Да уж, подумала Сантэн, эти черные списки притягивают Майкла, как собака блох, и хуже всего то, что часть этой грязи прилипает ко всем нам.

В этот момент Шаса закончил свою речь, и все повернулись в ее сторону в ожидании ответного слова. Как оратор она ничуть не уступала своему сыну, но ее остроты частенько бывали поязвительнее, а мнения высказывались нелицеприятнее. Так что аудитория предвкушала обычный фейерверк, но на этот раз их с самого начала постигло разочарование.

Сантэн, судя по всему, была настроена на редкость мирно и благодушно. Она никого не порицала, напротив, для каждого у нее нашлось слово похвалы. Она поочередно воздала должное финансовым успехам Гарри, научным достижениям Изабеллы, архитектурным проектам Холли, связанным со строительством нового шикарного отеля Кортни на побережье Зулуленда; не забыла и об ее приближающемся дне рождения.

– Какая жалость, что вы не сможете провести этот день вместе с нами, Холли, дорогая.

И даже Майкл удостоился похвалы, хотя и гораздо более сдержанной, в связи с выходом его последней книги.

– Вовсе не обязательно соглашаться с твоими выводами или решениями, которые ты предлагаешь, мой милый Микки, чтобы по достоинству оценить, как много мысли и труда ушло на то, чтобы ее написать.

Когда, в завершение своей речи, она произнесла тост «за нашу семью в целом и за каждого ее члена в отдельности», все выпили за это стоя и с большим энтузиазмом. Затем Шаса подошел к ее месту во главе стола, взял мать под руку и проводил в голубую гостиную, где их ждали кофе, ликеры и сигары. Сантэн никогда не признавала варварский обычай оставлять мужчин после обеда наедине с их сигарами. Если уж им в самом деле было что обсудить, то она желала принять активное участие в разговоре.

Майкл сразу же подошел к Изабелле, как только она поднялась со своего места, и взял ее за руку.

– Я так скучал по тебе, Белла. Почему ты не отвечала на мои письма? Мне о многом хочется тебя расспросить. Рамой и Никки… – Он увидел, как изменилось ее лицо, и моментально понял, что что-то неладно.

– Что-нибудь случилось, Белла?

– Не сейчас, Микки, – быстро прервала она его. Они впервые заговорили друг с другом за те шесть месяцев, что прошли со дня исчезновения Никки. За все это время она ни разу не звонила ему и не отвечала на его письма. Более того, старалась не оставаться с ним наедине после того, как он прибыл этим утром в Велтевреден.

– С тобой что-то произошло, – настаивал Майкл.

– Улыбайся! – приказала она ему, подавая пример. – Не устраивай сцен. Позже я приду в твою комнату. А сейчас никаких вопросов. – Она сжала его руку и весело рассмеялась, направляясь вместе со всеми в голубую гостиную; там они сгрудились вокруг Сантэн, которая уселась на свое любимое место на диване, стоявшем напротив адамского камина, вовсю пылали поленья.

– Сегодня мне хочется побыть с моими девочками, – заявила она и поманила к себе Холли. – Подойди ко мне, дорогая, и сядь с этой стороны. – Она похлопала по дивану. – Белла, а ты сядь, пожалуйста, с другого бока.

Сантэн, как правило, ничего не делала просто так; и когда слуги подали им кофе, а Шаса налил мужчинам коньяку, выложила свою козырную карту.

– Я уже давно ждала подходящего случая, Холли, – произнесла она тоном, привлекшим всеобщее внимание.

– И мне думается, что твой день рождения – это лучший вывод, который только можно найти. Ты моя старшая внучка, и я собираюсь сегодня положить начало маленькой семейной традиции.

Сантэн подняла руки к шее, сняла с себя колье и поднесла к своим глазам это мерцающее сокровище из чистейшей воды желтых бриллиантов, общим весом свыше тысячи карат. Каждый камень был лично отобран Сантэн Кортни из числа добытых в ее легендарных Хъянских копях далеко на севере. Ей понадобилось десять лет, чтобы собрать их; затем лондонская ювелирная фирма «Раррардз» придумала и изготовила для них оправу из чистой платины.

– Такую восхитительную вещь должна носить только очень красивая женщина, – с сожалением прошептала Сантэн; в ее темных глазах стояли слезы, и слезы эти были настоящие. – Увы, я больше уже не удовлетворяю этому требованию, так что настало время передать ее той, которая этого заслуживает. – Она повернулась к Холли. – Носи их и будь счастлива, – сказала она и повесила колье ей на шею.

Холли застыла на месте, как громом пораженная; благоговейное молчание воцарилось в комнате. Все прекрасно знали, что означало для Сантэн это колье; знали, что оно стоило для нее гораздо больше, чем те два миллиона фунтов, сумма, в которую его недавно оценили ювелиры «Ллойда».

Медленно, словно во сне, Холли подняла правую руку и прикоснулась к звездам, сверкающим на ее шее, с выражением полного неверия в происшедшее на прелестном лице; затем у нее перехватило дыхание, она всхлипнула, повернулась к Сантэн и обняла ее. Обе женщины, прижавшись друг к другу, с минуту сидели молча, пока Холли, наконец, не справилась со своим голосом. Когда она заговорила, ее голос звучал глухо и прерывисто, но слова, тем не менее, были слышны всем.

– Спасибо, бабушка. – Так Сантэн называли только самые близкие члены семьи, и Холли никогда раньше этого не делала.

Сантэн крепко прижала ее к себе, закрыла глаза и уткнулась лицом в золотистые волосы Холли, чтобы никто не мог заметить торжествующую улыбку на ее губах и радостный блеск подернутых влагой глаз.

Няня дожидалась Изабеллу в ее комнате.

– Уже второй час ночи, – воскликнула Изабелла. – Я же сказала, чтобы ты меня не ждала, глупая старушенция.

– Я дожидаюсь тебя по вечерам вот уже двадцать пять лет. – Няня подошла к ней, чтобы расстегнуть сзади платье.

– Я ужасно неловко себя чувствую, – протестовала Изабелла.

– Ну, а я чувствую себя прекрасно, – хмыкнула няня, – и вообще я буду чувствовать себя не в своей тарелке, если не разузнаю, чем ты сегодня занималась, милочка. Сейчас я приготовлю тебе ванну – специально не сделала этого раньше, чтобы она не остыла к твоему приходу.

– Ванна в час ночи! – Эта идея Изабелле решительно не понравилась. После своего возвращения домой она ни разу не позволила няне увидеть себя обнаженной. Старуха была чересчур проницательна. Ее острый глаз сразу заметил бы те на первый взгляд неприметные изменения, что произошли с телом Изабеллы после родов: потемневшие и увеличившиеся соски, тонкую полосу растянувшейся кожи, пересекшую бедра и низ живота.

Она почувствовала, что подобная перемена в поведении начинает казаться няне подозрительной, и решила ее отвлечь:

– Иди, няня, уже поздно. Лучше погрей постель Босси, чтобы он не замерз.

Няня явно была застигнута врасплох.

– От кого это ты наслушалась подобных сплетен? – осведомилась она.

– Ну, ты ведь не единственная, кто в курсе всего, что происходит в Велтевредене, – радостно сообщила ей Изабелла. – Старина Босси столько лет ухлестывал за тобой. И ты совершенно правильно сделала, что в конце концов сжалилась над ним. Он хороший человек. – Босси был главным кузнецом поместья; Сантэн наняла его еще тридцать пять лет назад в качестве подмастерья. – Так что ступай, и пусть он хорошенько постучит своим молотом о твою наковальню.

– Фу, как пошло, – фыркнула няня. – Настоящая леди никогда не позволит себе таких сальных шуточек. – Пытаясь скрыть свое смущение, няня чопорно поджала губы, но, тем не менее, попятилась к двери, и когда та захлопнулась за ней, Изабелла смогла, наконец, вздохнуть с облегчением.

Она пошла в ванную, быстро смыла грим, бросила свое вечернее платье на спинку дивана, чтобы няня занялась им утром, и влезла в шелковый халат. Направилась к выходу из спальни, на ходу затягивая пояс, взялась за дверную ручку и вдруг остановилась в нерешительности.

– Что же я скажу Микки? – Если бы она задалась этим вопросом еще три дня тому назад, ответ на него был бы очевиден, но с тех пор обстоятельства изменились. Она получила пакет.