В личной жизни он был аскетичен и воздержан. За исключением важных государственных мероприятий, он всегда очень просто одевался и был непритязателен и умерен в еде. В отличие от прочих африканских правителей он не обладал огромным личным состоянием. Его главной, а возможно, и единственной заботой, было благополучие его подданных.

Все сорок пять лет, прошедшие со дня его коронации, он со спокойной мудростью и верностью долгу вел Эфиопию через тяжелые и бурные времена, через годы смут, восстаний и чужеземных нашествий.

Всего через пять лет после его воцарения в его горное королевство вторглись генералы Муссолини, и он был вынужден эмигрировать в Англию. Его народ оказал ожесточенное сопротивление агрессорам, хотя танкам, современной авиации и отравляющим газам эфиопы могли противопоставить лишь старые, заряжающиеся с дула ружья, сабли, а часто и просто голые руки.

После того как война окончилась поражением государств «оси», Хайле Селассие вернулся на эфиопский престол и продолжал править страной все так же великодушно и милосердно. Однако мир изменился, в нем проснулись новые недобрые силы, заявившие о себе в полный голос. И вот, сделав осторожную попытку модернизировать страну, ввести ее патриархальное аграрное общество в русло цивилизации двадцатого века, Хайле Селассие невольно впустил в свое маленькое королевство смертоносный вирус.

Болезнь зародилась в новом университете, который он основал в Аддис-Абебе. Там появились длинноволосые европейцы с безумными глазами и стали вбивать в головы молодых студентов странные, горячечные идеи о том, что все люди равны и что монархи и аристократы не имеют никаких божественных прав. В довершение ко всему, по мере того как физические силы покидали дряхлеющего императора, казалось, сама природа восстала против него. Африка всегда была землей свирепых контрастов, где испепеляющий зной сменяет ледяной холод, а за вселенским потопом следует засуха; в результате периоды плодородия и бесплодия сменяют друг друга без сколь-нибудь четкого ритма и видимых причин.

В тот год ужасная засуха поразила Эфиопию, а следом за ней явился и другой незваный гость, голод. Посевы не взошли, реки и колодцы пересохли, плодородная почва превратилась в сухую пыль, разносимую во все стороны жаркими ветрами. Гибли стада и отары, и младенцы, крохотные скелетики с огромными печальными глазами и обтянутыми кожей черепами, слишком большими для их иссохших тел, тщетно хватали губами сморщенные соски своих матерей.

Вся страна зашлась в предсмертном вопле.

Для Африки голод был обычным явлением, к тому же она была далеко, и окружающий мир долго не обращал на Эфиопию никакого внимания. Но однажды Би-би-си направила в Эфиопию Ричарда Димблеби с командой телевизионщиков. Затем он удостоил своим вниманием официальный банкет в Аддис-Абебе.

По возвращении в Европу он преднамеренно смонтировал сцены голода и смерти с кадрами, изображающими пирующую знать в ниспадающих белоснежных мантиях с пурпурной и золотой каймой и императора, восседавшего за столом, который ломился от изысканных яств.

Фильм Димблеби имел огромный резонанс. Мир обратил наконец внимание на происходящее в Эфиопии. Молодые студенты Аддис-Абебского университета, направляемые своими тщательно подобранными наставниками, вышли на демонстрации протеста и стали призывать народ к бунту.

Церковь и миссионеры в своих проповедях осуждали сосредоточение всей власти в руках одного человека и рисовали радужные утопические картины общества, где люди возлюбят своих ближних и лев будет мирно уживаться с ягненком.

В этой ситуации многие члены дерга увидели возможность свести старые счеты и сделать быструю карьеру. Одновременно, совершенно независимо от событий в Эфиопии, арабские производители нефти удвоили цены на свой товар и заставили весь мир изрядно раскошелиться; для Эфиопии это дополнительное бремя оказалось особенно тяжелым. Стоимость жизни резко возросла, и положение населения, и без того охваченного голодом, стало невыносимым. Инфляция побила все рекорды. Те, кто мог, в огромных количествах запасали еду, а все прочие бастовали, устраивали уличные беспорядки и громили продовольственные лавки.

Многие из молодых офицеров также были выпускниками Аддис-Абебского университета; они и возглавили армейский бунт. Повстанцы сформировали революционный комитет и установили контроль над дергом.

Они арестовали премьер-министра, членов императорской семьи и изолировали императора в его дворце. Затем распустили слух, что Хайле Селассие присвоил большую сумму государственных денег и перевел ее на свой счет в швейцарском банке. Они организовали демонстрации студентов и прочих недовольных у стен императорского дворца. Толпа требовала отречения. Священники Коптской церкви вместе с исламистами присоединились к хору обвинителей и призвали к ликвидации монархии и провозглашению народно-демократической республики.

Военный совет почувствовал, что настало время предпринять следующий важный шаг. Они провели через дерг официальную декларацию о низложении императора и послали во дворец делегацию из нескольких молодых армейских офицеров, чтобы арестовать его и препроводить из дворца в другое место.

Когда они вели его вниз по дворцовой лестнице, этот тщедушный старик спокойно заметил: «Если то, что вы делаете, обернется во благо моему народу, я с радостью подчинюсь вам и буду молиться за успех вашей революции».

Чтобы еще больше унизить его, они поместили бывшего императора в маленькой убогой лачуге на окраине города, но простой народ тысячами собирался у окна его единственной комнатки, выражая ему свое сочувствие и заверяя в своей преданности. В конце концов по приказу военного совета охранники силой разогнали толпу.

Итак, страна уже созрела для грядущих событий, но все еще находилась в подвешенном состоянии в тот момент, когда «Ил» коснулся взлетно-посадочной полосы Аддис-Абебского аэропорта и покатился в дальний конец летного поля, где их уже ожидали примерно двадцать «джипов» и военных грузовиков эфиопской армии.

Как только грузовой трап опустился на землю, Рамон первым вышел из самолета.

– Добро пожаловать, генерал. – Абебе спрыгнул со своего командирского «джипа» и шагнул ему навстречу. Они быстро пожали друг другу руки. – Вы прибыли как раз вовремя, – сообщил Абебе; они оба повернулись и, прикрыв глаза ладонью, посмотрели в сторону слепящего солнца.

Второй «Ил» сделал последний круг и вскоре благополучно приземлился рядом с ними. Когда он съехал с полосы, в небе показался третий, затем четвертый гигантский силуэт; один за другим они развернулись, заслоняя солнце, и также пошли на посадку.

Когда все они выстроились в неровный ряд и заглушили моторы, из их необъятного чрева посыпались вооруженные люди. Это были десантники элитного полка имени Че Гевары.

– Какова обстановка на данный момент? – отрывисто спросил Рамон.

– Дерг проголосовал за Андома, – сказал Абебе, и Рамон нахмурился. Генерал Аман Андом был главнокомандующим вооруженными силами страны. Это был человек кристальной честности и блестящего ума, пользовавшийся популярностью как в армии, так и среди гражданского населения. Так что его избрание на пост нового главы государства было вполне закономерным.

– Где он сейчас?

– В своем дворце – примерно в пяти милях отсюда.

– Сколько у него людей?

– Пятьдесят или шестьдесят человек охраны…

Рамон повернулся, чтобы взглянуть на своих десантников, выгружавшихся из самолетов.

– Сколько членов дерга вас поддерживают?

Абебе с ходу назвал десяток имен, все молодые армейские офицеры, придерживающиеся левых воззрений.

– И Тафу? – переспросил Рамон; Абебе кивнул. Полковник Тафу командовал ротой советских танков «Т-53», самым современным подразделением эфиопской армии.

– Хорошо, – негромко произнес Рамон. – У нас есть шанс, но нам надо торопиться.

Он отдал приказ командиру кубинских десантников. Держа оружие наперевес, штурмовые подразделения в камуфляжной форме выстроились в длинные ряды и трусцой побежали к ожидавшим их грузовикам.