Вторая волна обысков с целью изъятия необходимой для прояснения ситуации вокруг ОАО «Ространснефть» и аффилированных с этой компанией структур отчетно-финансовой ситуации, как в формате электронных баз данных, так и сугубо материальных «носителей», то есть служебной документации, была инициирована департаментом ГЭП,[5] действовавшим по наводке Службы финансового мониторинга РФ.

Первые обыски сотрудники компетентных органов произвели еще накануне, в среду, осуществив выемку документов в офисе главной «дочки» компании – ОАО «Балтпетролеум» в Москве, а также в ее питерском и тюменском филиалах и еще в двух депозитарных[6] банках столицы. В четверг эта работа была продолжена; прокурорские получили целый список объектов, которые следовало проверить, равно как и список лиц, которых следовало кого опросить «по существу дела», а кого и до поры «закрыть» в следственном изоляторе. Всякое общение с прессой по поводу данных мероприятий было строжайшим образом воспрещено. Мало того: «выемки» вот уже вторые сутки производились по ночам либо же ранним утром, еще до начала рабочего дня. Делалось это не только для того, чтобы застигнуть врасплох нечистых на руку бизнесменов, но и с целью свести до минимума информацию о самом предмете расследования: во-первых, на носу президентские выборы, а во-вторых, уж больно нерадостная картинка исподволь, а с каждым часом работы объединенной оперативно-следственной бригады все тревожней и тревожней вырисовывается в связи с новоиспеченным делом о злоупотреблениях в компании «Ространснефть» и некоторых близких к ней структурах.

Ради справедливости надо сказать, что экономический департамент Генпрокуратуры не раз уже в прошлом пытался осуществить досудебное расследование деятельности некоторых руководителей «Ространснефти», осуществляющей прокачку всей российской нефти через федеральную трубопроводную сеть (имелись соответствующие сигналы от налоговиков, аудиторов Счетной палаты и той же финансовой разведки). Но у людей, в отношении которых потенциально могли быть возбуждены уголовные дела – с теми же, в принципе, формулировками, что и в отношении попавших первыми под раздачу топ-менеджеров «ЮКОСа», – оказалось в наличии мощное многослойное прикрытие, что до поры оберегало их от необходимости срочно исповедаться перед прокурорскими работниками, привыкшими, впрочем, действовать в последние годы лишь по команде хозяина из-за зубчатой ограды – «фас!».

И все же прорвало. Многослойная «крыша», на возведение которой ушли многие годы, рухнула в одночасье, как гнилая кровля злополучного «Аквапарка». И за кровавым обвалом в Ясеневе, устроенным, как бы это цинично ни звучало, словно по заказу, – на это «знаковое» событие, «отстрелявшись» по поводу недавнего теракта в метро, мигом переключились все российские СМИ – лишь самый искушенный человек способен был расслышать еще более опасные, еще более грозные звуки: то потрескивают устои самой новой российской власти…

Лещенко приехал в одну из точек, где в настоящее время проводились оперативно-следственные мероприятия по «делу ОАО «Ространснефть», в половине восьмого утра.

Учитывая некоторые нюансы происходящих ныне событий, подполковник взял в сопровожатые одного из своих самых верных и преданных «нукеров» – а именно тридцатилетнего опера Миронова, которого он присмотрел для себя двумя годами ранее в подмосковном учебном центре ФСБ, где тот служил старшим инструктором по стрелковой подготовке, и который сопровождал в последнее время своего шефа повсюду, в том числе и в ходе недавней февральской поездки в Чечню, откуда они вернулись в Москву накануне, в среду, во второй половине дня.

Несмотря на довольно ранний еще час, служебная парковка перед расположенным чуть в глубине улицы Ольховская шестиэтажным зданием – фасад бежевого цвета с отзеркаливающими фрагментами, на одном из которых, самом крупном, горят неоновые буквы МГД, что сокращенно обозначает название данного учреждения – Московский главный депозитарий, – была, кажется, сплошь уставлена разнокалиберным транспортом. Тем не менее журналюг с камерами и микрофонами, как это часто случается в подобных случаях, возле парадного подъезда МГД пока что не наблюдалось. И вообще, как успел уже подметить Лещенко, работа прокурорскими на данной точке была организована довольно толково: на виду всего четверо ментов, да и те не в масках, а в обычном зимнем прикиде – двое из них, правда, с «калашами». И никакой тебе толпы возле парадного: ограниченное количество сотрудников МГД, чье присутствие здесь было необходимо в связи с прокурорской проверкой, уже находились внутри здания, прочий же персонал будет фильтроваться и допускаться на свои рабочие места по мере своей явки в офис (помимо документов «дочек» ОАО «Ространснефть», в МГД хранятся реестры еще нескольких тысяч крупных средних и мелких компаний и фирм, поэтому закрывать в ходе нынешней акции целиком весь депозитарий следствием изначально не планировалось).

Двое милицейских сотрудников, поставленных на входе вместо временно отстраненных от службы охранников МГД, самым тщательным образом проверили документы Лещенко и его провожатого – оба были в штатском, Миронов имел при себе табельное оружие в наплечной кобуре.

Старший, удовлетворив свое любопытство, связался по рации с кем-то внутри здания. После непродолжительного обмена репликами этот мент в чине майора открыл дверь и запустил двух визитеров вовнутрь, велев им обождать в фойе здания, пока к ним выйдет кто-нибудь из прокурорских.

Вскоре к ним вышли двое, причем вышли они туда не через турникеты, снабженные устройствами для опознания индкарт либо специально выдаваемой в бюро пропусков «карты гостя», а появились из кабины спецлифта, при помощи которого можно было не только подняться на любой из этажей офисного здания МГД, но и опуститься в подземное хранилище депозитария.

Старшим из прокурорских был мужчина лет тридцати восьми, среднего роста, с непроницаемым, чуточку тяжеловатым лицом, на котором, впрочем, уже залегли следы одной или даже двух подряд бессонных ночей. Его помощнику, судя по всему, не было еще и тридцати; этот высокий, худощавый парень выглядел более свежим, нежели «важняк», и не без любопытства уставился на вновь прибывших товарищей.

– Старший следователь по особо важным делам Губанов, – сухо произнес старший из прокурорских. – С кем имею честь?

– Подполковник Лещенко, – гэбист развернул перед ним свое служебное удостоверение. – А это мой сотрудник… Миронов, предъявите «корочки»! Так… Вам звонили насчет меня?

– Да, звонили недавно… Сверху.

– Скажите, что здесь происходит?

– Мы осуществляем выемку документов, – пожав плечами, сказал «важняк». – Действуем по закону, в интересах следствия.

Он так и не закончил фразу, поскольку вокруг них внезапно все пришло в движение: к ним подошел один из прокурорских, что-то шепнул на ушко Губанову; забубнила у кого-то в руках портативная рация; спустя всего несколько секунд из парадного в просторный вестибюль – гуськом, по одному, через арочный металлодетектор – и далее к спецлифту, увлекая за собой и Губанова, проследовала группа мужчин числом до пятнадцати человек.

Лещенко, оставив своего сотрудника в вестибюле, тоже решил спуститься в хранилище – у него имелся соответствующий «допуск», взяв в собой в качестве гида молодого следака по имени Артем.

«Это ж хрен знает сколько здесь бабок распихано по сейфам и депозитарным ячейкам, – подумал он про себя, когда они спустились в подземное хранилище. – Конечно, не в наличке, не в камушках, но в ценных бумагах с превосходными перспективами! Когда пытаешься прикинуть, сколько здесь, так от этой цифири в жар бросает…»

Действительно: в обе стороны от входа в хранилище сплошь тянулись вдаль, как металлические соты, стеллажи со стандартными депозитарными ячейками; в двух местах центральный проход пересекали как бы боковые галереи, в которые были упрятаны ячейки более крупных размеров и даже довольно крупногабаритные сейфы.