Рамеш, главный управляющий делами своего повелителя, любяще улыбнулся своему властелину.

— Ты прав, Величайший, но на этот раз португальцы добавили еще два подарка. Один тебе понравится, что же до другого… — Он пожал плечами.

— Что-то еще? — Акбар был удивлен, ибо щедрость португальцев всегда была весьма ограниченной. Они гораздо сильнее были заинтересованы в том, чтобы как можно больше взять из Индии, чем что-то дать ей. — Ну, Рамеш, — сказал он, — что же португальцы добавили к своему великолепному каравану на этот раз, чтобы порадовать и удивить короля варваров?

— Что тебе понравится. Величайший, так это осыпанные драгоценностями часы, отбивающие каждый час, — ответил главный управляющий.

Глаза Акбара загорелись от удовольствия, так как он очень любил всякие механические игрушки.

— И? — спросил он. Лицо Рамеша посерьезнело.

— Португальцы послали тебе женщину, Величайший.

— Женщину? — Властитель был удивлен. — Португальцы думают, что мой гарем еще недостаточно полон? — Потом ему стало любопытно. — Что за женщина, Рамеш? Какая-нибудь карлица, чтобы повеселить меня, или еще какой-нибудь уродец женского пола?

— Насколько я понимаю, она европейка. Величайший. И уж точно, что она не из наших краев или Китая, — ответил главный управляющий.

— Чем же она тебе не понравилась, Рамеш?

Главный управляющий секунду поколебался, потом ответил:

— Я полагаю, португальцы хотели доставить тебе удовольствие, но эта женщина, я убежден, просто буйнопомешанная. У меня есть опасения, что она прислана убить тебя, и я боюсь за твою безопасность.

Интерес Акбара все больше разгорался, и он вдруг обнаружил, что снедавшее его раздражение улетучилось. Весь день он просидел в удушающей духоте, терпеливо выслушивая разнообразные, иногда очень запутанные жалобы своих подданных и разрешая деликатные споры, постоянно возникавшие между религиозными и политическими группировками. Ему необходимо отвлечься, и, кажется, такая возможность представилась.

— Пусть женщину приведут ко мне, — приказал он. — Я хочу взглянуть на нее.

— Господин, — запротестовал Рамеш, — я боюсь за тебя и, кроме того, могу поклясться, что она, как эти драгоценные камни и слоны, не представляет собой ничего особенного. Кожа у нее очень белая, за исключением рук, лица и ног, загоревших по пути от побережья. Португальский губернатор не позаботился даже дать ей слона, или верблюда, или, на худой конец, простые носилки. Ничего не могу сказать о цвете ее волос, настолько они грязные и, подозреваю, кишат вшами и блохами. Глаза у нее, кажется, светлые. Никогда не видел ничего подобного. Очень уродливое существо. Позволь мне послать ее на кухню, может быть, там ей найдут применение. Акбар рассмеялся.

— Я не могу отправить подарок португальцев на кухню, — сказал он. — Я должен хотя бы взглянуть на нее, а потом ее можно будет отправить в гарем. А теперь перестань причитать, как старуха, Рамеш, и давай сюда женщину.

Хан-и-шаман сделал знак одному из своих подчиненных, который тут же поспешил выйти из приемной залы. Несколькими минутами позже нечеловеческий визг пронзил воздух, заставив вздрогнуть всех находившихся в раскаленной комнате. Они услышали женский голос, сердито что-то выкрикивающий, который становился все ближе и ближе, пока двойные двери, ведущие в приемную залу, не распахнулись и двое слуг не втащили в нее голое, отчаянно сопротивляющееся существо, которое визжало и вырывалось из их рук. Тяжелые гладкие волосы метались вокруг ее тела.

— Уберите свои грязные руки от меня, вы, бабуины! — сердито кричала она, но они точно так же не понимали ее протестов, как и она их приказов.

— На колени, женщина! Ты находишься в присутствии самого Властителя! — Они пытались силой поставить ее на колени, — но женщина каким-то непонятным образом вдруг вырвалась и, сорвав с одного из слуг, державших ее, накидку, попыталась прикрыть свою наготу. Потом голой ногой ударила другого, попав ему в самое уязвимое и нежное место.

— А-р-р-р! — прохрипел пострадавший, падая на пол и подтягивая колени к животу.

В общей неразберихе, последовавшей вслед за этим, женщина нагнулась и, быстро выхватив у своей жертвы кинжал, отбежала и забилась в угол, выставив перед собой оружие, угрожая своим мучителям.

— Только подойдите ко мне — и, клянусь, я убью любого, — пригрозила она.

— Ай-яй, — запричитал хан-и-шаман, качая головой из стороны в сторону, — я знал, что это существо принесет всем нам несчастье. У нее дьявольский глаз. Я уверен! Зовите стражу, пока она не причинила вреда Властелину!

— Оставайтесь на местах, вы все! — резко приказал Акбар. — Неужели никто из вас не видит? Женщина напугана. — Сам он никакого страха не испытывал. Глядя на драму, разыгрывающуюся у него на глазах, он вдруг понял, что заинтригован, что ему интересно, как выглядит женщина под слоем грязи. Он никогда до этого не видел европейских женщин и ничего не мог сказать в данный момент об этой грязной, напуганной женщине.

— Никто не понимает ее варварского языка. Величайший, — пожаловался Рамеш.

— Как это похоже на португальцев, не научить ее хотя бы нескольким словам на нашем языке, — проговорил Властитель. — Но, с, другой стороны, зная полное отсутствие у них тонкости ума, можно предположить, что они посчитали это несущественным — о чем может Великий Могол говорить с женщиной?

— Ты думаешь, она португалка? — поинтересовался Рамеш. Акбар отрицательно покачал головой.

— Вряд ли они пошлют мне женщину своего племени, — сказал он.

— Святые отцы научили тебя их языку. Величайший. Ты не можешь поговорить с ней на нем?

— Да, мой старый друг, — сказал Властитель. — Я выучил у святых отцов два их языка. Если эта женщина понимает хотя бы один из них, мы, может быть, сможем развеять ее страхи.

— А чего ей бояться? — взволнованно спросил главный управляющий несколько обиженным голосом. — Это цивилизованная страна. Наши культуры — мусульманская, буддийская, даже индуистская, с их кастовой системой — древние и освященные веками. Гораздо старше, чем европейские, и, уж конечно, более цивилизованные.

Акбар улыбнулся.

— Да, — согласился он, — но знают ли об этом сами европейцы?

Он повернулся к женщине, которая все еще в оборонительной позе стояла, согнувшись в углу. Никто этого не заметил, но он разглядел, как она дрожит. Но, кроме этого, не было никаких других признаков того, что она боится. Это заинтриговало его. Хотя он и слышал о том, что бывают храбрые женщины, сам с такими до сих пор не встречался. Ее глаза, умные, как он заметил, внимательно следили за разговором между ним и Рамешем, как будто она пыталась угадать свою судьбу.

— Вы португалка, сеньора? — обратился он к ней на этом языке.

Она продолжала бессмысленно смотреть на него.

— Может быть, вы француженка, мадемуазель? — спросил он, переходя на французский. Он увидел, как она облегченно вздохнула.

— Нет, монсеньор, я не француженка, но знаю французский язык, так как мои бабушка и дедушка французы, — ответила женщина. И вдруг по ее овальному лицу потекли слезы, оставляя грязные следы на коже. Она была в затруднении, что же ей делать. В одной руке она сжимала кинжал, другой держала прикрывавшую ее наготу накидку слуги. Наконец она подняла руку с оружием и тыльной стороной ладони вытерла слезы, еще больше размазав грязь по лицу.

— Почему вы плачете? — мягко спросил Акбар, найдя этот отчаянный, такой чисто женский жест обворожительным. Он ранил его сердце.

— Потому что, монсеньор, — всхлипывая, ответила она, — впервые за много недель кто-то заговорил со мной на языке, который я понимаю. У вас чудовищный акцент, но я разбираю, что вы говорите. Знаете ли вы, что это значит — оказаться в незнакомом месте, без возможности общаться с окружающими людьми и не представляя, что с тобой будет дальше?

— Нет, — спокойно сказал он. — Я не знаю, но если бы я оказался в подобном положении, то, наверное, был бы б напуган. — Властитель видел, что женщина находится на грани нервного срыва, и, не желая пугать ее дальше, ласково спросил: