— Ага, спасибо, — ответил бармен и налил себе. Они чокнулись.

— Ну, за удачу.

— Ваше здоровье!

Они поставили стаканы, и Уилф спросил:

— Слушайте, вы случайно не знаете такого Уолта Фишера, живет где‑то рядом.

— Фишера‑то? Как же, знаю, заходит он сюда. Ничего, довольно смирный. И жену по субботам приводит, ежели есть кому с детьми посидеть.

— А, так он семейный, да?

— Ну, жена, и малышни хватает.

— Газета свежая? — Ему совсем не хотелось читать, но любопытство победило. Он взял у бармена газету, поглядел на первую полосу.

— Значит, тот тип, что уделал эту из Кросс — парка, говорит, мол, и не знает, зачем это он, да? Ладно хоть сознался сразу. И кто ее дернул к себе его пускать? Сто лет не виделись, он выходит из тюрьмы, и она его к себе берет. Голова у нее не на месте, вот чего.

— Теперь‑то на месте, — сказал Уилф.

— А? Ну да, правильно. Его вздернут, это точно. Кому он, гад, нужен?

— Я не верю в правильность высшей меры наказания, — сказал Уилф.

— С какой стати мы должны платить, чтоб он там в тюрьме прохлаждался?

— Можно ли мерить жизнь человека стоимостью его содержания в тюрьме?

— Так ее‑то жизнь он того, — сказал бармен. И зачем? За полста.

— Там не только в этом было дело. Они были муж и жена, жили вместе.

— Оно, конечно, так. Я со своей, бывает, тоже спорю. Но я ж не бью ее по башке.

— Видимо, вы не так уж и сердитесь на нее.

— Ой, ну да чего… — бармену не очень‑то хотелось препираться со странным посетителем, тем более сам пил пиво за его счет. — Я‑то знаю, что надо, а что не надо, а этот тип не знает.

— Вешаньем не научишь.

Зачем он стал говорить об этом? Если бы оставили его в покое, он бы забыл. Но нет. Он свидетель. Да и вообще, можно ли забыть такое? Ведь он убежал, убежал, как испуганный мальчишка. Когда был ей так нужен, даже не смог дотронуться до нее. «Скорая» приехала через восемь минут. А она умерла, и рядом никого.

Бармен что‑то говорил о том, как надо проучать людей. Слова его звучали словно как через завесу. Уилф вышел во двор, нужен был глоток свежего воздуха. Голова шла кругом.

А жить надо так, будто что‑то понимаешь в этой жизни.

Двор огибала низкая каменная стена. Он подошел поближе. Там, внизу, раскинулся город. Двести пятьдесят тысяч человек. Боже всемилостивый, подумал он, благослови нас, грешных, отныне и присно и во веки веков, аминь.

Он вернулся в паб. Уже в двери Маргарет заметила его. Рядом с ней сидел мужчина. Маргарет напряженно улыбалась, и это могло значить что угодно. Глаза ее странно блестели, щеки покрывал румянец.

— А, ну вот и он, — сказала Маргарет, и тот мужчина стал глядеть на Уилфа.

— Познакомься, мой отец.

Уилф почувствовал крепкое рукопожатие и подумал: меня надо было ему представлять, а не наоборот. Вслух он сказал:

— Итак, что будем пить?

— Нет, нет, плачу я.

Уилф глядел на Маргарет. Она кивнула ему совсем незаметно, и глаза ее наполнились слезами. Тогда он наклонился и взял ее за руку.

Десятитонка, под которой, подсвечивая себе переносной лампой в проволочной сетке, возился шофер, была ловко поставлена на узком клочке пустыря.

Накануне Брайен выехал из Абердина совсем поздно, потеряв день в поисках обратного груза. Сюда добрался среди ночи, а остаток ее провел, пытаясь обнаружить неисправность в двигателе и подручным инструментом починить его. Это и доконало. Кряхтя, Брайен вылез, распрямился, стал вытирать руки об тряпку. Небо как‑то быстро высветлилось, пока он лежал под машиной. Он оглянулся вокруг; вдоль невзрачных улиц спали дома, и подумалось, не нарушить ли тишину, заведя мотор для пробы.

Нет, решил он. Пусть доспят свое до первых утренних машин. Как‑нибудь дотянет до дому. В моторах он собаку съел и не подумал бы уйти из ремонтной мастерской, да вот хозяин, Невинсон, окончательно вывел из терпения. И Джойс сердилась, убеждала не уступать. Работа на грузовике подвернулась тут же, под напором Джойс он согласился, временно, пока не сыщется что‑либо иное. Человек он положительный, не ему скакать с места на место, уж года два он так и ездит.

Воздух был промозглый, и, когда спало напряжение от работы, Брайен почувствовал, что озяб. Постоял задумчиво возле грузовика, не замечая, что по — прежнему вертит в руках тряпку. Потом опустил капот, достал из кабины кожаную куртку, запер дверцу и двинулся широким уверенным шагом, крепкий, крупный мужчина. Окрашивая розовым бледное рассветное небо, фонари на высоких бетонных столбах, похожих на птичьи шеи, гасли по нескольку враз вдоль длинной магистрали, ведущей в город. Брайен направился к дому рядом с мелочной лавкой и уже взялся за ручку двери, когда приближавшийся мопед взорвал тишину, которую ему самому было жаль нарушать беспардонным скрежетаньем. Он проводил мопед взглядом. Водитель, весь в черном, приник к рулю. «Ну и ковбой», — оставалось пробормотать Брайену, прежде чем войти в дом.

Скрип двери заставил миссис Сагден выйти из ванной на лестницу в теплом голубом халате поверх ночной рубашки.

— Бог мой, я‑то думала, Брайен, ты давно лег и сны смотришь. А ты что, до сих пор был на улице?

— Вышло дольше, чем я рассчитывал.

— Надо ж! Я сплю себе как ни в чем не бывало, а дверь полночи открыта, заходи кому охота.

— Я ведь рядом был, напротив.

— Ну конечно, уткнулся в мотор и ни до чего дела нету.

Она сошла вниз и направилась мимо него в кухню. Он пошел следом и смотрел, как она открыла заслонку над плитой.

— Уж не думал, что вы такая трусиха. Столько тут народу ночует…

— Прежде чем кого впустить, я присмотрюсь как следует. А что сделаешь с тем, кто зайдет с улицы посередь ночи?

Брайен лишь улыбнулся. Он не принял ее жалоб всерьез. Знал: ее больше тревожит, что ему довелось провести все это время на холоде, когда можно было спать в теплой постели. Так уж она относилась к нему, считала, что из‑за своего характера он сверх всякой меры взваливает на себя хлопоты да заботы.

— Усаживайся и грейся. Я приготовлю тебе завтрак, только вот переоденусь.

Он расположился в кресле рядом с камином. Кресло покрывал просторный чехол, с тем чтоб уберечь обивку от промасленных спецовок. Брайен протянул ноги к огню. Миссис Сагден удалилась наверх. Пребывание на кухне делало его избранным из избранных, ведь хозяйка дома предоставляла стол и кров с разбором, лишь тем, чей внешний вид ее устраивал, и большинство допущенных ели в голых стенах столовой напротив входа, где столы были покрыты пластиком, а пол линолеумом, который легко мыть. Ей приходилось быть осмотрительной, он понимал это. Везде ж есть болтуны, которые не прочь прихвастнуть насчет особых удобств на придорожном постое. И то, что миссис Сагден, вдова, сорока еще нет, привлекательная собою, устроенная, предлагает ночлег мужчинам, которые сегодня здесь, а завтра невесть где, можно объяснять по — разному — не только тем, что ей хочется прибавки к доходу, который дает соседствующая мелочная лавка.

И ему, понимал Брайен, в разъездах по стране не мешает осмотрительность. Кое‑кто, не брезгуя подвернувшимися утехами, попадал в беду. Есть в Ливерпуле одно место, там молоденькая официантка терлась своим бюстом об любого, кто ни попади, а когда случалась свободная от разноски минутка, ходила с ними за грузовики на стоянку. А была она, пожалуй, моложе, чем выглядела, благодаря развитым формам и похотливому лукавому взгляду. Рано или поздно кто‑нибудь ее пристукнет или явится полиция и пойдут расспросы. Брайен сделал свои выводы и не показывается там больше. Еще можно встретить на дороге таких пташек, которые слоняются у кафе, чтоб кто‑то их подвез. Этих Брайен оставлял любителям ухватить кое‑что на стороне в обмен на услугу или тем, кто подвозил тех пташек просто по доброте душевной. Такие или сякие, все эти девицы мало ли до чего доведут, и Брайен держался от них подальше.