Таксист знал только одно место, где могли бы оказать медицинскую помощь — областную больницу в Ливадии — километров сорок езды.

— Лучшая больница! Одна на всю Ялтинскую область! — Гордо сказал он мне. — Евроремонт!

Действительности соответствовала только одна его фраза — «Одна на всю Ялтинскую область». Больница оставляла гнетущее впечатление.

Приехав на место, мы аккуратно посадили малоподвижного Валеру на поребрик, и пошли искать доктора — коррупционера, который согласился бы на свой страх и риск принять гражданина великой России. В конце-концов нашли. Определили больного в палату, положили ему на тумбочку в телефон и отбыли. Пообещав сердобольному врачу прибыть к семи утра на следующий день, пока не пришла его смена. Чтобы не спалиться.

Камень упал с моей души. Наконец-то я был спокоен. Валера под присмотром врачей пройдет курс лечения, придет в себя, и снова сможет радоваться жизни. В приподнятом настроении я принял душ, переоделся в променадное, и, в предвкушении романтического вечера, пошел прогуляться.

О дУше надо сказать особо. Он был с гидромассажем, разными видами струй и радио. Овладеть в полной мере этим сложным прибором я так и не сумел. Дело в том, что для проведения экспериментов требовалось присутствие живого человека внутри кабины. При этом дверь должна была быть закрытой изнутри. Иначе текло. А когда ты находишься внутри, и тебя обдает то кипятком сверху, то ледяной водой с боков — желание экспериментировать пропадает.

Так вот, воображение рисовало мне купания при луне с прекрасными девами в неглиже, шампанское со свежими креветками в прибрежном ресторане, и жаркие объятья прекрасной незнакомки в пустой двухкомнатной квартире.

Полный романтических грез я открыл дверь на улицу, и столкнулся лицом к лицу с Валерой. Его щеки, покрытые клочковатой рыжей щетиной, венчали безумные глаза. Опухшее лицо завершало типичный образ чрезмерно увлекшегося отдыхающего. Да и обуви на нем тоже не было. Он что-то неразборчиво пробурчал, вломился в квартиру и упал на кровать. Как человек в таком состоянии и  без денег за столь короткое время мог преодолеть 40 километров — выяснилось позже. Уже в Петербурге.

Дабы не томить читателя, расскажу, как было дело. Валера пришел в себя, и оглядел помещение, в котором находился. Крымская больничная палата действительно зрелище довольно унылое. И даже в какой-то степени страшное. Я бы не захотел там лежать тоже. Отцепив капельницы и устремив немигающий взгляд вперед, он ринулся прочь. Как он вышел по запутанным переходам с пятого этажа — неизвестно. Но вышел.

Единственной ценной вещью в его распоряжении был телефон. Какой-то из элитных, кнопочный. И Валера нашел таксиста, который под залог аппарата согласился довести его из Ливадии в Гурзуф. Где должен быть состояться обмен телефона на деньги. А надо сказать, что в Гурзуфе движение транспорта ограничено. Он почти весь пешеходный. Машине просто физически не проехать через врытые железные столбы. И таксист остановился довольно далеко от нашего дома. Больной, измученный похмельем и долгой дорогой, просто поленился возвращаться.  Таксист ждал его в течение часа, но так и не дождался.

Пока Валерий изволил почивать, я сходил к фонтану, нашел старушек, которые сдали нам квартиру, и обрисовал ситуацию. Бабушки отнеслись к спасению человека серьезно, и сразу развили бурную деятельность. Немедля был сделан звонок старшему бригады скорой помощи. Обговорена сумма и время. Затем, для соблюдения формальностей, совершили звонок диспетчеру — туристу плохо, скорую, скорую! И минут через десять эскулапы уже расставляли капельницы и вскрывали ампулы. Сельские врачи действовали быстро и по-простому. Валера, привыкший к джентльменскому петербургскому обращению, был недоволен и роптал в меру сил.

До отправления поезда Симферополь — Санкт-Петербург оставались примерно сутки. Но мы успели с реабилитацией. Не совсем, конечно, но в достаточной для отъезда степени. Провожали нас те же старушки. Почти прямоходящий Валера, из последних сил, покидал вещи в чемодан, добрел до такси, и тяжело опустился на заднее сиденье. Прощаясь, я извинился перед хозяйками за наше разнузданное поведение, и доставленные, в связи с этим, неудобства.

— Да какие же неудоства? — К моему искреннему удивлению ответили бабушки.

— Вы еще других наших постояльцев не видели! Приезжайте еще, мы вас получше поселим! Только не пейте… Вот такое вот настоящее крымское гостеприимство.

Водитель такси плохо говорил по-русски, приходилось повторяться, употреблять слова попроще. В общем, общение было достаточно дискомфортным. Спасло радио шансон. Ведь на то оно и радио, чтобы говорить.

Прибыв на вокзал, мы заглянули в какой-то злачняк, где выпили по пиву и съели по сосиске в тесте. Ну а дальше была малоинтересная посадочная суета, перепутанные платформы, всеобщая паника и неразбериха. Запомнился один эпизод. Молчащий Валера взирал на вход в вагон. Ступеньки возвышались почти на метр.  И увидев девушку с невероятно огромным чемоданом, он толкнул меня локтем и произнес:

— Санек, помоги девушке… — После чего не спеша закурил.

Оценив ситуацию, я ринулся помогать. Взяв этот чемодан-монстр за ручку, я потянул его наверх, в тамбур. Если бы я хотел какать, я бы обосрался. Но повезло. Кое-как чемодан я втащил. Но какой ценой!  Благодарность от девушки прозвучала, но облегчения не принесла. Да и не в благодарности дело. Мне просто интересно, чего же она такое там везла?

Валера докурил, и мы прошли в свое купе. На нижней полке чинно сидели старичок со старушкой рафинированно интеллигентного вида. Божьи одуванчики. Последнее поколение истинных петербуржцев, благодаря которым, наш город и стали называть Культурной Столицей. ..

Пожилая пара чинно поздоровалась с нами елейными голосами и начала шебуршать какими-то пакетами, бумажками, баночками и прочим дорожным скарбом, припасенным во множестве. Располагались они на нижних полках, ну а мы, естественно, на верхних.

Поезд тронулся. За окнами было темно, чайные ложки дребезжали в стаканах. Эта не лишенная приятности железнодорожная атмосфера располагала к отдыху и сну. Что я и не преминул сделать. Да и ко всему прочему несколько дней я не высыпался. Лежалось покойно и хорошо.

А у Валеры дело обстояло совсем иначе. Его обуяла суета и бессонница. Он, отдавливая хрупкие стариковские конечности, взбирался наверх, несколько минут отчаянно вертелся, потом  шел курить. Этот цикл повторялся каждые пятнадцать минут. В любое время ночи, открыв глаза, можно было увидеть Валеру, который или залазил наверх, или спрыгивал вниз. Старички, как истинные интеллигенты, не подавали виду и притворялись спящими. Это была последняя нервная ночь в этом неспокойном вояже.

Настало утро. Наши соседи готовились завтракать. Чинно сервировали стол курями и вареными вкрутую яйцами, заваривали кипятком полезные каши. Из приличия позвали к столу и нас. Отказываться мы не стали. Как повезло с соседями! — подумал я. Да не тут-то было…

После легкого завтрака мы, лежа на верхних полках, завели разговор о Pussy Riot. О разжиревшем и обнаглевшем поповском сословии и неправедном суде спевшимся с мракобесами. Внезапно раздалось злое шипение. Это старушка, божий одуванчик, проклинала молодых матерей, посаженных за решетку, и требовала еще более сурового наказания.

— А за что их вообще посадили? — Спросил я.

— Они поглумились над святынями! Кощунницы!

— А статья-то, какая? Нет такой в УК — неуважение к православным святыням…

— Да они мерзавки! Их бы при Сталине…

Эти дедушка и бабушка оказались яркими представителями православных коммунистов-сталинистов. Это антагонистическое течение стало распостраненным в последнее время. Они считали себя православными и почитали Кобу как святого. И несогласных, с их нелепыми убеждениями, готовы были сжечь на костре. Этот спор поколений испортил наши отношения до конца поездки. Становилось скучно, но тут произошло событие, которое заставляет поверить в наличие чувства юмора у высших сил.