— О такой подруге, как Эйлис, можно только мечтать, — сказала Линда, вспомнив, сколько та сделала для Ренаты. — А это все из-за развода. Муж заставил ее глубоко страдать, и теперь она не доверяет мужчинам, даже таким, как Марк Кимброу. Я все время пытаюсь втолковать ей, что он не похож на других, но она колеблется. Со временем это пройдет.

Уоррен помолчал, в сотый раз думая о том, как опрометчиво было бы опять сходиться с Линдой. Это может принести только новые страдания, ничего больше. Но внутренний голос настойчиво твердил ему: «Нет-нет! Вспомни, как счастлив ты был с ней когда-то!» Сколько можно заставлять ее чувствовать себя виноватой и вымаливать прощение! Надо либо простить ее, либо разорвать все раз и навсегда. Воспоминание об одиночестве, его настойчивые, но безрезультатные поиски замены всплыли в памяти. Время, проведенное с Линдой, теперь, спустя годы, представлялось ему счастливейшим временем его жизни — поистине золотые годы! Да, Линда совершила ошибку, но неужели она, а также и он должны вечно расплачиваться за это?

— Давай обсудим это у меня дома! — предложил Уоррен.

Пока они прощались с Кроунами и, ссылаясь на какие-то причины, извинялись за свой ранний уход, сердце Линды сжимало волнение и радостное предчувствие.

Войдя в дом Уоррена на Адамс-роу, Линда почувствовала, как на глаза ее наворачиваются слезы. Как и все английские родовые гнезда, дом Уоррена с начала века мало изменился. Как часто мечтала она вновь переступить этот порог! Все прежнее, и все по-другому...

— Ой, Уоррен... — И, повернувшись к нему, она очутилась в его объятиях. «Только не реветь. А то все испортишь», — подумала она.

Уоррен крепко обнимал ее, вдыхая цветочный аромат ее духов и свежий запах только что вымытых волос. Он покашливал в замешательстве, не зная, что сказать и как себя вести. Держать ее в объятиях казалось вещью совершенно естественной, единственно естественной. В ту секунду, как она вошла в его дом, время словно обратилось вспять. Вот она, прежняя Линда, свежая и нежная, как английская роза, и такая же чистая, невинная... Да, невинная!

— Милый, — прошептала она, в ее голосе звучала слезная мольба, — пойдем наверх. Я хочу тебя!

Уоррен улыбнулся в темноте: это была новая Линда, проявляющая инициативу.

Наверху Линда целовала его, осыпала ласками и в конце концов привела в состояние, которого он не испытывал с той поры, как она оставила его. В ласках ее тоже все было знакомо и в то же время ново для него.

— Люблю тебя! — шепнула она, когда они были уже в постели.

Уоррен заглянул в ее фиалковые глаза, глаза, устремленные на него из дали времен, и вновь ощутил жизнь такой, какой она была раньше, — полной радости и надежды.

Он пил ее дыхание, чувствуя, как в считанные секунды в теле его пробуждается неодолимая страсть. Линда тихонько застонала и, невнятно прошептав что-то в его полураскрытые губы, потянулась рукой вниз, к его бедрам, и ощутила в своей ладони его горячее, пульсирующее желание. Все его существо жаждало ее с такой силой, что он даже смутился. Другие женщины приходили и уходили, но в целом мире существовала только одна, которая вызывала у него подобные чувства.

Она рукой направила его в свою горячую, влажную и шелковистую глубину.

— Милая... милая... — простонал он.

— Надеюсь, что предварительная продажа билетов и запись диска оправдают себя, — сказала Рената, сидя вместе с Джайлсом и Эйлис в ливерпульской студии звукозаписи. — Теперь можно и Марка порадовать.

— Марка? — Эйлис была в таком возбуждении от прослушивания, что и думать забыла о Марке. Впервые за последние недели. Получив аванс от издателя ее нового романа, она вложила его в запись диска. Половину ее доли от выручки она положит теперь на имя Марка.

— Вы в курсе неприятностей с «Виндзор эр»? Об этом пишут все газеты.

Эйлис покачала головой. Все это время она была так занята, что и не помнила, когда брала в руки газету.

— «Таймс» пишет, что «Виндзор эр» не в силах пресечь махинации с билетами, — сказал

Джайлс. — Положение, похоже, даже ухудшилось. На самые популярные рейсы билеты продаются дважды или даже трижды. Возмущенные пассажиры не хотят больше пользоваться услугами компании и обращаются в другие, в то время как «Виндзор эр» остается только платить им неустойку.

Эйлис внимательно слушала. Неудивительно, что в последнее время у Марка такой усталый вид. В ней заговорила совесть. Впрочем, деньги скоро будут, и она сможет с лихвой возместить сумму, которую потратила втайне от него. Все эти хитрости — чистое ребячество, да и деньги по сравнению с убытками, которые терпит компания, совсем незначительные, но психологически это его поддержит.

На следующий день они осмотрели ливерпульский театр Брэктон. Хотя размерами он и уступал Ридженси, все согласились, что прогнать там несколько спектаклей будет можно.

— Рената так потрясающе репетирует, что, по-моему, тратить время и деньги, играя в январе в провинции, просто глупо, — сказала Эйлис. — Тем более что деньги немалые.

— Ошибаетесь, — сказал Джайлс. — Каждая новая постановка должна делаться как положено — сначала опробовать ее в провинции, посмотреть как и что, может быть, внести какие-то изменения в режиссерский план, — он покосился на Твика, — прежде чем выносить постановку на суд более искушенной столичной аудитории.

— Может быть, стоит поискать лабораторию поближе к театру, — говорила Рената, когда после очередного освидетельствования на наркотики они с Эйлис, запыхавшись, вбежали в Ридженси в понедельник утром. — Мы заставили Твика ждать чуть ли не целый час.

— Вас ждет мистер Кимброу, — предупредил Эйлис служитель.

Сердце у нее екнуло. Марк... Что могло ему внезапно понадобиться? Она поправила свой зеленый берет и, вздохнув поглубже, переступила порог кабинета.

— Привет, — сказал Марк. Он сидел расслабившись, вытянув и скрестив длинные ноги, и гладил мурлыкавшего Ти-Эс, взобравшегося к нему на стол. — Где ты была?

— В лаборатории. — Она сняла пальто и берет и подумала, что приветливый тон Марка указывает на то, что хитрости ее с деньгами он не обнаружил.

— Я хотел провести с тобой прошлый уик-энд.

— Я ездила в Ливерпуль смотреть театр, в котором мы будем играть в январе, — ответила Эйлис и услышала его облегченный вздох. — Как прошел прием?

В твидовом пиджаке плечи его казались еще шире. Лицо осветила милая улыбка.

— Пережил с грехом пополам, — засмеялся Марк и, откинувшись в кресле, сцепил руки на затылке. — Но это было нелегко. Я ведь не знал, что тебя не будет.

— А сегодня что тебя принесло так рано? — спросила Эйлис, никак не откомментировав свое отсутствие в списке гостей.

— Жду доставки.

— Чего?

— Что ты скажешь насчет новой акустической системы?

Эйлис похолодела. Бросившись к своему столу, она стала рыться в бумагах.

— Но в смете это не предусмотрено.

— Потому что, когда я составлял ее, я не был знаком с этой системой и не знал, что они готовы нам ее поставить. Это новая британская компания, очень дешевая и с потрясающе маленькими и компактными микрофонами. Трудно было все уладить: дело-то новое, необкатанное. Но я всегда за прогресс.

Повезло, нечего сказать. Теперь придется во всем признаться.

— Послушай, — засмеялся Марк, — ты как будто не рада! Так я отправлю ее назад.

Собрав все силы, Эйлис заставила себя повернуться и посмотреть ему в глаза. Он был в таком хорошем настроении, такой оживленный, что ей стало безумно его жаль.

— Может быть, это был бы наилучший выход.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он спокойно, даже слишком спокойно.

— У нас уже есть новая акустическая система. — Голос ее задрожал, а все придуманные ею хитрые объяснения и оправдания улетучились из памяти.

— Как же это произошло? В счетах я этого не нашел. Как же ты это оплатила? — Голос его был по-прежнему тих и спокоен, но в нем появились угрожающие нотки — как дальние раскаты грома, предвестье надвигающейся грозы.