Последняя любовь О, как на склоне наших лет Нежней мы любим и суеверней… Сияй, сияй, прощальный свет Любви последней, зари вечерней! Полнеба обхватила тень, Лишь там, на западе, бродит сиянье, — Помедли, помедли, вечерний день, Продлись, продлись, очарованье. Пускай скудеет в жилах кровь, Но в сердце не скудеет нежность… О ты, последняя любовь! Ты и блаженство и безнадежность. <Между 1852 и началом 1854> Лето 1854 Какое лето, что за лето! Да это просто колдовство — И как, спрошу, далось нам это Так ни с того и ни с сего?.. Гляжу тревожными глазами На этот блеск, на этот свет… Не издеваются ль над нами? Откуда нам такой привет?.. Увы, не так ли молодая Улыбка женских уст и глаз, Не восхищая, не прельщая, Под старость лишь смущает нас… <Начало августа 1854> * * * Увы, что нашего незнанья И беспомощней и грустней? Кто смеет молвить: до свиданья Чрез бездну двух или трех дней? 11 сентября 1854 На новый 1855 год Стоим мы слепо пред Судьбою, Не нам сорвать с нее покров… Я не свое тебе открою, Но бред пророческий духов… Еще нам далеко до цели, Гроза ревет, гроза растет, — И вот – в железной колыбели, В громах родится Новый год… Черты его ужасно строги, Кровь на руках и на челе… Но не одни войны тревоги Несет он миру на земле! Не просто будет он воитель, Но исполнитель Божьих кар, — Он совершит, как поздний мститель, Давно обдуманный удар… Для битв он послан и расправы, С собой несет он два меча: Один – сражений меч кровавый, Другой – секиру палача. Но для кого?.. Одна ли выя, Народ ли целый обречен?.. Слова неясны роковые, И смутен замогильный сон… <Конец 1854 или начало 1855> * * * Пламя рдеет, пламя пышет, Искры брызжут и летят, А на них прохладой дышит Из-за речки темный сад. Сумрак тут, там жар и крики, Я брожу как бы во сне, — Лишь одно я живо чую: Ты со мной и вся во мне. Треск за треском, дым за дымом, Трубы голые торчат, А в покое нерушимом Листья веют и шуршат. Я, дыханьем их обвеян, Страстный говор твой ловлю… Слава Богу, я с тобою, А с тобой мне – как в раю. 10 июля 1855 * * * Так, в жизни есть мгновения — Их трудно передать, Они самозабвения Земного благодать. Шумят верхи древесные Высоко надо мной, И птицы лишь небесные Беседуют со мной. Все пошлое и ложное Ушло так далеко, Все мило-невозможное Так близко и легко. И любо мне, и сладко мне, И мир в моей груди, Дремотою обвеян я — О время, погоди! <Июль 1855> * * * Эти бедные селенья, Эта скудная природа — Край родной долготерпенья, Край ты русского народа! Не поймет и не заметит Гордый взор иноплеменный, Что сквозит и тайно светит В наготе твоей смиренной. Удрученный ношей крестной, Всю тебя, земля родная, В рабском виде царь небесный Исходил, благословляя. 13 августа 1855 * * * Вот от моря и до моря Нить железная скользит, Много славы, много горя Эта нить порой гласит. И, за ней следя глазами, Путник видит, как порой Птицы вещие садятся Вдоль по нити вестовой. Вот с поляны ворон черный Прилетел и сел на ней, Сел и каркнул, и крылами Замахал он веселей. И кричит он, и ликует, И кружится все над ней: Уж не кровь ли ворон чует Севастопольских вестей? 13 августа 1855 * * * О вещая душа моя! О сердце, полное тревоги, О, как ты бьешься на пороге Как бы двойного бытия!.. Так, ты – жилица двух миров, Твой день – болезненный и страстный, Твой сон – пророчески-неясный, Как откровение духов… Пускай страдальческую грудь Волнуют страсти роковые — Душа готова, как Мария, К ногам Христа навек прильнуть. 1855 |
