на него так, будто в последнем не сомневалась. – Просто получится на труп больше. А вам еще весь мир иметь, – и впервые улыбнулась Яру. – Все нормально будет. Поскакали.

В том, что мероприятие закончится хорошо, Яромиру довелось-таки несколько раз усомниться. Когда спускались, рубя ступеньки, по громадным ледяным глыбам. Когда по очереди перепрыгивали трехметровой ширины трещину. Когда Данка ползком исследовала снежный мост. На ощупь, на слух, на нюх или на чуйку.

Еще Яр поволновался, когда пришлось крепить петлю к вырубленному во льду столбику и спускаться – дюльферить – по тридцатиметровой стене, пропустив веревку вокруг бедра и через плечо.

Каждое мгновение Яр, замирая от страха, поминал отсутствующий кокон. Зато потом, когда они устроились передохнуть после ледопада, Яр оценил нагромождение сверкающих глыб с неподдельной гордостью.

Дальше ледник тек полого и казался проспектом. Но Данка охладила пыл, не позволив снять обвязку и вообще – расслабляться.

– Скажи. – Яр все равно уже чувствовал себя победителем вершин. – А что тогда тебе Заур сказал?

– По-свански – «пускай горы судят».

В голове не укладывалось, что его всерьез могут считать ответственным за гибель группы.

– Любой суд признал бы меня невиновным! Есть же законы…

– Юристы-адвокаты, – махнула рукой на север Данка, – там. Здесь свои законы, простые. Человек умер. Вы виновны. Право Заура – мстить. Понаехало б потом всякого Интерпола – вы же шишка небесная. Но тут никто бы им ничем не помог.

То, как она спокойно, уверенно это сказала, прогнало легкий озноб вдоль позвоночника. До Яра вдруг дошло, что именно так бы оно и было. Предпочтительный для Заура вариант – позвать на стену и разобраться наедине, чтобы не подставлять свидетелей. Но можно и на месте. Свидетели поймут.

– А если бы я Заура убил, защищаясь?

Данка отрицательно мотнула головой:

– Вы слабый. Не смогли бы убить.

Яромир задумался. Дело даже не в адвокатах-прокурорах, хотя и в них тоже. Но главное, что жизнь – это святое.

– Наверное, права. Не смог бы. В последний момент бы остановился.

– А Заур бы не остановился. Боча – его брат.

– Жаль, – помолчав, признал Яр. – Ну и денек. Напиться и забыться.

– Да, – поежилась Данка, – от глотка араки б не отказалась. Когда спустимся.

– Лучше уж арбун – звезд на десять. И сейчас.

От нечего делать, наверное, слегка поспорили насчет адекватности выбора места и времени потребления. После – качеств некрепкого демократичного самогона-араки в сравнении с аристократически выдержанным коньяком-арбуном. Каждый в итоге остался при своем мнении. Яр озвучил: вроде и не пили, а от мечтаний на душе потеплело. Как будто на двоих сообразили. Так может, мол, пора перейти на обоюдостороннее «ты», как бы на брудершафт?

Девчонка после слов «сообразили на двоих» странно на него посмотрела и растерянно кивнула, соглашаясь с предложенным на «ты». Это добавило непринужденности. Разговорились.

– Как сюда попала? Обыкновенно. Приехала в горы ходить – и осталась. Здесь многие остаются, тут не так, как на той стороне. Все настоящее – жизнь, люди.

– Примитивно, на мой взгляд, – возразил Яр и попытался втолковать про Любовь.

– Примитивно – это у вас там, – ткнула Данка пальцем в небо, – сексодром. Какая любовь? Оргазм и базовые инстинкты. Я сегодня утром со «Столба» чуть не сорвалась: кончать, как из пулемета, начала – ни с того ни сего.

– Вообще-то передача должна рассеиваться, – удивился Яр. – Целевой эффект – общий позитив, удовлетворенность и наслаждение жизнью. Дистанционный резонанс с эмпатом – очень редкое явление. Повезло.

– Повезло – что жива осталась! А потом вдруг упасть захотелось. И сейчас, когда шли ледопад, я слышала испуг, – девчонка посмотрела, слегка прищурившись, – и азарт, и эйфорию. Твои?

На этот раз стушевался сам Яр.

Темные глаза напротив – глубокие горные ущелья. Сорваться в штопор, презрев страховки, разбиться, отключив защитный кокон. С языка рвалось банальное «мы созданы друг для друга» – поэтому Яр ничего не стал говорить.

Данка озадаченно нахмурилась, вдруг стала предельно серьезной.

– Есть предание – осенью все птицы улетают в небесный сад. Птичий Ирий. А все змеи спускаются зимовать в бездонную яму. Это Ирий Змей. Одним дано летать в облаках, другим – цепляться за камни.