И что же делать? Мы всё ещё сильно любили друг друга, и я не собирался разбрасываться этим. И я, конечно, не хотел переделывать то, что в основе было счастливой семьёй. Но я толкал Фиону к тому, что жить со мной было гораздо труднее, чем жить без меня.

Я пролежал весь день в палатке, уставившись в бесконечность.

Вечером за ужином у меня было унылое настроение.

— Ты что-то немного не в себе, — сказал Роджер, — что-то случилось?

— Мысли о доме.

Объяснять больше было нечего, мы все в равной степени страдали ностальгией и знали, что это неизбежно.

— Лучше вообще не получать писем из дома, — сказал Брайан, — это невыносимо.

И в некотором смысле он был прав.

Неудивительно, что в свободное время, которого было достаточно, мы часто обсуждали, когда и как разделят нашу группу. Разделить группу из девяти альпинистов было логически целесообразно, хотя бы потому, что в верхних лагерях не хватило бы палаток на всех, к тому же штурмовая группа из девяти человек была бы опасно громоздкой. Нам предстояло выходить двумя группами с промежутком в три или четыре дня.

Вопрос — как нас поделить — не был трудным для Саймона. Кис, Ал и я был и в команде благодаря Брайану, следовательно, мы должны быть с ним в одной группе, там же должен быть и Барни как гид. Так сформировалась наша пятерка.

В четверку входили: Саймон, Тор, Сандип и Роджер.

Но какая группа пойдет первой? Вот вопрос, который владел нашими умами всё время ожидания в базовом лагере. Мы бесконечно обсуждали все за и против, пока ждали решения Саймона. Идти первыми было легче психологически, потому что меньше времени придется торчать в базовом лагере. Мы достигли пика спортивной формы, пика акклиматизации и были готовы к штурму морально и физически.

Дни, проведенные в базовом лагере, были пустыми, деморализующими, когда вирус, занесённый туристами, мог уничтожить шанс на успех. Кроме того, период ожидания давил психологически. Сомнения множились, как бактерии, разъедающие страхи были результатом размышлений каждого из нас об известных и неизвестных опасностях, поджидающих впереди.

Мы отчаянно стремились наверх.

Были также и другие факторы, дающие понятные преимущества первой группе. Запасы кислорода и питания, находящиеся в лагерях 5 и 6 были тщательно рассчитаны по человеко-дням. А что если первой группе придется на день-два задержаться из-за непогоды? В этом случае они будут вынуждены воспользоваться запасами, предназначенными для второй группы. Саймон убеждал всех, что в этом случае он просто пополнит запасы, послав носильщиков с грузом в верхние лагеря, тем не менее, участников не покидало ноющее сомнение — окажется ли драгоценный кислород в нужном месте и в нужное время?

Ал указал на другую возможную неприятность для второй группы, если первая задержится. В лагерях 5 и 6 количество мест ограничено. Двух «Квазаров» с трудом хватит для группы из четырёх-пяти альпинистов. Вторая группа может столкнуться с тем, что спускающиеся альпинисты, неожиданно заняв лагерь 5, создадут затор, вынуждающий группу, идущую вверх, прервать восхождение. Ал уже сталкивался с таким сценарием в своей второй экспедиции на Эверест. Затор в лагере 5 свел на нет все его шансы на успех.

Болезнь или несчастный случай, произошедшие в первой группе, могут также лишить шансов участников второй группы, если им придется участвовать в спасательных работах.

Казалось, что все складывается против второй группы, но был один фактор, который перевешивал все остальные и мог нанести удар первой группе — погода.

— Нет никакой разницы, какая группа пойдет первой или второй, — прозвучал голос умудрённого в этом вопросе Ала. Если ударит непогодь, то никакая группа не сможет достичь вершины. У второй группы ровно столько же шансов поймать «окно» хорошей погоды, как и у первой. Как кому повезёт.

Погодное «окно» — драгоценная призрачная случайность. Она значит больше, чем кислород, продукты, места в палатке, и ей, в конечном счете, решать, кто из нас достигнет Крыши Мира.

Мы нуждались в этом окне, но в то же время и боялись его. Погодное окно может легко превратиться в погодную ловушку. Нас изумляло, с какой устрашающей скоростью меняется погода на Эвересте. В ясный день погода может резко ухудшиться и меньше чем за час обернуться диким ураганом. Окно может так же быстро захлопнуться, как и открыться, и пятиступенчатый замок Эвереста защелкнется, охраняя его.

Это непреложный факт, козырная карта вершины, и потому ни один альпинист, как бы ни была высока его квалификация, не может полностью быть уверен в успехе. Мы могли изо всех сил пытаться предугадать погодные условия, в которых пойдём на восхождение, но, по большому счёту, мы были в руках судьбы.

Все горячо обсуждали возможность второй попытки штурма вершины, понимая, что восстановительный период, последующий за неудачным восхождением на высоту 8000 метров, не позволит нам вписаться в десятинедельный срок нашей экспедиции. Было ясно — у нас есть только один шанс, и это всё.

Саймон объявил о своем решении, совершив обход лагеря и беседуя с каждым индивидуально в палатке (я оценил этот его шаг как тактический для предотвращения недовольства, которые возможны при коллективном разговоре).

Брайан, Барни, Ал, Кис и я (группа А) выходим первыми через два дня, Саймон, Сандип, Тор и Роджер (группа Б) идут вторыми через три дня после нас.

Все согласились с этим решением, кроме Тора, которого особенно расстроила необходимость задержаться в базовом лагере. Возможно, Тор больше других страдал от вынужденного бездействия. Сандип и Роджер восприняли это спокойно, хотя им тоже было нелегко сидеть в базовом лагере, в то время как группа А отправится на восхождение.

Решение Саймона было отчасти политическим решением. Статус Брайана как актера гарантировал, в случае успеха, «Гималайским королевствам» широкую огласку в прессе, в добавление к снятому фильму.

По этой ли причине Брайан и наша киношная команда получили призовой первый номер? Дать нам первый и лучший шанс с максимальными ресурсами? Этот вопрос никогда не обсуждался публично, но каждый из нас, особенно группа Б, полагали, что это так.

Брайан был, как всегда, жизнерадостным и бодрым. Как и Ал, он был настроен на долгое ожидание в базовом лагере. В отличие от нас Брайан не расстраивался, а принимал бездействие как должное, как часть всего процесса.

— Мы лезем на гору, — говорил он мне, — даже когда мы сидим здесь. Мы отдыхаем, мы расслабляемся. Хороший день здесь так же ценен, как хороший день наверху — всё на пользу. Нет смысла двигаться, пока мы не уверены, что всё в порядке.

Рассуждая подобным образом, он отправлялся отдыхать в «гималайский отель» — свою палатку, где слушал классическую музыку и листал книгу. И это не было игрой, Брайан действительно мог расслабляться в подобной обстановке. Я искрение восхищался открывшейся в нём зрелости и силе разума. Брайан отчетливо осознавал важность игры в ожидалки. Он мог стряхнуть с себя напряжение, тогда как остальные из нас сгибались под ним. Возможно, это умение развилось в нём за годы актерской работы, когда способность контролировать свои нервы во время премьеры является первостепенной.

В середине нашего ожидания в базовом лагере прошел удививший нас слух, что Ричард, журналист из «Фаиненшел Таймс», возвращается в экспедицию. Слух пришел из индийской экспедиции, у которой была ежедневная радиосвязь с Катманду. В одном из этих сеансов они получили через индийское посольство сообщение от Ричарда, в котором говорилось, что он намерен вернуться.

В ответе Саймона в крепких выражениях говорилось, что ни при каких обстоятельствах Ричард не должен возвращаться в состав экспедиции. Появление ещё одного участника влекло за собой изменение всей логистики восхождения. Короче говоря, для Ричарда не было ни продуктов, ни кислорода, ни места в верхних лагерях. Было слишком поздно что-то менять. Сообщение Саймона осталось без ответа.