И Юнис и Джек после занятия замешкались.

— Ну как, — предложил я, — выпьем по одной через дорогу? — Мне хотелось поговорить с Юнис наедине, но не хотелось, чтобы у Джека сложилось впечатление, будто его спроваживают.

— Сегодня мне некогда, — отказался Джек. — Я только хотел узнать, как с пьесой.

— Передала ее одному приятелю, он режиссер в любительской труппе, — отозвалась Юнис. — Я думаю, он организует читку.

— Надеюсь, ты наказала ему хранить рукопись как зеницу ока.

— А как же! Обещал сообщить результат где‑то в следующий четверг.

— Ну, Джек, годится? — Сегодня мне было не до Джека.

Джек поугрюмел.

— А ему известно, что работа не завершена? Что предстоят еще доделки?

— Да ведь для того и читку затеваем.

Джек смотрел по — прежнему с сомнением. Я отвел парня в сторонку вразумить. Он согласился подождать дальнейшего хода событий.

— Как бы не окатили беднягу ледяным душем, а? — поделился я с Юнис, когда мы переходили дорогу в паб. Я предложил ее подвезти, она охотно согласилась. — Но сначала в паб, как я приглашал.

— Только б не взялся после читки корежить сюжет. Мне приятель сказал: слушать впервые свою пьесу, распределенную по ролям, — испытание оглушающее.

— Мне такое не грозит, — заметил я.

— Драма — не ваш жанр?

Я мялся. Я подразумевал, что у меня нет ни таланта, ни тяги сочинять пьесы, и снова подивился — с чего меня вечно тянет исповедоваться перед Юнис. Ведь и так уж чересчур раскрылся перед ней, подпустил к себе на опасно близкую дистанцию.

— На мой вкус, — небрежно проговорил я, — драма — занятие очень уж шаткое. Сначала сядь да сотвори стоящую пьеску, потом попробуй пробей постановку в театре, чтоб хоть худо — бедно поставили, уж не то что добротно да профессионально. Представляется маловероятным, чтобы после всех мытарств кто‑то рвался творить драматургию.

— А у Джека есть шансы, как считаете?

— Скорее всего кончится тем, что эту пьесу ему придется описать по графе ученичества.

Я взял пива, и мы притулились у стойки, поджидая свободного столика. У Юнис, отметил я, когда она взялась за кружку, даже ногти сегодня накрашены.

— Я вас в общем‑то не ждал на занятие, — не вытерпел я.

— Почему же?

— Полагал, займетесь чем попривлекательнее.

— Например? — тон простодушного непонимания.

— Ну, не знаю! — пожал я плечами.

— А Эйлина как?

— Ей на несколько дней дали справку. Ей и вправду не мешает передохнуть.

— Свозили б за границу, на солнышке бы погрелась.

— А что? Мысль заманчивая. Только вряд ли получится до школьных каникул.

Мы примолкли. Прежние легкие отношения не складывались. По моей вине. И натянутость тоже шла от меня. Юнис держалась с обычным самообладанием.

Несколько посетителей удалились.

— Смотрите‑ка, — показала Юнис, — вон и столик!

Не мешкая, она кинулась занимать. В потревоженном воздухе потянулся, щекоча ноздри, запах ее духов. Расположившись у стены, я мог обозревать почти весь зал. Красные обои истерлись на выступах, а ковер, пожалуй, доживает последние денечки. Но все равно зал смотрится приятно: посетителей много, и это его оживляет. Я отхлебнул глоток, первый за день, смакуя хмельной горький привкус, и поймал взгляд какого‑то парня: облокотившись о дальний конец стойки, он глазел на нас. Повернувшись, он что‑то сказал спутнику, тог оглянулся тоже. Оба молодые. На одном черная куртка на «молниях», на другом — в яркую клетку. Что‑то я их не приметил, когда мы входили с Юнис. Позже появились?

— Ну а как продвигается исследование? — спросил я.

— Какое?

— Души моего знаменитого брата.

— Ах вон оно что! Он полон тайн и загадок, правда?

— Не стану отрицать. Как он себя ведет? Примерно?

— Представления не имею.

— Видно, неточно спросил. Как он? Как себя чувствует?

— По — моему, с ним было все в норме в нашу последнюю встречу.

— Хм. А когда ж она состоялась?

— В понедельник.

— А сейчас он где?

— То есть как где? У вас.

— Уже нет. Я, э… подумал, что будет удобнее для всех, если он уедет. Эйлина‑то нездорова.

— А вы его когда видели?

— В понедельник в середине дня.

— И решили, что он нашел приют у меня?

— Понимаете… — я вертел в руках подставку из‑под кружки.

— Бонни разве как‑то намекнул на такой оборот?

— Не то чтобы. Но не сказал, где был и куда отправляется. Вот мне и подумалось.

Она визгливо хохотнула. И покраснела.

— Вообще не пойму, за кого вы оба меня принимаете.

— Ну не за такую уж недотрогу. Не столь обидчивую.

Мне никак не удавалось победить. Опять ее верх. Меня тянуло припомнить девице, что ведь это она сама хитростью набилась на знакомство с Бонни.

— Что же рассказывал вам про меня Бонни? — спросила Юнис.

— Мы про вас не сплетничали.

— Врете вы все. Сплетничали — и вы, и Бонни, и, уж конечно, Эйлина. От этого было не уйти, да вы сами того хотели?

— Ну может, мимоходом и сказали что. Как и вы с Бонни, конечно, говорили про нас.

— Вы — семья. Бонни о семьях не судачит. Он о личностях вообще не распространяется.

— Вот и ответ.

Парень в черной куртке отлепился от стойки и стал пробираться в нашем направлении. Мне показалось, идет он прямиком к нам. Сердце у меня заколотилось. Но парень затормозил у разукрашенного музыкального автомата — гиганта, установленного у столба в середине зала. Однако, наклонясь над ящиком и читая карточки, он снова кинул взгляд на нас.

— Юнис, взгляните, только незаметно, — попросил я, — не знаком ли вам парень у автомата? Или его дружок? Вон, у стойки?

Потягивая пиво, Юнис обозрела обоих поверх кружки.

— Нет. А что такое?

— Они уже просверлили нас глазами.

Парень у автомата насовал монет в прорезь, потыкал поочередно клавиши и, прежде чем вернуться к стойке, снова покосился на нас. В зале громко забился монотонный ритм. Юнис устроилась повольготнее, потянув на себя юбку.

— Крик сезона — чулки с резиновым верхом.

— Ты что же, их демонстрировала?

— Может, и случилось ненароком.

— Повезло ему.

— Легко доставить удовольствие, а?

— Кому? Мне?

— Мужчинам.

— Довольны мы малостью, правильно, но угодить нам нелегко.

— Вот вам вряд ли хоть когда угодили.

— Судьба?

— Нет, я не про то говорю.

— Для начала недурно выяснить, скольким мужчинам ты пробовала угодить, и уж только тогда принимать за истину твою точку зрения. Правда, я ничуть не жду, что ты меня просветишь…

— Еще бы.

— Я имею в виду твои намерения.

— Я в ваших рассуждениях совсем заблудилась.

— Я имею в виду то, что ты узнала от ряда мужчин в отношении себя, необязательно норма для всех вообще мужчин и женщин.

— Выводы строятся на личном опыте.

— На что человек настраивается, с тем и сталкивается.

— Не знаю, не знаю. Лично я живу в надежде на сюрприз.

— Рад слышать. Не годится отказываться от иллюзий в столь молодом возрасте.

Я был вполне доволен собой. Хоть чуть — чуть подправил нарушенный между нами баланс. Но едва возникнув, самодовольство улетучилось. Я ведь мог и продолжить: «Но иллюзии все равно непременно исчезнут, а сюрпризы у жизни не все кряду радостные»,

Я допил пиво.

— Взять тебе еще?

Поставив сумочку на колени, Юнис раскрыла ее.

— Позвольте, теперь угощаю я.

— Нет, нет! Что ты!

— Да бросьте! Я девушка самостоятельная и в состоянии платить в очередь.

— Мне‑то пива больше не хочется. Разве только ты желаешь.

— Нет. Пойдемте тогда.

Мы разом встали. Я ушел за дверь, помеченную силуэтом в брюках. Когда я выходил, внезапно отлетела, стукнувшись об мою ногу, внутренняя дверь. Придержав ее, я отступил — «клетчая куртка». Парень прошел мимо без слова, не взглянув. Пока я томился у столика, поджидая Юнис, парень в черной куртке, приканчивая пиво, поджидал своего приятеля. Потом оба вышли не оглядываясь.