Достопримечательная зимовка голландцев в Ледяной гавани сохранилась в преданиях наших новоземельских мореходов. Место их зимовки они называют Спорый Наволок[42].
Но находил ли кто-нибудь остатки жительства голландцев, совершенно неизвестно.
Из всех случаев, встретившихся голландцам, наибольшего внимания заслуживает раннее появление солнца. На широте 76° (приняв во внимание астрономическую рефракцию) должно это светило совершенно скрыться за горизонт 1 ноября и опять появиться 6 февраля нового стиля, т. е. при южном склонении около 15°. Но первое явление случилось тремя днями позже, а последнее 13 днями ранее, т. е. тогда, когда солнце находилось в большем склонении в первом случае на 1°, а в последнем на 3¾°. Феномен этот, изумивший самих наблюдателей, послужил поводом после их возвращения в Европу ко многим толкованиям со стороны ученых. Некоторые считали такую аномалию в природе, которая будто бы уничтожала выпуклость земли и неба, невозможной и объясняли загадочное это явление тем положением, что голландцы в продолжительную, скучную ночь, убивая время сном, проспали на 13 или 14 дней более, нежели думали, и считали 24 января, когда уже в самом деле наступило 6 февраля.
Между прочим, некто Роберт Ле Каню, учитель Гемскерка, Девера и Рипа, старался доказать это в длинном письме к Виллему Блау[43] (W. F. Blaeu), которое сын последнего поместил в своем Большом атласе[44]. Но предположение это едва ли не страннее самого явления. Девер вел журнал свой с возможной точностью и подробностью, а следственно, как им, так и ожиданием, когда обрадуют их опять лучи солнца, побуждался вести верный счет дням; мы видели, что когда часы их от холода остановились, то они замечали время по 12-часовой склянке; от невнимательности приставленных к ней могла, конечно, произойти некоторая погрешность, но невозможно, чтобы она дошла в 12 недель до 14 дней. Вероятнее было бы это, если б голландцы бо́льшую часть времени действительно проводили во сне. Но мы имеем явное доказательство противному не только в журнале Девера, но и в благополучном окончании зимовки их, к которой они нисколько не были приготовлены, – окончании, которое и в наше время и с нашими средствами не сочлось бы неудачным. И от чего же по возвращении их в отечество не различалось их счисление времени от тамошнего?
Мне кажется невозможным, чтобы такое различие, если б оно действительно существовало, не сделалось гласным и не дошло до сведения тех, которые старались уличить их в сонливости. Но кроме этих отрицательных доказательств имеем мы и положительное: ранний, против ожидания, рассвет привел и голландцев сначала на мысль, не проспали ли они несколько дней. Для проверки себя прибегли они к Иосифовым эфемеридам[45], напечатанным в Венеции в 1589 году. В них указано было соединение Луны с Юпитером 24 января в 1 час по полуночи; то же явление случилось и у них и того же числа в 6 часов утра, когда обе планеты лежали по их компасу на NtO. Чтобы не верить этому, следует подозревать добросовестного Девера в умышленной неправде; по моему мнению, это было бы в высочайшей степени несправедливо.
Другие думали, что голландцы погрешили в определении широты своей и зимовали там же, где 170 лет после них зимовал штурман Розмыслов, потому что и последний увидел в первый раз солнце 24 января. Но кроме того, что сходство выводов пяти различных наблюдений не позволяет сомневаться в определенной голландцами широте, упомянутое заключение потому уже неосновательно, что Розмыслов держался старого стиля, а голландцы нового, между которыми в XVI веке было разности 10 дней. Скорее следовало бы заключить, что голландцы зимовали еще южнее Розмыслова. Но мы ниже увидим, что и последний потерял из виду и увидел вновь солнце не тогда, когда по вычислению математическому надлежало ожидать.
Из писателей новейших времен бо́льшая часть приписывает это явление действию рефракции[46], и, кажется, последняя достаточна к объяснению его и делает ненужными всякие другие предположения. Нам мало еще известны пределы, в которых заключается соединенное действие астрономической и земной рефракции в обремененной парами атмосфере полярных стран; пределы эти, может быть, гораздо обширнее, нежели мы думаем. Новейшие путешествия представляют нам разительные тому примеры: капитан Парри видал берег в расстоянии 90 итальянских миль, капитан Скоресби видел в воздухе перевернутое изображение судна, находившегося от него в 32 итальянских милях.
После этого, конечно, не покажется невероятным, что снижающиеся светила могут при некоторых обстоятельствах быть подняты рефракцией на 3 и 4°. Что преждевременное появление солнца произведено было действительно необычайной рефракцией, доказывают нам и наблюдения голландцев. 19 февраля, т. е. через 26 дней по появлении верхнего края солнца на горизонте, обсервовали они меридиональную высоту этого края 3½°. Следственно, меридиональная высота светила возросла только на 3½° в то время, как оно приближалось к возвышенному полю слишком на 8°. Этого нельзя ничему иному приписать, кроме уменьшения рефракции с возвышением светила.
Залив, в котором голландцы останавливались 22 июля, есть, без сомнения, устье Маточкина Шара; широта и описываемая величина его доказывают то неоспоримо. Если бы светило их, Баренц, был еще жив, то важное открытие это, конечно, не было бы оставлено без внимания и, вероятно, послужило бы поводом к новым экспедициям. Но мысли упавших духом занимало одно только возвращение в отечество. Они и не мечтали, что находятся в проливе, простирающемся прямо на восток.
После стольких опытов, частью только безуспешных, частью и несчастных, протекло столетие, прежде нежели сделана была опять решительная попытка к отысканию Северо-Восточного прохода. Правда, и в это время не был он совершенно выпущен из вида, но все плавания, в ту сторону совершенные, можно считать только попытками.
Через семь лет после путешествия Гемскерка и Баренца говорили было в Голландии о повторении этого предприятия, но предложение это, как несбыточное, было оставлено без внимания.
1608 и 1609. Гудсон. Генрих Гудсон, прославившийся впоследствии открытиями и несчастьями своими, не имея успеха в 1607 году в отыскании прохода прямо через север, решился в следующем году испытать счастье на северо-востоке. Он отправился из Темзы 22 апреля на небольшом судне, снаряженном за счет Английской Российской компании. Он плыл на северо-восток и 9 июля на широте 75½° встретил лед. Стараясь пробираться сквозь него в разных местах, приблизился он к Новой Земле и 25-го остановился у нее на якоре, на широте 72°12'. На берегу в этом месте найдено было много оленьих рогов, также птиц и яиц птичьих. Вообще вид Новой Земли понравился Гудсону; довольно высокие горы частью были покрыты снегом, частью же зеленью, на которой паслись олени. Он посылал исследовать большую реку, текущую с востока, в надежде, не будет ли найден в этом месте искомый проход; но отряд его возвратился без успеха, дойдя в реке до одной сажени. После этого решился Гудсон искать путь мимо Вайгача и реки Обь, но, не имея и здесь успеха, пустился в обратный путь и в конце августа прибыл в Англию.
Гудсон останавливался, вероятно, в какой-нибудь из губ, находящихся в заливе Моллера; но что следует разуметь под рекой, которую он посылал исследовать, решить трудно. Барро не верит ему, что он видел на Новой Земле оленей; приняв за истину, что там водятся только плотоядные животные, полагает он, что Гудсон ошибся. Но нам достоверно известно, что на Новой Земле живут олени, даже за широтой 74°, следственно, рассказы Гудсона совершенно справедливы. Довольно странная мысль, что какое-нибудь другое животное можно было принять за оленя или какую-нибудь другую кость за олений рог!
