Наряду с крепнувшей верой в силу святых изображений росло и противостояние им, и "на всем протяжении 4–8 веков нельзя назвать столетия, когда не появлялись бы — даже в самой Церкви — свидетельства против иконопочитания" [1061]. Именно в 8–9 веках вероучительные иконоборческие соображения были высказаны полнее, чем когда-либо прежде или потом: в 8-м — императором Константином 5-м и иконоборческим собором 754-го года, в 9-м — собором 815-го года и его представителями. О трактате Константина говорится, что "в сравнении с этими сочинениями императора вряд ли найдется какой-либо другой памятник, позволяющий так глубоко проникнуть в суть иконоборческой ереси и так ясно излагающий ее философские и богословские основы" [1062]. Даже его противники, несмотря на неистовость полемики, хотя и скупо, но все же признавали силу его идей [1063]. Говоря о развитии иконоборческого движения, с политической и церковной точек зрения необходимо проводить различие между 8-м и 9-м веками, однако что касается наших целей, то мы можем рассматривать его вероучительные предпосылки как единое целое, даже если первое из двух основных обвинений (идолопоклонство) было более заметно в 8-м веке, "тогда как христологическая формулировка проблемы еще сильнее выдвигается на первый план" в 9-м [1064]. Кроме того, стремясь воспроизвести аргументацию, к которой прибегали иконоборцы, мы вынуждены опираться на рассказы (причем всегда ex parte) и цитаты (нередко дословные), оставленные нам православными победителями этого противоборства.

Сдержанность, которую следует проявлять при анализе повествований, представленных сторонниками иконопочитания, уместна и в том, что касается различных версий происхождения и источников иконоборства. Согласно одной из таких историй в 8-м веке поход против иконопочитания начался с заговора одного иудея по прозванию Сорокалоктевый (Tessarakontapehys — то есть "ростом в сорок локтей"), который вместе с калифом Ясидом 2-м задумал изгнать образы из христианских церквей; таким образом, получается, что "иудейский дух", нечестиво сочетавшись с мусульманским разумением, заставил христианских императоров служить их иконоборческим замыслам [1065]. Очевидно, что Ясид повелел уничтожать христианские изображения, однако не столь очевидно, что на нем сказалось иудейское влияние; более того, воздействие мусульманских или иудейских идей на христианских иконоборцев, по-видимому, в значительной мере преувеличено как их современниками, так и сегодняшними исследователями [1066]. Сколь бы привлекательной ни была идея о том, что иконоборчество стало ответом на "эллинизацию христианства" [1067] образами и догматами, такое объяснение почти не выходит за рамки простого "параллелизма и "аналогии", направленной на ее поддержание [1068]. С другой стороны, в самой христианской мысли содержались вполне явные основания для упрочения иконоборческой позиции. Отстаивая свою точку зрения, противники иконописания ссылались на них как на весомый авторитет, давая волю давнишнему опасению многих христиан, считавших, что Церкви не к лицу допускать и даже поощрять возврат к почитанию идолов.

Аргумент, основанный на авторитете, выражался в таком вопросе: "Откуда все это берет начало и есть ли закон, повелевающий нам поклоняться образу Христа?" [1069]. Поклоняться образам нет никакого основания; поклонение не исходит "ни от Христова предания, ни апостольского и отеческого" [1070]. Святоотеческое предание не предает забвению этот обычай, и если его читать должным образом, то можно найти много бесспорных запретов. Еще меньше иконопочитание можно оправдать преданием апостолов и пророков, к которому обращались отцы [1071]. Библейские отрывки, которые иконоборцы приводили в противовес иконопочитанию, составляли значительную долю всей их аргументации, — весьма немалую, чтобы привлечь особое внимание своих православных оппонентов. Последние, вынужденные признать, что между иконоборчеством и ветхозаветными пророками, порицавшими в израильском народе тяготение к идолопоклонству, существует определенное родство, презрительно именовали иконоборцев "новомудрыми" (neosofoi), в угоду своим замыслам исказившими "прекрасные речения пророков" [1072]. Иными словами, с христианскими изображениями и их почитанием в церквах иконоборцы связывали те библейские отрывки, которые были написаны против языческого идолопоклонства; однако иконопочитатели считали, что если греки и злоупотребляли изображениями, это не значит, что "наш обычай, исшедший из (должного) благочестия", надо упразднить [1073]. В то же время нельзя было так просто отбросить библейские тексты, приводимые иконоборцами.

Из того, чем мы располагаем, можно сделать вывод, что, по-видимому, самым серьезным оружием в этом библейском арсенале был запрет на изображения, содержащийся в Книге Исхода (Исх.20:4). Во всех пяти основных православных источниках 8–9 веков (сочинения Иоанна Дамаскина, Иоанна Иерусалимского, акты Второго Никейского Вселенского Собора, творения Феодора Студита и Никифора) не было почтено за труд рассмотреть и опровергнуть иконоборческое толкование этого непростого отрывка [1074]. Против иконопочитания можно было обратить часть самого Десятисловия, так как в восточном христианстве (и позднее в кальвинизме) этот запрет был воспринят как вторая из десяти заповедей, а в западном (и затем в лютеранстве) рассматривался лишь как приложение к первой [1075]. Содержащийся в нем запрет на изображение не только Бога, но даже Его тварей некоторые христианские отцы восприняли как основание для различия между языческим богослужением и христианским. Что касается иконоборцев, то они, несомненно, усматривали в нем основную возможность отстоять свою позицию. Он был возвещен

"Моисеем-законодателем" [1076] и, следовательно, занимал особое положение и в христианском законе. Годились и другие отрывки, осуждавшие идолопоклонство, например, проклятие псалмопевца, заявившего: "Да постыдятся все, служащие истуканам, хвалящиеся идолами"" [1077]. Кроме того, особенно уместными казались слова, сказанные Богом через пророка: "Я Господь, это — Мое имя, и не дам славы Моей иному и хвалы Моей истуканам" [1078]. Казалось бы, все это подтверждает, что поклонение, подобающее Богу, нельзя переносить на изображения, даже если они созданы из желания оказать благочестие так называемым образам Христа и святых [1079]. Основываясь на ветхозаветном отвращении к идолопоклонству, иконоборцы относили к иконопочитателям и такие отрывки, как, например, 1-я глава Книги пророка Малахии [1080], в которой говорится об осквернении Господней трапезы: с точки зрения первых именно так и поступили почитатели изображений, воздавая идолам то поклонение, которое подобает одному лишь Господу [1081].