Марим выпустила воздух, как дырявые кузнечные мехи.
— Чтоб он провалился, этот логосов датчик. Ты хоть представляешь, какие деньги мы теряем? Мы, конечно, не такие идиоты, чтобы лететь на Геенну, но...
Вийя ушла к себе в комнату и закрыла дверь.
Марим повернулась лицом к стене и стала медленно бить по ней кулаком, пока не уперлась лбом в холодный дипласт. Вот и разберись, у кого мозги набекрень: у чистюль или у должарианцев.
«Одни других стоят», — решила Марим. Ну что ж, ничего не поделаешь. Может, Озип еще свободен. Это единственный способ не думать о том, чего не можешь изменить.
13
— Я научился скептицизму у вас, панархистов, — сказал Анарис. — Я испытал весь спектр страстей, понял, что ярость не всегда может служить оправданием, — и научился смеяться.
— И все же? — отозвался Панарх.
— И все же остаются две концепции, вызывающие у меня интерес, но не имеющие для меня смысла. Первая — это ваш обычай вступать в брак.
— Это довольно просто объяснить. Этот обычай у нас остался от Утерянной Земли. Он позволяет семьям, желающим этого, продолжать себя и в материальном, и в генетическом отношении. И стабилизирует структуру общества.
— Но вы нарушили условности, когда сами вступили в брак: ваша жена происходила из скромной семьи, которая, согласно имеющимся записям, так и не вошла в круг ваших общественных связей. Вы ведь клянетесь соблюдать моногамию, когда женитесь?
— Да. И меняемся кольцами. И то, и другое — очень древние обряды Утерянной Зелгли. — Геласаар поднял руки — на безымянном пальце каждой остались розовые полоски: одна от обручального кольца, другая от перстня Панарха.
— Фактически ваш брак был заключен не ради блага общества.
— Верно. Я заключил его ради себя самого.
— Зачем тогда брак, если он не улучшает общественную инфраструктуру? Почему просто не жить вместе, как делается во всех слоях вашего общества?
Панарх поразмыслили сказал:
— Если бы ты знал Илару, то не спрашивал бы. Ты занимался этим вопросом — критиковал ли кто-нибудь мой выбор Кириархеи?
— Нет. — Дираж'у лежал неподвижно в руках Анариса. Панарх склонил голову.
— Я женился не только ради своего удовольствия. Я надеялся, что доля ее блеска перейдет к нашему потомству.
— И что же?
— В старшем сыне от нее не было ничего — он целиком пошел в моего деда. Средний унаследовал мою замкнутость — от Илары он взял только юмор и чувство прекрасного. А вот в Брендоне, который даже не знал ее по-настоящему, совместились лучшие черты нас обоих.
* * *
Чуть слышно прошуршав шелковыми юбками, Ваннис облокотилась на балюстраду на фоне звездного неба. По обе стороны от нее волны с белыми гребнями переливались через невидимый край, исчезая в бесконечной пустоте внизу. Казалось, что комната выходит прямо в космос; круглая черная софа, утопленная в пол между двумя водными потоками, и тианьги, создающие соленый бриз, вызывали иллюзию лодки, плывущей под звездами на краю плоского мира древних. Ваннис с мимолетным удовольствием отметила, как удачно она выбрала платье: звездный свет струился по серебряному шитью на плече, запястьях и подоле.
Укрепившись духом, она обратила взор вниз, где сидели остальные, и стала слушать.
Могло показаться, что это всего лишь обед для друзей, но Тау Шривашти никого не приглашал к себе просто так, без цели. И то, что они собирались в центральном салоне яхты, где обычно бывали только самые близкие Тау люди, подчеркивало важность встречи: только здесь он мог быть уверен, что его не подслушает никто, даже собственный персонал.
— Мне почти нечего сказать о его визите, — мягким хрипловатым голосом сказал Тау. — Эренарх — интригующий молодой человек. Он, право же, очень мил. Напоминает манерами свою мать — и очень ловко владеет руками.
«Тау неспокоен — даже сердит», — подумала Ваннис. Интересно знать, чего он хотел? Одно ясно: он не получил этого.
— Мне Эренарх кажется привлекательным. — Фиэрин улыбнулась, играя пальцами Тау.
— Веское замечание. — Тау поцеловал ее ладони, одну за другой. — Даже те, у кого нет явных амбиций, могут очаровать своих сторонников, когда захотят.
Проявление слабости, столь редкое у Тау, повеселило Ваннис. Неужели он действительно находит что-то в банальной фразочке Фиэрин? Значит, он влюблен? Обычно он подбирал своих женщин с дальним прицелом, но Фиэрин лит-Кендриан никакого политического веса не имела. Легкомысленна, но не глупа, решила Ваннис, познакомившись с ней. На первый взгляд казалось не слишком умным то, что она не принимает фамильный титул и не вступает в законное владение значительным состоянием. Но затем Ваннис пришла к выводу, что Фиэрин прекрасно знает, что делает, — она завоевывает общее сочувствие своим неортодоксальным отношением к печальному прошлому своей семьи.
Забавно, что у Тау еще сохранилась сентиментальная струнка. Если, конечно, у Кендрианов нет каких-то тайных козырей.
— По всей видимости, он ведет жизнь затворника, — впервые подал голос эгиос Харкацуса. Здесь явно слышался подтекст: «Несмотря на то, что о нем говорят».
— Но концерт все-таки устраивает, — сказала Фиэрин. — Я слышала, он уговорил китари выступить с этим ансамблем из Музыкальной Академии. Разве их религия позволяет им выступать с посторонними? Раньше они, по-моему, никогда этого не делали.
— А вот на этот раз сделают. — Тау обвел взглядом собравшихся. — Кажется, Его Высочество завербовал еще и флотский оркестр. И сам составил программу.
— Какая прелесть, — сверкнула улыбкой Фиэрин.
— Титул — великое дело, — с легким нетерпением вставил Кестиан Харкацус. — Кто посмеет ему отказать?
— Китари посмели бы, — сказал Тау. — Они не служат никому, кроме своего Иефата. А для Флота даже Эренарх не имеет особого веса, если у него нет военного звания.
— Наконец-то он соизволил пошевелиться, — сказал Штулафи Й'Талоб. — Не связано ли это с критическим сроком? — Голос Ториганского Архона звучал резко. — Мы узнали об этом из своих источников, но сообщил ли кто-нибудь ему?
— Можно предположить, что да, — произнес Тау. — Что до приема, который он устраивает, почтите ли вы меня своим терпением, если я попрошу вас подумать еще раз: зачем ему это?
Й'Талоб учтиво поклонился, но его тяжелое лицо и скрещенные руки выражали презрение.
— Вероятно, он предложит нам новый Малый Совет между двумя пунктами своей концертной программы.
«Он хотя бы программу способен составить, дуралей», — подумала Ваннис, глядя на Тау.
Старая Архонея Цинцинната прищурилась и сказала скрипучим голосом:
— Умело организованный концерт еще не доказывает, что он способен править. Но время позволяет нам взять паузу. Кто из нас знает этого молодого человека хорошо?
Все переглянулись, жестами выражая свое бессилие, и несколько взоров обратились к Ваннис.
Она знала, что ее уход из круга должен означать, что ей скучен этот разговор. На самом деле она не хотела, чтобы проницательный взгляд Тау разгадал истинную причину ее двойственной политики.
Но последний вопрос призывал ее обратно: все знали, что только она жила в Артелионском дворце вместе с тогдашним Крисархом.
— Мы так мало общались, — с долей сожаления молвила она.
Всей своей манерой она ссылалась на Семиона. Крепкая все еще память о покойном Эренархе и его всем известное мнение о брате говорили в ее пользу. Ей не нужно было объясняться или рисковать разоблачением.
Тау благодушно заявил:
— Семион лит-Аркад был сильным лидером и при нормальном течении событий стал бы сильным Панархом. Нельзя ожидать, что третий по очереди наследник за несколько дней обретет прозорливость, необходимую тому, кто хочет властвовать. Новому Эренарху понадобятся союзники, искушенные в вопросах правления.
Сердце Ваннис стукнуло о ребра. Вот оно.
Архонея, поджав губы, поболтала льдинками в своем бокале.