— Да там того золота кот наплакал! Я сам видел, никакие не горы, а пять — шесть телег, да и то без верха! Слово даю!

— Что мне твоё слово? — поморщился Хорь. — Но раз ты так настаиваешь, ладно, возьму тебя в заложники. Только вот девку твою…

Ярам, поняв, словно бы в отчаяньи махнул рукой, и в тот же миг тело ватамана пронзили сразу две стрелы. Он захрипел и, как подкошенный, рухнул навзничь, а в разбойников с ближайших крыш полетели всё новые и новые стрелы. Яр выхватил из сапога узкий клинок… А Рин схватил Литу в охапку и бросился в сторону заветной двери.

Им повезло: охваченные невольной паникой, не понимающие, откуда стреляют, разбойники в первую минуту растерялись. Рин бешеным вихрем домчался до ближнего дома и кубарем вкатился в дверь, которая тут же снова захлопнулась. Успел…

Лите помогли встать, сунули в руки кружку с водой. Но она лишь головой покачала, с отчаяньем глядя на своего спасителя.

— А что теперь?!

Не отвёл глаза — наконец‑то. Улыбнулся, показав ямочки, но от этой улыбки словно мороз пробежал по коже.

— Главное — что ты живая. А с 'хорями' мы сейчас управимся!

Взял приготовленный для него меч и бесшумно выскользнул в заднюю дверь.

Пока хозяйка её запирала, девушка метнулась на второй этаж, приоткрыла ставень и жадно вгляделась в закипевшее на площади сражение. Дружина Соколиного покинула башню и вовсю сыпала стрелами, постепенно приближаясь к разбойникам. На улицах их начали теснить попрятавшиеся по приказу Яра солдаты, к ним присоединились и простые жители — кто с дубиной, кто с вилами. Засевшие на крышах лучники метко разили заметавшихся врагов…

Но всё равно их было слишком много. Слишком — для тех двоих, что находились сейчас в самой гуще боя. Вёрткая фигура оруженосца мелькала то тут, то там, иногда надолго пропадая из вида, но каждый раз появлялась снова. И Ярам… он тоже был ещё жив. Два тонких лезвия в его руках легко, словно играючи, разили озверевших разбойников, не давая им подходить слишком близко. Желающие, впрочем, находились — и один за другим падали вокруг невредимого сотника. Но надолго ли такое сумасшедшее везение?! Надолго ли?..

Где‑то рядом вскрикнула хозяйка. Оказывается, всё это время она стояла тут же, у окна. Она тоже видела — как, схоронившись за убитой лошадью, один из лиходеев спешно натянул лук. Как в него самого угодила чья‑то стрела. И как выпущенная им смерть настигла мужчину в чёрной форме княжьего сотника. Лите показалось, что он падал долго — долго. Так и не выпустив своего оружия, не желая сдаваться, не обращая внимания на торчавшее из груди древко стрелы…

Женщина дёрнулась было за ней — не пустить, но тут же испуганно отшатнулась. Лита не помнила, как отодвинула тяжёлый засов и оказалась на улице. Там, должно быть, было очень шумно, но для неё город сейчас будто вымер. Потому что его навсегда покинул неистовый, неумолимый ночной ветер. А без него и призрачной туманной девушке здесь нечего делать. Больше нечего. Он всё‑таки догнал её, а она — она его уже не догонит. Не крикнет вслед, срывая голос: 'Останься со мной!' Не заберёт его, бесплотного, в свои тёплые туманные объятья… 'Не убежишь…' Больше. Никогда.

Лита смогла сделать ещё несколько шагов, а потом бессильно сползла на землю. Она даже не почувствовала, как, покинув её, вырвалась наружу, расплескалась в воздухе яростная, тёмная ведьмина сила. И как, повинуясь этой силе, на площадь внезапно опустилась ночь.

— А если всё ж совсем померла? Может, ну её, а, Драб? Скинем в кусты, да и вся недолга.

— Не вздумай! Знаешь, какие они, ведьмы, живучие? Слыхал я, что одну даже похоронить успели, а она через два дня как выкопалась! Приходит к себе домой, а там уж новые хозяева объявились…

— И что?

— Что‑что… Разозлилась и так всех сглазила, что даже дети со страху поседели.

— Ой…

— Вот тебе и 'ой'. Забыл, что ли, что эта девка на площади устроила?!

— Забудешь такое! Когда белый день чёрной ночью обернулся… А потом всем нашим будто песка в глаза надуло, до сих пор слезятся, собаки.

— Вот — вот, из‑за неё всё! Одних в капусту порубили, других повязали. Хорошо, что мы вовремя оттуда утекли. Даже добро кое — какое прихватили… Так что мы с тобой, Шитко, из всех самые везучие.

— Угу… А ватамана жалко. Больно умный мужик был. Что ж теперь, как дальше‑то жить? На что? Вместо золотых слитков — мешок барахла да обморочная ведьма. Много ли за это выручишь?

— Не боись, дружка, со мной не пропадёшь! Слыхал я, что в одном городе часто колдуны из Хорь — града проездом бывают. До него всего‑то два дня пути. А уж там мы с тобой развернёмся. Продадим девку колдунам, тут главное, в цене не прогадать…

— Почём ты знаешь, что купят?

— Знаю. Потому и прихватил её вчера. Говорят, колдуны наших ведьм для каких‑то своих ритуалов используют. Силу их выпивают, до самого дна. Ведьма, конечно, умирает, а они становятся ещё могущественней. И даже жизнь себе продлевают. А тело ведьмы пускают на опыты.

— Ккакие?

— Откуда я знаю? Я, хвала стихиям, не колдун…

Телегу в очередной раз подкинуло на ухабе, и Лита с трудом удержала стон. Незаметно приоткрыла глаза — и убедилась, что недавний разговор разбойников ей ничуть не приснился. Они ехали по заросшей лесной дороге. Справа и слева от неё — ёлки, ёлки, ёлки… И ни одного ясеня, ни одной родной берёзки. Значит, она уже и вправду в Велессии. Утренний туман неохотно рассеивался, делая чётче очертания деревьев. Утро… А тогда, на площади, был только ранний вечер. Долго она пролежала в беспамятстве, ох, долго… Да и теперь ещё такая слабость, что голову поднять тяжело, не то, что затёкшие от верёвок руки и ноги. Видно, всерьёз боятся дядьки, как бы ведьма чего не выкинула.

Лита осторожно проверила верёвки — за столько часов они порядком провисли. Сможет ли она освободиться, сбежать незаметно? Нет. Что толку себя обманывать… Даже если сползёт с телеги (мужики‑то спереди едут, оборачиваются редко), то не уйдёт далеко. Или они спохватятся, или её быстрей дикие звери найдут. Зато так хоть сила её, если она ещё осталась, злым колдунам не достанется. Не должна она попасть к ним в руки, слишком это будет несправедливо… и страшно. 'Выпивают', 'на опыты'… Нет, не бывать тому!

…Копыта лошадей весело зацокали по брёвнам моста, и Лита вновь вынырнула из своего зыбкого забытья. Мост был хоть и старый, узкий, но ещё крепкий и такой высокий, что и реки под ним не видать — туман один. Он сонно клубился и с высоты выглядел таким уютным, словно мягкая перина в спальне богатого дома. И Лита вдруг поняла — это ведь он её зовёт, её манит! Потому что не ведьма она, а просто туманная девушка, которая наконец‑то вернётся домой, сольётся с родной стихией. Не умрёт в плену у чёрного колдуна, не будет лить слёзы, вспоминая убитого жениха… Нет, она просто станет новой частичкой тумана, растворится в нём, позабыв про свои страхи и печали, и обретёт желанную, такую желанную свободу. От всех, от всего… Так будет лучше.

Разбойники дружно обернулись — и едва успели увидеть мелькнувшую у края моста светлую рубаху.

— Батюшки! Утопнет!!

Больше ничего Лита уже не услышала. Недолгий свист ветра в ушах — и измученное тело, разорвав туман, погрузилось в холодную быструю воду. Тысячи ледяных иголок… вздох… не сделать больше… всё… Теперь уж всё.

В царстве стихий тоже оказалось холодно. А люди‑то врали, что там всегда лето, птички поют…

Птички не пели. Наоборот, рядом сопели и ругались, точно как давешний дед в подвале. И зубы у кого‑то стучат так противно… Неужели у неё? Тут же нахлынули разом и остальные чувства: заломило, закрутило болью перетруженные мышцы, а холод стал настолько нестерпимым, что хотелось завыть в голос. Нет, видать, жива она покуда. Но как?!

Лита с трудом разомкнула веки. Вокруг неё — большая лесная поляна; шум реки отсюда еле слышен. Сама она лежит на куче лапника, завёрнутая в плотный кокон из одеяла и какого‑то барахла. Где‑то за спиной весело трещит и шипит костёр, наполняя сорванные лёгкие приятным запахом хвойного дыма. Как она здесь очутилась?