Прочувствовать вкус сегодняшней деревенской жизни можно на примере Григория Пешкова. В основном он зарабатывает тем, что возит газовые баллоны, но поскольку жалованье довольно скудное, приходится подрабатывать. В тридцатиградусный мороз он бродит в лесу, проваливаясь по колено в снег, и собирает кедровые шишки. Китайцы, чей ненасытный интерес ко всему природному особенно ощутим именно в этом уголке России, высоко ценят кедровую древесину, а орешки считают изысканным деликатесом. За полкило найденных под снегом шишек Пешков получает 30 рублей (около одного доллара). Если он потратит время и вынет орешки, то сумеет — если повезет! — продать их по 200 рублей за кило. Кто-то подумает сейчас: ковыряться в снегу в поисках шишек больше пристало свиньям или белкам. Что ж, отчасти так и есть. Но, как сказала одна молодая нанайка из окрестной деревни, в Соболином люди не живут — они выживают[30].

И удается это не всегда.

При такой жизни чувство юмора, которое сохранял Марков, было редкостью, и для своих друзей он оставался лучом света и надежды в темном царстве отчаяния. Его шутки с трудом поддаются переводу, поскольку часто вся соль состоит в том, как он их рассказывал, и, для того чтобы их понимать, необходим эффект присутствия. В России без чувства юмора не прожить. Иногда кажется, что здесь невзгоды и неприятности подстерегают человека чаще, чем где-либо еще, и никогда не знаешь, что станет последней каплей. Однажды в Приморье в автобусе во время убийственно долгого рейса один молодой человек по имени Гена вынул из сумки бутылку водки и громко заявил: «Это не водка, это машина времени!» Смех действует аналогичным образом: он не только заставляет время бежать быстрее, но и смягчает многочисленные удары судьбы. Марков даже в самые тяжелые моменты умел не поддаваться отчаянию, превращая очередную поломку или неудачное начинание в повод для шутки. «Уж так он был устроен, — вспоминает его молодой односельчанин Денис Бурухин. — О чем бы ни шла речь, у него всегда была припасена шутка в тему».

С другой стороны, а что еще оставалось? Поставки продуктов и прочих необходимых для жизни товаров почти прекратились, так что глухие деревушки вроде Соболиного едва поддерживали связь с миром. И без того непростая ситуация усугублялась инфляцией, которая к 1993 году достигла 1000 процентов, практически обесценив рубль на валютном рынке. В последующие годы рост инфляции замедлился, но в середине девяностых цены в России выросли на 200–300 процентов. Чуть позднее, в 1997-м, российский рубль рухнул — аналогично тому, как это произошло с немецкой маркой в преддверии Второй мировой войны. Если за десять лет до этого на рубль можно было купить пачку сигарет, пять стаканчиков мороженого или посидеть вдвоем в кафе, то теперь он не стоил даже куска металла, из которого был отлит, равняясь одной сотой американского цента. 1 января 1998 года, через месяц после гибели Маркова, российская валюта подверглась деноминации. И хотя эта радикальная мера помогла стабилизировать валютный курс и вернуть его в приемлемые рамки, она превратила сбережения множества россиян в ничто. Если вспомнить о том, что подобное решение принималось уже в седьмой раз за столетие, начинаешь понимать русский цинизм и веру только в урожай картошки, выращенный своими руками.

Для обитателей Соболиного и Ясеневого эти перемены мало что значили. Например, даже если у вас был пустой газовый баллон, возможности его заправить приходилось ждать несколько дней, но еще больше времени требовалось на то, чтобы найти деньги и расплатиться за заправку. Купюра по-прежнему оставалась составляющей товарно-денежных отношений, но перестала быть их основой. Источником всего необходимого стала тайга, которую Саша Дворник и другие обитатели этих мест называют «тайга-матушка» — кормилица, благодетельница и последнее прибежище.

Иногда русские так же красноречиво величают свою страну. Но Россия-матушка — это не народ и, уж конечно, не правительство; это земля. Глубинная связь русского человека со своей землей превосходит все другие узы, за исключением разве что семейных. Поэтому лес и его обитатели, как животные, так и растения, по-прежнему имеют для русских значение, которое большинство из нас, жителей Запада, утратило несколько поколений назад. Эта связь, или даже зависимость, существует вопреки государственной политике целенаправленного, бессистемного, но пугающего своим размахом уничтожения природы. Где-то с середины мая русские, где бы они ни жили и кем бы ни работали, едут на дачи и возделывают свою землю с любовью и рвением, какими мы на Западе редко можем похвастаться, хотя и кичимся своей сознательностью в вопросах охраны природы. В мае в России наступает пора сажать картошку, и это делают почти все. Это и традиция, и ритуал, и способ пережить бесконечную зиму. Зарплата-то маленькая, да и ту задерживают. Армянское радио не обошло вниманием этот вопрос:

В русском самосознании Бог — Отец Небесный, а царь — земной отец народа. До революции его так и называли: «царь-батюшка». Это обращение к высшей силе (личности), которая объединяет, защищает и управляет страной, повелось еще со времен Ивана Грозного, первого «царя всея Руси», своенравного и жестокого завоевателя, определившего характер царствования в России на последующие пять столетий. Традиция жива и поныне: сегодня Путина часто называют «добрым царем» и «сильной личностью», необходимой России — так же, видимо, как был необходим «стальной» Джугашвили в 1930-е. И это воспринимается в позитивном ключе, особенно если человек считает — как многие русские — свою страну великой, но недооцененной падчерицей Первого мира в окружении врагов. Это одна из главных причин, почему Путин сохраняет свою популярность даже в отдаленных уголках Приморского края, а Сталин до сих пор внушает восхищение миллионам россиян. Иными словами, государство Российское зиждется на принципах мужественности и патернализма, оставаясь при этом — несмотря на всю секретность, ксенофобию и тягу к вооружению — недальновидным, уязвимым и склонным к предательству. По сути, за минувшее столетие вероломство фактически стало национальной чертой характера. Не случайно в России один из самых высоких в мире процент разводов, после которых матери вынуждены в одиночку растить ребенка — как правило, единственного. Отцы пьют, гуляют, бросают семьи, рано умирают или просто опускают руки по самым разным причинам. Когда это происходит, помощи ребенку ждать неоткуда, и, кроме приюта, вариантов немного: бороться за жизнь вместе с матерью или бежать из дома и оказаться на улице. Тайга предлагает нечто среднее.

После того как леспромхоз закрыли и необходимость в рабочей силе отпала, трудоспособное население Бикинской долины отдалось в руки неласковой, но щедрой тайги-матушки, что подчас было сопряжено с серьезными опасностями и нарушением закона. Самогон и кустарно изготовленные пули встречались сплошь и рядом и шли рука об руку. После предательства и ухода отцов матери и дети начинают искать спасения друг в друге, сплачиваясь как никогда. Особенно это справедливо, если речь идет о единственном (или единственном оставшемся в живых) сыне — Иосиф Сталин тому пример. То же самое можно сказать и про тайгу-матушку и ее отчаянных сыновей.

К 1997 году обстановка в Соболином стала исключительно нездоровой: падение нравственности и алкоголизм достигли пугающих масштабов. Все вокруг ломалось и рушилось, люди начали в буквальном смысле вымирать. Трое из пяти детей охотницы бабы Люды похоронены на деревенском кладбище. «Это уже и жизнью нельзя назвать, — сокрушалась она. — Это жалкое существование».

При таких обстоятельствах время утрачивает свое привычное значение. В Соболином жизнь текла по своим законам, но время словно остановилось на отметке «выживание»: когда вы влачите нищенское существование в глухом лесу, бег стрелок по циферблату и листочки отрывного календаря мало что меняют в вашей жизни. Отдельным счастливчикам раз в месяц приходит скудная пенсия, которая могла бы облегчить их участь, но если ее частично или целиком спустить на водку, можно попросту отключиться и забыть о времени. Вот почему выживание в этих краях разделяется на периоды алкогольного анабиоза и вспышки сезонной активности, когда наступает пора рыбалки, охоты, разведения пчел или сбора кедровых шишек. Кроме того, нужно время от времени сажать картошку, а иногда удается подработать на лесозаготовке или строительстве дорог. По этому страшному кругу издревле движется жизнь миллионов людей во всем мире, а мы, как правило, даже не задумываемся об этом.