— Возьми меня с собой, брат! Я не поеду в такую даль в Шотландию, да и что мне там делать? Я не вынесу всех этих соболезнований от нашей семьи и от двора. Я наверняка сойду с ума! Если в тебе есть хоть капля доброты, Мурроу, возьми меня с собой. Я умру здесь одна. О, Алекс, ну почему? Почему? Я не понимаю и никогда не пойму! — Она опять расплакалась, упав в кресло, спрятав лицо в руках, тонкие плечи тряслись от разрывающих душу рыданий.

Мурроу посмотрел на нее и глубоко вздохнул. Он обязательно должен отплыть сегодня. И так уже он задержался на целую неделю. Он только-только успеет достичь Индийского океана, чтобы захватить попутные ветра, прежде чем они переменятся на противные, и тогда пересечь это огромное пространство воды будет очень трудно, если вообще возможно. И все-таки, как он может уехать от нее? Он попытался уговорить сестру:

— Велвет, я бы взял тебя с собой, малышка, но я должен отплыть прямо сейчас, сегодня. Жизнь нашей матери зависит от моего скорейшего возвращения. Если я задержусь хотя бы на день, я упущу благоприятную погоду, которая мне необходима, чтобы безопасно пересечь Индийский океан. Я не могу ждать тебя!

— Я могу поехать сейчас, сегодня, — сказала она — — Все мои вещи упакованы для поездки на север.

— Но тебе понадобятся в Индии совсем другие, более легкие платья, дорогая. Там ужасно жарко и влажно.

— Пэнси знает, где что лежит, — уверила она его. — Пожалуйста, Мурроу, прошу тебя! Не оставляй меня здесь.

Мне нужна мама!

Он взглянул на часы на каминной полке и решился. Это, конечно, сумасшествие, но оставлять ее в таком состоянии опасно. Он верил, что ей будет лучше с ним, вдали от Англии. Боль утраты не станет от этого меньше, но быстрее забудется в другой обстановке.

— Ты сможешь быть готовой через час?

Напряжение моментально спало с Велвет.

— Да, смогу, — сказала она.

— Вы оба сошли с ума! — вскричал Патрик, но Велвет уже выбежала из комнаты, громко зовя Пэнси. Мурроу безнадежно передернул плечами. — Как я могу оставить ее здесь при таких обстоятельствах? — спросил он младшего брата. — Ты не понимаешь ее, а я понимаю. В этом отношении она такая же, как мать, — все чувствует острее, чем остальные люди. Если она любит, то всем сердцем, а если ненавидит и страдает, то точно так же. Боль утраты и все эти воспоминания об Алексе изгложут ее, если она останется здесь. Если же вернется в Королевский Молверн, то наша дорогая леди Сесили, эта добрейшая особа, будет нянчиться с ней, как с малым дитем, пока не превратит нашу сестру в безнадежно больного человека. — Он вдруг остро взглянул на Патрика. — Ты уверен? — спросил он. — Ты абсолютно уверен, что Алекс получил смертельную рану, Патрик?

Патрик Бурк выглядел обиженным.

— Ну конечно же, уверен, — огрызнулся он. — Он был весь залит кровью, и Эссекс с полной определенностью заявил, что он мертв. Они перенесли его в какой-то рядом стоящий дом, чтобы доктор мог оказать помощь в более или менее комфортных условиях, так как на улице пошел снег. Мурроу обнял брата за плечи.

— Я не уверен, что ты был прав, поспешив сюда с этой новостью, но что сделано, то сделано, и я не вижу другого выхода, кроме как забрать Велвет с собой.

Вскоре после этого от маленькой пристани Гринвуда отчалила яхта и пошла вниз к лондонской гавани, где стоял корабль Мурроу «Морской сокол», дожидаясь отлива. Из окна на втором этаже Патрик Бурк наблюдал за их отплытием, и в его сердце поселилась глубокая печаль. Покои Велвет теперь стояли пустыми и молчаливыми. Потом что-то привлекло его внимание, и, наклонившись, он поднял изящную перчатку. Прижав ее к щеке, он вдохнул исходивший от нее слабый аромат левкоев, и слезы навернулись ему на глаза.

Медленно Патрик оторвал взгляд от реки и, подойдя к столу, налил себе бокал бургундского. Осушив его в три глотка, он налил себе еще один. Сидя перед тлеющим камином и придвинув к себе кувшин и чашу, он быстро напился и уснул, так как ночью выспаться толком не успел.

Проснувшись через некоторые время с сухостью во рту и бешеным пульсом, он взглянул на каминные часы — они показывали час пополудни. Поднявшись на ноги, он направился вниз. Тело Алекса, без сомнения, будет выставлено для прощания в главном зале.

Виллоу, конечно же, устроит ему хорошую головомойку за то, что он позволил Мурроу увезти Велвет, как будто бы он мог их остановить. Виллоу будет разгневана отсутствием у Велвет чувства такта и внешнего приличия, но они могут сказать всем, что вдова, убитая горем, просто не в состоянии присутствовать на похоронах, да и все равно тело отвезут в Шотландию. Это вполне удачное объяснение.

Спустившись, Патрик увидел Дагалда, слугу графа, входящего в дом, и поспешил навстречу ему.

— Вы уже привезли тело графа домой? — спросил он.

— Он слишком серьезно ранен, чтобы его можно было трогать, — ответил Дагалд, — но королевский врач сказал, что он еще проживет до глубокой старости.

Патрик Бурк вдруг почувствовал себя дурно. Он вспомнил требовательный голос старшего брата, спрашивающего у него: «Ты уверен?» Обретя вновь голос, он, задыхаясь, спросил:

— Алекс жив? Он не умер?

— Умер? — Дагалд казался удивленным. — С чего это вы взяли, милорд?

— Кровь, — беспомощно проговорил Патрик. — Это море крови, и Эссекс сказал, что де Боулт убил Алекса. Он так сказал.

— Эссекс! — пренебрежительно отозвался Дагалд. — Что, к чертям собачьим, понимает этот лощеный щеголь в смерти? Понадобится нечто большее, чем простой удар мечом, чтобы убить Гордона Брок-Кэрнского.

— Где Алекс?

— Они перенесли графа в ближайший дом, принадлежащий мистеру Уайту, серебряных дел мастеру. Дальше везти они не решились. Он останется там, пока рана не затянется достаточно хорошо. Мы подумали, что вы поскакали вперед, чтобы предупредить ее милость. Но она не приехала, и вот я здесь, чтобы успокоить ее и отвезти к мужу. Милорд выживет, хотя сейчас он и спит, наглотавшись лекарств, которые дал ему королевский врач.

— Боже! — простонал Патрик Бурк. — Что я наделал?! — Потом потребовал лошадь и вылетел в дверь, оставив слугу графа Брок-Кэрнского глядеть ему вслед с разинутым от удивления ртом.

На улице стоял жаркий полдень, и Ялал-уд-Дин Мухаммад Акбар, властитель империи Великих Моголов, восседал на своем троне, верша дела своей страны. Он чувствовал себя усталым и раздраженным. Воздух в приемном зале дивана был тяжелым от влажности, а из туч над дворцом уже готов был обрушиться очередной ливень. Он вздохнул, когда из-под его маленького, плотно повязанного тюрбана, скроенного так, что он удовлетворял запросам и мусульманской, и индуистской моды, на лицо скатилась еще одна капля пота. Был сезон муссонов. Он чувствовал их влажное дыхание на своей коже цвета спелой пшеницы, несмотря на то что его переливчато-синие шелковые шаровары и золотистая блуза — кабайя — были легкими и свободными. Его личный раб-телохранитель нагнулся и вытер ему пот с лица. Властитель благодарно улыбнулся слуге, хотя больше всего мечтал о ванне и прохладном ветре.

— И теперь. Величайший, последний вопрос, — сказал Рамеш, хан-и-шаман его двора. — Сегодня прибыл новый караван с подарками от португальского губернатора в Бомбее. Они направлялись в твою столицу, в Лахор, но, узнав, что ты здесь, в Фатхнур-Сикри, прибыли прямо сюда.

Акбар поднял к небу выразительные темные глаза.

— Дай мне подумать, — сказал он, иронически улыбнувшись. — Десяток более или менее сносных лошадей, несколько второсортных боевых слонов, по меньшей мере пара заеденных москитами охотничьих кошек, еще один портрет какого-нибудь христианского святого или великомученика и кисет плохоньких драгоценных камней. — Он глубоко вздохнул. — Почему португальцы так упорно шлют мне никудышных боевых слонов и еще более никудышные драгоценности, Рамеш? Они абсолютно ничего не понимают ни в том, ни в другом. Разве я не прав, старый друг?