День 26 июля тоже был избран не случайно. Три дня — 25, 26 и 27 июля — в Сантьяго неистовствует карнавал. Карнавалом на Кубе никого не изумишь, но в Сантьяго, где преобладает негритянское население, он не просто праздник. Еще в годы рабовладения местный обычай позволял черным рабам три дня в год веселиться и отдыхать. Эти три дня превращались в бешеный ураган страстей, когда вырывалась наружу загнанная вглубь жизненная энергия вечно голодных, непосильной работой задавленных людей. При режиме Батисты, когда строго контролировалось всякое передвижение граждан по стране, карнавал становился лучшим прикрытием для того, чтобы в Сантьяго пробрались сто пятьдесят человек — члены «Движения» Фиделя Кастро. Было еще одно соображение. Солдаты местного гарнизона — из казарм Монкада не могут удержаться от того, чтобы не принять участие в общем веселье. Дисциплина падает, о бдительности же и говорить не приходится.

...Старики по фамилии Нуньес, жившие неподалеку от финки Сибоней, не могли нахвалиться своим новым соседом — удивительно скромным и трудолюбивым молодым человеком. С утра до ночи он хлопотал в птичнике, принимал каких-то людей, очевидно торговцев птицей; часто въезжали во двор финки грузовики с кормом для цыплят и оборудованием для фермы. (Так, по крайней мере, казалось Нуньесам.) Судя по всему, Альваресу было трудно одному справляться с хозяйством, и через некоторое время к нему приехала из Гаваны какая-то женщина. Альварес представил ее Нуньесам как свою жену Айдес. И она тоже оказалась очень трудолюбивой. До поздней ночи горел в окнах финки свет. Иной раз грузовики приезжали запоздно, и бедным супругам Альварес приходилось среди ночи подниматься, чтобы их разгрузить. А утром Айдес как ни в чем не бывало, свежая и причесанная, хлопотала во дворе.

— Позавидовать вам можно, сеньор Альварес, — говаривал старик Нуньес, — такая у вас супруга... Эх, было бы мне лет на тридцать поменьше!

Айдес была такой же женой Абеля Альвареса, как сам он Альваресом. У обоих была одна и та же фамилия Сантамария, потому что Айдес и Абель были братом и сестрой.

А работы на финке действительно хватало: сто пятьдесят человек, которые должны прибыть к 26 июля, нужно обеспечить военной формой и оружием. В принципе у солдат батистовской армии можно было купить почти все. Но, во-первых, нельзя сразу закупать большое количество обмундирования — это немедленно вызовет подозрения. Во-вторых, платить приходилось дорого.

У «Движения» были деньги, небольшие, но достаточные для того, чтобы закупить форму и немного оружия. Деньги жертвовал каждый участник «Движения», кто сколько мог. Абель Сантамария продал машину. Оскар Алькальде заложил свою фармацевтическую лабораторию. Официант Эльпидио Coca отдал свои сбережения — целых 300 песо! Некоторые сбережения были и у Хесуса Монтане. А Педро Марреро — рабочий пивного завода «Полар» продал свою должность. Последнее следует объяснить. В те времена на Кубе было так мало работы и так много безработных, что должность на солидном предприятии (все равно какая: курьер, кочегар, грузчик, дворник) покупалась и продавалась. Марреро в свое время купил свою должность, а теперь, когда потребовались деньги, продал ее за тысячу песо. (Мало у какого безработного водились такие деньги, и люди брали взаймы у ростовщика под немилосердные проценты.) Так или иначе, но нужное обмундирование достали. Хуже было с оружием: легче всего было купить револьверы — солдатам их удобнее выносить из казармы, спрятав под одежду. Автоматы и пулеметы — увы! — не продавались. Пришлось раздобывать охотничьи ружья.

И все это свозили на «куриную ферму», все это надо было проверить, смазать и спрятать. Оружие прибывало в ящиках для корма, в корзинах с цветами, в мешках цемента. Так прошли два месяца.

...В Сантьяго добирались небольшими группами, по пять-шесть человек. Кто ехал на поезде, кто на рейсовом автобусе, называемом на Кубе «уауа», кто в машинах. Разговаривать между собой можно было только о карнавале, выглядеть надлежало весело и разгульно.

25 июля Фидель Кастро зашел в сыскное отделение полиции: как адвокат он имел право наводить справки о заключенных. Он беседовал с руководителями отделения, пытаясь понять по их поведению, подозревают ли они хоть что-нибудь. Нет. Полицейские выглядели спокойными.

Во взятой напрокат машине Фидель выехал в Сантьяго. То был синий «бьюик» последнего выпуска. Такая машина должна была внушать почтение полицейским на всем длинном — двенадцать часов езды! — пути. За рулем сидел член «Движения» негр Теодулио Митчель. Рядом сидел Фидель — важный и неприступный, как и положено белому сеньору, разъезжающему в «бьюике». И когда их остановила полиция — Теодулио превысил скорость или полицейскому это показалось, — постовой, осыпавший ругательствами этого болвана негра, сразу сбавил тон, взглянув на его надменного хозяина.

Но перед тем как покинуть Гавану, Фидель попросил заехать к нему домой.

— Хочу поцеловать сына. Кто знает, когда я смогу это сделать снова...

...На финке Сибоней раздавали оружие: пистолеты испанские и немецкие, армейская винтовка, один автомат. Больше всего было охотничьих ружей с патронами 12-го калибра и длинноствольных карабинов образца 1922 года. При нападении врасплох это оружие могло быть действенным.

— Компаньерос, слушайте меня, — сказал Кастро.— Сегодня мы нападем на казармы Монкада. Это будет внезапная атака. Она должна продлиться не больше десяти минут».

...Приближалась минута отъезда. Фидель объявил, что скажет последнее слово.

— Компаньерос! Мы отдаем все, а взамен не получаем ничего. Сегодня мы узнаем, чем крнчится наша битва: победой или поражением. Если мы победим, мы осуществим чаяния Хосе Марти. Если мы будем побеждены, наша борьба послужит примером народу Кубы, и ее продолжат другие. Но в любом случае «Движение» восторжествует!

Было раннее, утро 26 июля 1953 года...

День штурма казарм Монкада стал первым днем кубинской революции. Неважно, что сам штурм кончился неудачей, а повстанцы предстали перед судом. Истинное значение дня 26 июля 1953 года определилось 1 января 1959 года, когда повстанческая армия Фиделя Кастро вступила в Гавану: поражение у Монкады было началом победоносной борьбы. На долгом пути к этой победе были и тюрьма на острове Пинос, и высадка с «Гранмы», и горные тропы Сьерра-Маэстры. И в том, что весь остров узнал: есть люди, всерьез решившие покончить с диктатурой Батисты — главное значение битвы у стен крепости Монкада.

...Но сегодня еще все впереди — первое поражение, грядущие победы. Все впереди. Сегодня, ранним утром 26 июля 1953 года...

В. Чичков

Имя итальянца Фолько Куиличи хорошо знакомо нашим постоянным читателям; впрочем, так же хорошо известен он и кинозрителям. На наших экранах шел фильм «Голубой континент» — о диковинах подводного царства, а вслед за тем появилась книга того же названия. Потом был фильм «Саванна и джунгли» и книга «Тысяча огней» — об Африке. Пристальное внимание к объекту исследования и гуманизм отличают работы Ф. Куиличи. Доказательство тому — публикуемый очерк о коренных жителях Австралии.

Существует ли еще на свете австралийский абориген, наш первобытный современник? Сведения на этот счет с каждым годом становятся все драматичнее: антропологи и этнографы в один голос утверждают, что абориген, двадцать тысяч лет проживший среди неменяющегося мира австралийских пустынь, сейчас исчезает. Двадцать тысяч лет оказались бессильны перед двадцатью годами — таков мрачный подсчет экспертов...

Мы отправляемся на встречу с аборигеном, доживающим свой недолгий теперь век где-то на севере континента. Хребет Айерс-Рок — красноватая гряда огромных холмов среди бескрайнего плоскогорья — наш первый ориентир. По подсчетам геологов, этому хребту полмиллиарда лет; он уже стоял, когда река Колорадо в Америке только начинала пропиливать то, что потом назовут Великим каньоном... Айерс-Рок вздымается среди пустыни, словно остров в океане, и мы, подобно древним мореходам, держим курс на него. Приблизившись к хребту, пилот направляет машину на посадку.