Иван Ефимович пообещал еще добыть, так что Вале придется еще разок съездить в Бровары. И Володя Ананьев имеет работу. Смастерил ящик, разделил его на тридцать два отделения, получилась настоящая типографская касса, и разложил по ячей- кам литеры. Володька радовался, как ребенок, когда набрал целую фразу: «Проклятье фашистам». Что из того, что буквы были неодинаковые! Он сде- лал несколько оттисков, и Вера Давыдовна разбро- сала по базару первые листовки. И еще одно важное обстоятельство: Черепанов встретил на улице инженера Михаила Демьяненко, с которым до войны работал в Коростене на желез- ной дороге. Валентин заверял Кочубея, что Демья- ненко можно доверять. Кочубей уже имел свидание с Демьяненко. По всему видно, что это свой человек. Мучается тем, что оказался в оккупации. Тоже из окруженцев, попал в плен, бежал из лагеря, теперь голодает. Говорит: «Лучше отравлюсь, чем пойду ра- ботать на фашистов». Демьяненко случайно столк- нулся в Броварах со своим товарищем инженером Кириллом Афанасьевичем Ткачевым, членом партии с 1919 года. Вот они-то и должны сейчас приехать к Кочубею. А вчера неожиданно случилась неприятность. Идет Валентин на работу в депо, а ему навстречу некий Чайка. Он был коммунистом, начальником отделения движения. «Ну,— думает Валентин,— еще один подпольщик для нашей группы». А тот, увидя Валентина, зло усмехнулся: «А-а, уважаемый акти- вист! Ну, как себя чувствуешь? Может, твои друзья- коммунисты тебя в подполье оставили? Как же тебе работается? Какие диверсии против немецкой власти готовишь? Ты, конечно, скрыл от шефа пана Лизо, что был коммунистом, а? Скрыл, иначе здесь не ра- ботал бы...» Валентин поначалу растерялся, потом сам бро- сился в контратаку: — Мое почтеньице, пан Чайка! Кажется, Сидо- ром Петровичем вас величали? Вы и тут, вижу, на- чальник, в чистеньком костюме. А ведь каким акти- вистом были! Наш пан Лизо, к слову говоря, знает об этом? Признались вы ему, что в большевистской 14

партии не последним человеком были, что сыночки ваши со мной в одной комсомольской ячейке состоя- ли? Между прочим, где ваши сыночки сейчас, веро- ятно, наших дорогих фашистов на фронте бьют?..» От таких слов Чайка даже побледнел, а Черепа- нов между тем продолжал: — Ну, так не будем друг другу мешать. Рабо- тайте себе начальником за большие пайки, а я буду рабочим — за маленькие. Чайка кое-как распрощался с Валей и пошел прочь. Кочубея эта встреча очень истревожила. Преда- тель, конечно, найдет способ уничтожить Валентина. Тем более что в депо участились аварии. Валентину необходимо поскорей скрыться. ...Внимательно всматривается Кочубей в окно. Не появятся ли на шоссе его гости. Ведь скоро комен- дантский час. И вот они сидят вокруг стола: Черепанов, Анань- ев, Демьяненко, Ткачев, Кочубей. Разрастется ли эта пятерка в большую подпольную большевистскую организацию, о которой мечтает Кочубей? Какими они будут в деле, не отступят ли перед трудностями, не испугаются ли смертельной опасности, которая повсюду подстерегает их? Григорий придвинул к себе стакан с морковным холодным чаем. Медленно отпил глоток, другой. Сох- нет во рту. Это, вероятно, от волнения, а может, от усталости. Ведь всю ночь просидели. На дворе све- тает. Зато они успели познакомиться. Особенно много рассказал о себе самый моло- дой— Ананьев; казалось, душу хотел вывернуть он перед этими людьми, с которыми вступает отныне на трудную и опасную дорогу подпольной борьбы. Было видно, как стыдно ему, единственному среди них кадровому командиру, что не смог вырваться из фа- шистского окружения, перейти через линию фронта к своим. Ткачев, самый старший из всей пятерки, внима- тельно глядел на Володьку, и в его мудрых глазах, которые уже много видели на своем веку, была от- цовская боль за этого красивого парня. Глядя на Володьку, Ткачев думал о своем сыне Валентине. 15

Как он поведет себя, если и на его долю выпадут тяжкие испытания? Ткачев еще не знал, что его пят- надцатилетний Валя уже стойко перенес первое ис- пытание: в эти самые минуты в небольшом селе на берегу Волги, в чужом доме его Валя качает испу- ганную взрывом фашистской бомбы двухлетнюю сестру Лидочку. «Мама, мамочка!» — кричит Лидоч- ка, а мамы уже нет... Чужие, но сердечные люди по- могли Валентину вырыть в мерзлой земле яму, положить в нее мертвую мать, бабушку, братишку Колю и сестричку Аню. Страшное горе не сломило твоего сына, Кирилл Ткачев. Он, как подобает на- стоящему советскому парню, отомстит позднее в пар- тизанском отряде за горе твоей семьи, погибнет, но отомстит. И ты, Ткачев, отплатишь гитлеровцам. Ты умел наносить смертельные удары врагу в далекие дни твоей юности, в гражданскую войну, босой, голод- ный, вооруженный трехлинейной винтовкой. Суме- ешь и здесь, в Киеве, который стал глубоким немец- ким тылом, выполнить свой долг коммуниста. С этим русым, спокойным и рассудительным Григорием Ко- чубеем, с которым только что познакомился, можно идти в смертельный бой. Кочубей сидит молча, откинув назад большую го- лову с копной вьющихся волос. Как будто и не бога- тырь, небольшого роста, невзрачный на вид, но ка- кая-то внутренняя сила притягивает к нему каждого из четырех. Сегодня они договорились создать подпольную партийную организацию, которую назвали «Смерть немецким оккупантам!». Секретарем парторганиза- ции избрали Кочубея. А что будет завтра? Завтра Демьяненко и Ткачев поедут в небольшой украинский городок Нежин, где у них есть знакомый машинист Александр Кузь- менко. Уютный домик Марии Сазоновны — матери Александра — станет центром, откуда они начнут свою подпольную деятельность в Нежине. Завтра начнется новый день и у Кочубея, и у Ананьева, и у Черепанова. Они ведь теперь — организация, и должны, словно солнечный луч, согревать души советских людей, попавших в гитлеровскую неволю. 16

Г. С. Кочубей (Фото ШО г.)

Здесь все готово. На стене белеют ряды некраше- ных полочек, в углу — аккуратно обтесанный столик, три табуретки. На столике типографская касса, вер- статка, шило — весь инструмент наборщика. А на стене, в деревянной рамочке,— фото молодой жен- щины. Ананьев, заметив вопрошающий взгляд Кочу- бея, объяснил: — Это жена моя, Галочка... Где она теперь, как устроилась с детишками на востоке? Под ногами Кочубея что-то мягкое; он нагнулся, чтобы пощупать, и снова услышал голос Володи: — Ковер у матери выпросил. Доживем до побе- ды— новый куплю, а сейчас хоть не так сыростью будет тянуть. Кочубею на миг почудилось, что он в пещере Кие- во-Печерской лавры, с ее могильной сыростью и тошнотворным запахом ладана. Кочубей невольно вздрогнул. — Ну, скажи, что это подделка!—Ананьев про- тянул Григорию небольшой клочок бумаги. Это был его сюрприз. Целую неделю Володя что-то ворожил над этим клочком, который должен был стать пер- вым кочубеевским документом. История этого документа похожа на страничку приключенческого романа. Петру Леонтьевичу Тим- ченко посчастливилось «одолжить» на столе пани Луизы — секретарши директора трамвайного заво- да — аусвайс. Пани и в голову не могло прийти запо- дозрить в краже удостоверения почтенного пана Тим- ченко, который так и ушел, не дождавшись приема у директора. Кочубей решил сменить на аусвайсе лишь фото- карточку и стать на время Павлом Кирилловичем Дудко, токарем трамвайного завода, на имя которого выписан аусвайс. — Ни в коем случае! —возразил Володя.— Луиза, безусловно, сообщит куда следует, что у нее украден аусвайс Дудко, и тебя поймают при первой же обла- ве.—И Ананьев взялся переделать аусвайс на имя Николая Петровича Тимченко. Николай — сын Петра Леонтьевича. Жив ли он или нет, никто не знал, С тех пор как ушел на фронт, не было никаких известий от него. 18

Кочубей высказал опасения, что Володя может испортить аусвайс. Володя в ответ рассмеялся. — Ты еще не знаешь о моих художественных способностях. Спроси у Вальки, как я досаждал ему, когда заметил, что он ухаживает за моей сестрой Клавой. Чуть ли не ежедневно Валька получал записочки от Клавы, в которых она назначала ему свидания. А записки-то были мои! Бывало, стоит, бедняга, ждет, а я подхожу и ангельским голоском спрашиваю: «Валя, что ты тут торчишь?» Клавка плакала, жаловалась маме, но я был неумолим. Кон- чилось тем, что Валька отлупил меня... Ну, а теперь, надо полагать, директору завода не удастся побить меня за то, что я немного потрудился над аусвай- сом, который он подписал. И вот аусвайс перед Кочубеем. Ну и чертенок же, этот Ананьев! Как он умудрился смыть фамилию Дудко и таким же точно почерком написать фами- лию Тимченко? Кочубей уверен, что только судеб- ной экспертизе под силу распознать эту фальшивку. — Молодец, Володя! 3. Лютый... Недаром так зовут февраль на Украине. В 1942 году он был поистине лютым. Резкий ветер наметал сугробы снега. Снег забивался в раскрытые ворота опустевших дворов, сквозь выбитые стекла, за воротник ветхого пальтишка. Кочубей быстрым шагом шел по улице. Что под- гоняло его? Ведь он снова стал секретарем партий- ной организации, но не такой, как раньше — большой, наркоматовской, а маленькой, подпольной, и он от- вечает перед партией, перед советским народом за все, что происходит в его Киеве. Он обязан помо- гать киевлянам, оказавшимся в фашистской неволе, поднимать их дух, сделать их сильными, непобеди- мыми. И это его работа сейчас — ходить по городу, все видеть, наблюдать, запоминать... Григорий сегодня впервые вышел на улицу, впер- вые увидел замороженный голодный Киев. Долгое пребывание под землей, голод, невзгоды и старое, 19