Нам дали меню.
— После супа надо заказать порционное блюдо каждому, — подал я совет. — Можно еще лишнюю порцию взять, а потом все разделить.
— Годится, — согласился Бонни.
— А ты, Юнис, что будешь? — спросил я. — Цыпленка, утку, мясо, креветки?
Все выбрали, и я набросал номера на бумажной салфетке.
— Палочки всем?
— А то как же! — резвился Бонни. — Ножи, вилки — больно нужны они нам. А палочки — они милашки. И бутылочку шампанского. Ага? Юнис, ты как?
— Как и ты.
— Нет, ну до чего ж легко угодить этой девушке!
— Шампанское — это очень дорого, — вмешалась Эйлина. — С меня и пива хватит. Под китайскую кухню идет и оно.
— Ну уж, Эйлина! Нашла тоже умилительный напнток! Гордон, пиво — что?
— Пиво — бяка.
— Во. Поняла? А шампанское — милее нет. Зачем пришли‑то? Провести милый вечерок.
— Разумеется, отказываться я не стану.
— То‑то же. Отказывать — немило. Оскорбительным отказ бывает часто, а уж милым — ни в жизнь! — Бонни выудил пригоршню мелочи из кармана, поглядел на монетки и повернулся ко мне. — Телефон тут есть?
— Э… в коридоре, через зал, на стене, — не сразу вспомнил я.
— Извините, — Бонни встал.
— Часто с ним такое? — Юнис проводила его взглядом.
— Какое?
— Мальчишеское балагурство.
— Да это ж он изо всех сил старается быть милым.
— Ох! И вы туда же!
— Это у нас в крови.
— Но вообще‑то вы не так уж сильно похожи. Хоть и братья, а?
— Характерами? Или внешне?
— И так и так.
Подошел официант. Я сделал заказ.
— И бутылку тридцать девятого, пожалуйста.
— Шампанское?
— Шампанское. Уж охладите как следует.
— Хорошо, сэр. — Он отошел.
— А у вас, Эйлина, есть братья или сестры? — спросила Юнис.
— Есть. Брат.
— Похож на вас?
— Да, мы похожи.
— А вы, Юнис? Не иначе как единственная дочка? — поинтересовался я. — Угадал?
— Как это вы узнали?
— Догадался.
Вернулся Бонни. Его провожали взглядами. Один парень, перегнувшись через стол, жарко зашептал что‑то подружке. Она оглянулась на Бонни.
— Занято, — усаживаясь, сообщил Бонни. — Ну как? Заказали?
— Сейчас принесут.
— Эйлина, проводите меня, пожалуйста, в уборную, — попросила Юнис.
— Конечно, — Эйлина поднялась, прихватив сумочку.
Первый раз с утра я остался с Бонни вдвоем.
— Знаешь, кого я сегодня встретил? Сестру Фрэнсис — Мэри.
— Это где же тебя угораздило?
— В Хауорте, в «Черном быке». Веришь, даже испугался: почудилось — Фрэнсис вошла.
— До того похожа?
— Вылитая Фрэнсис.
— Прежде ты ее не знал?
— Нет. Поговорили с ней. Она была с мужем. Он врач. Африканец, представляешь? Черный, как цилиндр гробовщика, — я выжидающе уставился на Бонни.
— Зато католик, наверное.
Я невольно рассмеялся.
— Это мне в голову не пришло.
Бонни забарабанил по скатерти. Я колебался, передавать ли слова Мэри о своем отце.
— Все‑таки, — произнес я, — это кое‑что доказывает.
— Что же?
Я пожал плечами.
— Человек может добиться всего, стоит захотеть по — настоящему. При условии, конечно, что готов не только кататься, но и саночки возить.
— Гордон, по крупному счету мне хотелось одного. И я своего добился.
— Ну а сейчас? Чего ты хочешь сейчас?
— В том‑то и вопрос. Большущий вопрос.
Официант принес тарелки, бульонные чашки и палочки. Подоспел суп, и как раз вернулись женщины. Эйлина взялась разливать бульон. Позади Бонни прошагали к выходу парень с девушкой. Парень не утерпел и зыркнул на Бонни. С полдороги, набравшись, видно, храбрости, все‑таки вернулся с торжественным лицом.
— Извините, мистер Тейлор… Вы ведь мистер Тейлор?
— Мистер Тейлор — вот, — Бонни широким жестом указал на меня. — Я его брат.
Парень зарумянился.
— Не хотел мешать вам.
— Но почувствовали, что ваш долг высказать — какое я дерьмо, — подсказал Бонни.
Парень зарделся еще гуще.
— Нет, что вы! Наоборот, хотел сказать, не думайте, что все верят газетным россказням: вот мы с невестой, мы считаем, что равного вам нет.
— Спасибо.
Парень умудрился выдавить улыбку.
— Приятного вам аппетита. — Поклонившись, он отошел.
— Лично я считаю — случай умилительный, — промурлыкал Бонни. — Как, Юнис, по — твоему — случай был какой?
— Восхитительный и обворожительный.
— Восхитительный и обворожительный, а также?..
— А также.
— Нет, во слов‑то накидала! Гордон, как их там называют? Слова, которые значат то же, что другие?
— Синонимы, — опередила меня Юнис,
— Очень умно, — одобрил Бонни.
— Но только полных синонимов не существует, — поправил я. — Даже самые близкие хоть чуть, а разнятся по значению.
— Вот это правильно, покивал Бонни. — Томаса Артура Гринта я б в жизнь не назвал обворожительным, а ты, Юнис, мошенничаешь. Плутуешь, детка. Другие из себя выдираются, лишь бы держаться мило.
— Но сам же предупреждал, что мне запрещено употреблять слово «милый»?
— Ага, попалась! Еще один штраф.
Юнис кивнула, когда Эйлина задержала полный половник бульона над ее чашкой.
— Мило, мило, мило, — зачастила она. — Мило!
— Гляди, Гордон, Юнис‑то не по вкусу наша игра, — пожаловался Бонни. — Так и норовит поломать.
— Игра ваша в зубах навязла, — возразила Юнис.
— Так вот ты как заговорила? — Бонни доел суп, но поднимая глаз на девушку, и отрицательно помотал головой, когда Эйлина протянула половник к его чашке.
— Как нам с ней поступить, Гордон?
— И мне забава ваша прискучила, — поддержала Эйлина.
— Ну в таком случае — окружен и сдаюсь!
Принесли горячее. Метрдотель самолично доставил
шампанское.
— Наливать?
— Ага, давайте, — Бонни тронул бутылку. — Отлично.
Вылетела с легким хлопком пробка. На нас оборачивались. Какая‑то женщина улыбнулась. Бонни поднял бокал.
— За поэзию! Всюду, где встречается!
— Ммм, — причмокнула Юнис. — Ничего нет лучше!
— Ты про поэзию? — уточнил Бонни. — Или про шампанское?
— Про шампанское. Нечего смешивать одно с другим.
Эйлина принялась раскладывать по чашкам жареный рис. Проворные палочки Юнис подцепили цыпленка и кешью.
— Нет, ты не права. Шампанское идет ко всему, — изрек Бонни. Он нацелился палочками на кушанья. — Гордон, ты заказывал. Что порекомендуешь?
— У меня вкусно, — с полным ртом едва выговорила Юнис.
— Да ну тебя! Еще одурачишь!
— Попробуй утку, — предложил я и подвинул ему блюдо. — Помнишь, Эйлина, как мы пили шампанское в летнем кафе напротив Реймского собора?
— Да. На нас тогда налетели осы.
— Любую романтику что‑то да подгадит, — заключил Бонни.
— Неважно! — возразила Эйлина. — Победили мы!
Тогда в Реймсе мы с Эйлиной, разомлев от шампанского, любили друг друга в отеле (отель — одно название: так, скромненькая крыша над головой, постель и завтрак). Мы заснули, а проснувшись, отправились обедать. Но выбор оказался на удивление скудным: в этом провинциальном городке в девять вечера уже наступила ночь, он прятался за жалюзи. «Только и всего, что величественный собор, — ворчал я, пока мы тащились от одного запертого ресторана к другому, — а так ничем не лучше, чем в Барнсли». — «Нет, в Барнсли лучше, — поправила Эйлина, — там китайский ресторанчик открыт до полуночи». Но нам все‑таки удалось набрести на ресторан, владелец которого не успел закрыться. Помню, я еще побранился с ним на скудном французском, а он лениво отругивался на скудном английском. Перебранка разгорелась из‑за отсутствия газа в минеральной воде, заказанной Эйлиной. Бутылку принесли уже распечатанной, и меня охватили подозрения, что нацедили водичку прямо из‑под крана. Спать нам не хотелось, но податься больше было некуда, и мы промаялись всю ночь. На следующее утро, выбираясь на юг, я сделал два круга по кольцевой, прежде чем отыскал нужный поворот. Шел наш медовый месяц.
