Осри подождал, пока стюард примет заказ.

— Я к этому почти не имею отношения. Корабль вел Эренарх. — Говоря это, Осри сознавал, что ему чего-то недостает, и понял, что гнева. Он уже больше не злился, вспоминая о тех ужасах, что пережил всего несколько недель назад (правда, теперь эти недели казались десятилетиями). Он собрал разбежавшиеся мысли, чувствуя возросший интерес слушателей. Все прочие разговоры прекратились. — Медицинская система моего скафандра вырубила меня чуть ли не на половину полета. Возможно, это и к лучшему — не знаю, хватило бы санитарного контейнера, когда мы вышли из последнего скачка у самого радиуса газового гиганта.

Слушатели прыснули со смеху и засыпали Осри вопросами. Очень скоро он рассказал всю историю побега с Шарванна — и не только ее. Вопросы, носившие сначала общий характер, со временем стали все больше касаться роли Эренарха.

Осри убедился, что из-за своей былой преданности Семиону никогда не сознавал всей важности Лусорского дела и влияния, которое оно оказало на Флот.

Но скоро вопросы типа «А вы видели...» сменились другими: «А вы слышали?» Разговор от деятельности Брендона после его исключения из Академии перешел к настоящему.

«Они хотят знать, что делал Брендон до того, как спас моего отца, — что случилось на Энкаинации». Этот вопрос преследовал и Осри в начале их приключений. Но теперь он, хотя по-прежнему не имел никакого понятия о том, что случилось, вовсе не был уверен, что хочет это знать. Правда только усугубила бы хаос.

Офицеры почувствовали, видимо, его сдержанность, чтобы не сказать, уклончивость, и стали возвращаться к своим столам, разговаривая между собой. Нг все это время молчала, переводя прищуренные глаза с Осри на своих офицеров.

«Так вот зачем она меня пригласила?»

Вряд ли, конечно, у Нг на уме была только эта цель. Хоть она капитан и Поллои по рождению, она не поднялась бы так высоко, не превзойдя в гибкости ума большинство Дулу. Осри чувствовал, что она извлекла не меньше информации из реакции и вопросов молодых офицеров, чем из его рассказа, но дело было не только в этом. Он это понимал, хотя и не мог сказать, в чем же, собственно, еще.

— Ваш сын спас из Дворца пленника, — сказал Анарис. — Прерогат.

Геласаар поднял брови:

— Отцовский пеш мас'хадни получил коды от одной женщины из вашего совета.

В глазах Панарха мелькнуло страдание.

— Не пойму я смысла этого вашего института, — продолжал Анарис. — Неужели вы и правда наделили их неограниченной властью?

— Да — их ограничивала только принесенная ими клятва и нравственное чувство.

— Не могу в это поверить.

Геласаар слабо улыбнулся.

— Ты полагаешь, что бори, которые вам служат, всегда говорят правду?

— Разумеется, нет.

— Не более чем все те слои бюрократии, которые управляют Тысячей Солнц. Иначе нельзя — и, стало быть, я не мог положиться на то, что мои подчиненные будут говорить мне правду. Отсюда прерогаты, мои суррогаты.

— Но чтобы никаких ограничений?

— Я не сказал, что ограничений не было, — просто я их не устанавливал. Прерогат не может действовать в вакууме. Точкой, на которую опирается рычаг его власти, должно послужить какое-то вопиющее зло, требующее исправления. И у каждого из них есть только один шанс.

— Кто имеет власть, тот и действует, — пожал плечами Анарис.

— Их власть в том и заключается, чтобы выбрать, когда и где нужно действовать. Самый мощный удар, если он не имеет цели, поразит лишь пустоту.

Во время обеда Нефалани Варригаль с растущим изумлением наблюдала, как все ее предположения относительно того, что произошло десять лет назад, рушатся от неуверенных слов лейтенанта Омилова.

Процесс начался, когда Эренарх показал на совещании два дня назад, как мастерски он владеет тенноглифами. Тогда она вознегодовала от того, что такой талант достался младшему Аркаду. Теперь, вслушиваясь в лаконичный рассказ Омилова, она предполагала, что лейтенант раньше чувствовал то же самое. Но еще яснее проглядывало его невольное восхищение человеком, которого изображали гулякой, пьяницей и сексуальным атлетом без тени ответственности. Разве подобный тип мог бы вести корабль с таким мастерством? Не просто с мастерством — с блеском.

Беспокоила, конечно, его связь с Лусорским делом десятилетней давности. Если верить Омилову, Эренарх Семион хладнокровно уничтожил семью Л'Ранджа лишь для того, чтобы сохранить власть над младшим братом. Спрашивается: если Брендон вправду был таким дураком и повесой, зачем было Семиону задавать себе столько труда?

Когда стюард убрал со стола, Нефалани взглянула на Мдейно бан-Нилотиса. По вопросам, которые он задавал, она поняла, что он разделяет ее точку зрения. Кроме того, он знал Эренарха по Академии.

— Что Л'Ранджи? — переспросил младший лейтенант Уль-Дерак.

— Пролет Л'Ранджи. Говорят, что Маркхем и Вийя, — Варригаль расслышала легкое напряжение в том, как он произнес имя капитана-должарианки, — придумали это несколько лет назад.

— Значит, они использовали корабельные поля Теслы и шли вдоль самого кабеля С-лифта до старта на орбиту, чтобы должарианцы не могли вас обстрелять?

— Верно. Только они все равно в нас стреляли — точнее, пытались.

Нг кивнула.

— Когда мы подошли к Артелиону, Узла уже не было. Мы в толк не могли взять, что с ним случилось.

— Да. «Кулак» пустил в ход свои рапторы. Мы как раз в тот момент совершили скачок, но Узел, когда раптор повредил пусковой кабель Хомана, должен был слететь с орбиты и одновременно развалиться на куски.

— И все это ради того, чтобы сбить один корабль? — спросил Нилотис.

— Трудно сказать, — пожал плечами Осри. — До того момента казалось, что мы их не особенно волнуем.

— Не верится, что даже должарианцы способны взорвать Артелионский Узел ради одного корабля, — покачал головой Уль-Дерак.

— Значит, вам следует изучить своих врагов получше, — заметила Нг. — Понятие мести — это ключ к должарианскому менталитету. Всю эту войну они затеяли ради мести. — Она посмотрела на голографические стены. — Но никто из нас не видел этой неизбежности, пока не стало слишком поздно.

Варригаль заметила напряжение на лице Омилова и вспомнила, что рифтеры с того корабля, помимо всего прочего, спасли на Артелионе его отца, которого должарианцы пытали.

— Прошу извинить, но меня ждут дела, — сказала Нг. — Лейтенант, мне нужно переговорить с вашим отцом. Быть может, вы проводите меня в проектную лабораторию и представите?

Когда они ушли, Варригаль спросила Нилотиса:

— Ну, что скажешь? Это дело не касается Флота — иначе ее не понадобилось бы представлять.

— Кто знает, — пожал плечами он, а после добавил, стрельнув глазами по сторонам: — Но я слышал, что некоторые штатские Дулу крейсерского класса намертво прилипли к ее радиантам.

— Битва при Артелионе, — сказала лейтенант Танг. — Может, они и штатские, но ведь не дураки же. Они хотят знать, за что мы дрались.

— Официально эта битва велась за спасение Панарха, — заметил Нилотис. — Почти все они достаточно плохо разбираются в стратегии, чтобы это проглотить.

— Или делают вид, — рассудительно вставила Варригаль. — Несколько высокопоставленных Дулу пустили в ход все свое влияние, чтобы попасть на совещание, проводимое Найбергом. Это им не удалось, но, судя по намекам Нг, кое-кто из них с тех пор лезет вон из кожи, желая выяснить, что же скрывает Флот. Впрочем, это не тема для открытого обсуждения. Некоторые из них были сторонниками покойного Эренарха? — Варригаль посмотрела на Танг. Та то и дело затрагивала темы, на которые до последнего времени говорилось только шепотом, между близкими друзьями.

— Сферы влияния, я полагаю, — кивнул Нилотис. — Все нижнесторонние были за него — присутствующих я, естественно, исключаю.

Никто не поддержал разговора: трения между нижнесторонними и высокожителями были непременной величиной панархистской политики, но Варригаль чувствовала уверенность, что за их столом все, даже нижнесторонние, понимают, что Семион использовал эти трения самым беззастенчивым образом. Однако никто не отважился высказаться по этому поводу.