Литмир - Электронная Библиотека

— Что такое?

— Мне показалось, я услыхала что‑то.

— Ветер.

— Нет. — Она напрягла слух. — Нет, не ветер, послушай.

Он услыхал, как на улице воет ветер и грохочет по крыше. Постукивала неплотно закрытая входная дверь, и по кафельному полу струился поток холодного воздуха.

Тут Маргарет снова схватила его за плечо.

— Вот, опять. Разве ты не слышишь? Наверху. Похоже… похоже, кто‑то стонет!

— Честно говоря, я ничего, кроме ветра, не слышу. Может, труба в ванной?

Она все еще держала его за плечо, но теперь уже не так крепко. Он сделал шаг по направлению к лестнице, она, ухватив его за руку, пошла рядом.

— Подожди меня здесь.

Он тихо поднялся по лестнице. Если там что‑то не так, придется придумывать объяснение, а то она не заснет.

На лестнице было темно, но дверь в комнату Поппи стояла открытой и внутри горел свет. Он постоял на площадке, прислушиваясь. Здесь, наверху, ветра почти не было слышно. Раз горит свет и открыта дверь, значит, Поппи не спит. Но где тогда Суолоу? Внизу тоже никого нет. Уилф сделал несколько шагов к двери и уже поднял было руку, чтоб постучать, как вдруг услышал тот самый звук, который Маргарет уловила, стоя там, внизу.

С бьющимся сердцем он открыл дверь пошире и вошел в комнату. Она была пуста, на столике горела лампа, постель неприбрана. Одеяло сползло на пол. Не до конца, а так, наполовину. В страшном прозренье, зная заранее, что он сейчас увидит, Уилф заглянул за кровать. Он хотел произнести имя, но издал странный гортанный звук. Застыв от ужаса, не отрываясь он глядел на эту руку, отчаянно ухватившуюся за край одеяла, на розовое тело в нейлоновых складках сорочки, на повернутое в сторону лицо и на… кровь… кровь, о боже, сколько крови!

Закружилась голова. Он выбежал и ухватился за перила, чтоб не упасть… Потом как во сне пошел вниз по лестнице. На нижней ступеньке сел, опустил голову.

— Набери… набери три девятки.

Почувствовал, что Маргарет куда‑то ушла. Через минуту встал, пересек прихожую и взял из руки Маргарет телефонную трубку.

— «Скорая» слушает.

Усилием воли заставил работать голову, сказал ясно и четко:

— Звонят с Кросс — парк, дом 587. Немедленно пришлите врача и полицию.

На том конце провода голос звучал размеренно и спокойно. Уилф дал нужные сведения, положил трубку и взглянул на Маргарет.

— Поппи. Не ходи туда, ради бога. Мы ничем не можем помочь. Они сейчас приедут.

Все плыло перед глазами.

19

В носке была дырка, и ее основная цель состояла в том, чтоб окончательно натереть его большой палец. Он поставил ногу на постамент фонаря, снял ботинок.

— Камешек попал? — спросила Маргарет.

— Нет, в носке дырка. Целая дырища.

— Что ж ты мне не сказал?

— Что за важность. И не тратить же тебе свое время на штопку моих носков.

— А почему бы и нет? Я отнюдь не возражаю.

— Будет время, надоест.

Он сжал ее руку, чувствуя, что теперь, решившись после долгих колебаний, она стала нервничать. Пожалуй, без него вообще не пошла бы сюда. Он развернул карту города и стал проверять по ней.

— Да мы уже почти пришли, — сказал он. — Вот, погляди… Где‑то тут, улицы через две, должна быть церковь.

— Вон она, — сказала Маргарет.

— А нам туда — в переулок напротив.

Настоящего шоссе в южной части города не было, а была лишь дорога через лабиринт зашарпанных окраинных переулков, мимо складов, фабрик и вспышек света — света города, который виден сквозь пустоту, оставшуюся от давно снесенных зданий. Сейчас самое спокойное время: рабочий день кончился, люди пока еще сидят по домам. Один за другим мелькали автобусы, подбирая на остановках немногочисленных пассажиров.

— Мы же могли на автобусе доехать, — сказал Уилф.

— Да какая разница, уже почти пришли.

— Вообще да. Ты как?

— Нормально.

Наконец смогли разобрать цифру на одной из дверей.

— Номер три. А четные с той стороны. — Он снова взял ее за руку, пошли через улицу.

— Лестница подметена, дверь недавно покрасили, — сказал Уилф. — И дома кто‑то есть.

— Так. Ну, ладно, — сказала Маргарет, — ты где будешь? В пабе?

— Я ж не могу пойти с тобой.

— Да, сначала я сама.

— Ну, хорошо, я в пабе на углу. Буду нужен — позови.

Какой бледной кажется она под светом фонаря! Он нагнулся и поцеловал ее.

— Удачи, любимая.

И он пошел вниз по улице, оглянувшись шагов через двадцать, чтоб махнуть ей рукой. Она уже стояла на ступеньках дома, перед нею открылась дверь.

В те времена, когда пабы перестраивали сотнями, этот остался таким, каким был, наверное, тридцать лет назад. Только подкрасят изредка да обои наклеят. Деревянная перегородка между двумя залами выложена цветным стеклом, вдоль всей стены стойка, пол покрыт выцветшим линолеумом, круглые столики.

Первый зал был пуст, а из соседнего доносился шум веселой компании ребят, игравших в дарты. Марку пива, которым здесь торговали в розлив, Уилф видел впервые, поэтому взял бутылку «гиннеса». Остался у стойки. Бармен зазвенел мелочью и отсчитал сдачу.

— Ну, как на улице?

Это был довольно полный седовласый человек, небольшого роста и в очках. Жилет расстегнут, рукава рубашки закатаны, видна татуировка.

— Ничего, — ответил Уилф.

— Холодно? — спросил бармен.

— Да не тепло.

Из соседнего зала попросили повторить. Бармен ушел.

Уилф вынул письмо от агента и раз в шестой или седьмой принялся его перечитывать, все пытаясь за стандартными фразами уловить важные для себя оттенки.

«Уважаемый мистер Коттон! Благодарю Вас за присланный мне экземпляр рукописи романа „Горькие рассветы“, а также за письмо издательства „Томас Рэнсом лимитед“. Возвращаю его Вам. Я согласен с тем, что Ваш роман весьма талантлив, и в то же время не могу не принять мнения о том, что обстановка, герои, сюжет Вашей книги могут несколько сузить круг ее читателей. Однако особого беспокойства по этому поводу, видимо, пока проявлять не следует. Ваш роман, бесспорно, отвечает современным издательским требованиям, и я, с Вашего разрешения, незамедлительно предложу его ряду фирм. Постараюсь держать Вас в курсе всех происходящих событий».

Что ж, неплохо… Даже здорово, елки — палки. И все же плясать от счастья не хотелось. Вечно надеясь, что завтра будет что‑то новое, о дне завтрашнем мы грезим желаниями дня сегодняшнего. Но ведь завтра все может измениться. Жизнь умеет мешать человеческому счастью. Но неужели когда‑нибудь от счастья жизни с Маргарет останется один только страх потерять ее и больше ничего? Он не мог себе этого представить. «Сними эту печаль, любимая, — говорил он ей. — Развей последний призрак прошлого, и мы навсегда уедем отсюда». — «Да, — отвечала она. — Теперь, когда со мной ты, я ничего не боюсь». И все же в глубине души она надеялась, что поиски их окажутся безуспешными, — он понял это, часами роясь вместе с ней в справочном зале городской библиотеки. Да и сам он в минуты раздумья задавал себе вопрос: а стоит ли? Старые раны все еще болят. И кто сказал, что, пытаясь их залечить, он не причинит еще большую боль? К концу пятого вечера он со вздохом отодвинул от себя бумаги. Перед его глазами причудливым узором плясали имена жителей города, названия улиц, где стояли их дома. Он взглянул на Маргарет — она глядела в никуда, кончик карандаша уткнулся в бумагу.

— Ничего нет, — тихо сказал он. — Черт, ну и работка! И главное, вдруг я пропустил? А у тебя как?

— Нашла, — ответила она, не оборачиваясь.

Он вскочил, скрип его стула резко отозвался в тишине читальни, и поглядел через ее плечо на то место, куда указывал карандаш.

Рассказ о брате (сборник) - i_011.png

Снова подошел бармен и, глядя на пустой стакан Уилфа, спросил:

— Повторить?

— Да, пожалуйста.

Бармен открыл бутылку «гиннеса» открывалкой, вмонтированной в стойку, налил полный стакан.

— Выпьете со мной?

38
{"b":"253739","o":1}