При первом вступлении в Северный океан встретили Лазарева льды. Намерение его было плыть прямо к Маточкину Шару, так как он полагал, что продолжавшиеся всю весну северные ветры должны были очистить ото льдов севернейшие берега Новой Земли; но, видя, что по мере удаления к северу возрастает количество и плотность льдов, решился он идти к южной оконечности Новой Земли, но и с этой стороны поставили ему льды необоримые препятствия. 1 июля, убедившись, что весь южный берег до мыса Бритвина окружен непроходимым льдом, решился он спуститься к острову Колгуев, который и увидел в тот же день. Около этого времени стала появляться в экипаже брига болезнь, бывшая впоследствии одной из главных причин худого успеха экспедиции.

Прокрейсеровав на высоте острова Колгуев пять дней и определив северо-западной его оконечности широту 69°28'30'́ и долготу 48°31' О, спустился он к востоку, но вскоре опять встретил лед. Продолжая с ним бороться без успеха 11 дней, 19 июля увидел он берег, который считал юго-восточной частью Майгол Шара, и пошел к северу, чтобы осмотреть Костин Шар. 21 числа определил наблюдениями один, неизвестно, впрочем, какой, пункт берега и заключил, что на прежних картах положен он был восточнее почти на 90 миль. Окруженного густыми льдами, застиг его 25 июля шторм; по окончании его подошел он к берегу около Майгол Шара и, найдя его очистившимся ото льдов, поспешил воспользоваться попутным ветром с запада, чтобы осмотреть южную оконечность Новой Земли. Следуя вдоль берега, видел он несколько крестов, а к юго-востоку с саленга[81] – вершины гор, «кои полагать должно на острове Вайгатском»[82].

Лазарев думал стать на якоре в Марсулином Шаре, положение которого было для этого во всех отношениях выгодно, но льды вынудили его в тот же день (27 июля) возвратиться и по-прежнему искать прохода в Костин Шар. Против Майгол Шара сделался штиль, и течением стало приближать судно к берегу, почему лейтенант Лазарев должен был бросить якорь, который он, однако же, при первой возможности опять поднял и поспешил удалиться в море. «Поспешный мой уход из сего довольно знаемого места, – говорит Лазарев, – ускорен неверной надеждой в доставлении свежей воды, ибо хотя по приближении нашем к сей бухте приметная перемена пресности воды явно доказывала течение в оную рек, но дальность и трудность в доставлении оной от находящегося там льда, опасность в повреждении судна носящимися льдинами при течениях и безызвестность скорого отвращения сих наскучивших нам препятствий вынудили нас искать другого удобного места».

Счислимая широта[83] якорного места 71°, долгота 52°41', прикладной час 12°28'. Вода при северных течениях увеличивалась от 10 футов до 7½ сажен, «а на отмели, найденной гребными судами у северо-западной оконечности Майгол Шара, от 10 до 8 футов до 4½ сажен». Такой подъем воды, равный почти тому, который бывает в С. Мало и Бристоле, совершенно невероятен, поскольку как из прежних, так и из новейших наблюдений известно, что на Новой Земле прилив не поднимается нигде более, как на два или три фута.

Оставив это место, решился лейтенант Лазарев идти к Маточкину Шару. Он плыл к северу вдоль берега, уже очистившегося ото льда, до 3 августа, когда на широте 73¼° встретил опять густой лед. Постоянная пасмурность, сопровождавшая его на этом переходе, не позволила ему обозреть берега с надлежащей подробностью; он успел, однако же, определить положение мыса Кармисульского (вероятно, Кармакульского), широта которого 71°41', долгота 50°49'. Шесть дней продолжал лейтенант Лазарев бороться против льда, встреченного на параллели Маточкина Шара, но безо всякого успеха. С каждым днем уменьшалась надежда достигнуть вскорости Маточкина Шара, поскольку препятствия оставались те же, а число больных беспрестанно возрастало, так что едва можно было управлять судном.

На собранном в этих затруднительных обстоятельствах совете решено было прекратить дальнейшие попытки и отправиться в обратный путь к городу Архангельску. Они спустились от Новой Земли 9 августа, а 12 были уже у Канина Носа. Наблюдения, на высоте этого мыса произведенные, показали долготу его на 2½° меньше той, на которой положен он на карте Белого моря. Всю эту разность приписал Лазарев неверности своего хронометра. Но на самом деле погрешность его была только около 1°; остальные же 1½° принадлежали карте, как определено было в последующие экспедиции. Закончив наблюдения на долготе Канина Носа, Лазарев продолжал свой путь к западу. Три дня продолжались противные ветры с S и SW; на четвертый подул NNW ветер, и Лазарев взял курс SSW, по счислению на средину Белого моря, но ночью увидел себя внезапно окруженным берегами и должен был стать на якорь.

На рассвете оказалось, что они зашли в Святоносскую губу, что из-за указанной погрешности долготы пункта их отшествия, непременно и должно было случиться. 18 числа снялись опять с якоря, но, войдя в Белое море, встретили противный ветер, продолжавшийся почти две недели. При наступлении сентября месяца только самая малая часть экипажа оставалась незараженной скорбутом, так что офицеры должны были иногда сами выполнять матросские работы. С великим трудом могли они 3 сентября дойти до Архангельска, где 19 человек нижних чинов немедленно надлежало отвезти в госпиталь; трое окончили жизнь до прибытия в порт.

Экспедиция эта, столь худо кончившаяся, не могла разъяснить сомнений и неизвестности, существовавших в отношении Новой Земли. Она оставила берега ее неисследованными, определив только, что они на новейшей карте (которая, по словам Лазарева, составлена была Адмиралтейств-коллегией) положены приблизительно на 90 миль восточнее, чем должно. Причинами этого малого успеха были, во-первых, особенная ледовитость моря и дурные погоды, не допустившие обозреть берегов в первую половину лета, а потом болезнь, распространившаяся между экипажем брига и вынудившая лейтенанта Лазарева оставить берега Новой Земли в начале августа, когда, по всей вероятности, можно было ожидать и лучших погод, и свободнейшего ото льда моря. Но в описании этого путешествия причины эти выставлены не в настоящем их виде.

Читая его, можно подумать, что болезнь, о которой мы говорим, есть какая-нибудь новая, единственно Новой Земле свойственная; но, вместо того, она была не чем иным, как обыкновенной морской цингой, которая у мыса Горн, на экваторе и у Новой Земли ознаменовывается одинаковыми признаками: унынием духа, открытием застарелых ран, внезапными припадками и прочим. Нет сомнения, что суровость климата Новой Земли имела некоторое участие в проявлении этой болезни, но теснота судна, палубы которого и трюм завалены были приготовленной для зимовки избой, недостаток покоя людям и дурной воздух, от этого происходившие, может статься, были еще больше тому виной. Притом же лейтенант Лазарев отправился в море слишком рано; ему предписано это было на тот конец, чтобы доставить более досуга для выполнения поручения. Но берега Новой Земли редко бывают доступны прежде исхода июля, и потому отправление в начале июня, не способствуя успеху экспедиции, только утомляло людей и располагало их к болезням. Множество льда у берегов Новой Земли считается в том описании неслучайным или временным явлением, но приписывается какой-то физической на севере революции, увеличившей непомерно стужу и сделавшей берега Новой Земли совершенно недоступными. Справедливы ли были эти предположения, объяснится в нижеследующем повествовании.