Мы приняли решение ограничиться книгами по искусству и архитектуре. «Голое тело» и «туристические объекты» решено было на выставке и в каталоге замаскировать, «прикрыв» все изображения мелкой растровой сеткой из точек, кружочков и штрихов.

И хотя был сделан большой шаг вперед, однако до желанной цели было еще далеко. Мы прорывались в Москву с проектом своей выставки в особо нервный период в политическом отношении. Московский и Варшавский договоры были только что утверждены. Но ни та, ни другая сторона не знала, какие это будет иметь последствия. Врагов и скептиков в отношении новой политики взаимопонимания было предостаточно с обеих сторон. И в первую очередь с советской стороны никто не хотел совершить ошибки, уж во всяком случае высовываться раньше времени. В таких общественных системах это всегда чревато последствиями и очень быстро может закончиться трагически, если вдруг кто-то возьмет и сделает то, на что четких руководящих указаний еще не было выработано. Но конец этой неопределенности уже замаячил на горизонте — четыре оккупационные державы решили собраться в сентябре 1971 года, чтобы заключить особое соглашение по Берлину.

С окончания Второй мировой войны Берлин все время был яблоком раздора и барометром настроений в отношениях между Востоком и Западом.

Бывшая столица рейха Берлин была разделена в 1945 году на четыре зоны оккупации, которые по первоначальной договоренности должны были управляться совместно четырьмя державами-победительницами — Великобританией, СССР, США и Францией.

19 июня 1948 года в западных секторах в результате денежной реформы была введена новая валюта — западногерманская марка. В ответ на это СССР вышел из Контрольного совета союзных оккупационных войск и перекрыл своими войсками все дороги к Берлину. Эта блокада Берлина длилась до 12 мая 1949 года. Западный Берлин снабжался всем необходимым по «воздушному мосту» союзных войск из Западной Германии.

В сентябре 1948 года органы немецкого самоуправления также разделились. Произошел окончательный раскол города на Западный и Восточный Берлин. Западный Берлин был связан с правовой, денежной и экономической системой ФРГ, хотя и ограничен в своих правах: он не стал землей ФРГ, жители Западного Берлина не имели права принимать участие в федеральных выборах, депутаты от Западного Берлина не обладали правом решающего голоса в бундестаге в Бонне.

В ноябре 1958 года разразился новый кризис из-за ультиматума СССР по Берлину. Москва требовала превращения Западного Берлина в демилитаризованный свободный город и аннулировала прежние соглашения по Берлину. Следующим пиком этого кризиса стало строительство Берлинской стены 13 августа 1961 года, что существенно ограничило поток беженцев из ГДР в Западный Берлин, а оттуда в Западную Германию.

Четырехстороннее соглашение по Западному Берлину, подписанное 3 сентября 1971 года в бывшей резиденции Контрольного совета союзников в Шёнеберге (Западный Берлин) послами США, Великобритании, Франции в ФРГ и советским послом в ГДР, должно было закрепить юридический статус Берлина, и особенно Западного Берлина.

Это соглашение еще раз подтвердило, что Западный Берлин не является составной частью ФРГ и не может управляться из Бонна, но закрепило одновременно, что ФРГ берет на себя представительство Западного Берлина за границей. Кроме того, соглашение гарантировало сохранение и развитие Западного Берлина в тесной «связке» с ФРГ.

В этом пункте была, однако, допущена ошибка в интерпретации текста договора — в английском, французском и русском переводах стояло «сохранение и развитие связей», что означало качественно принципиальное расхождение с немецкой формулировкой «в связке».

Я решил начать свое большое турне по Азии, которое должно было привести меня в Токио, Гонконг, Сеул, Манилу, Бангкок, Сингапур, Катманду и Нью-Дели (смотри следующую главу), с поездки в Москву, чтобы наконец получить однозначное согласие и определить твердые сроки проведения выставки, поскольку последние полгода после поездки Рональда, как и предшествующие тому двадцать месяцев, прошли в обнадеживании и утешении с колеблющимися то в одну, то в другую сторону решениями «Общества», чтобы нам дали наконец «зеленый свет», и мы могли приступить к подготовительным работам.

Вечером 9 февраля 1972 года я впервые стоял на трескучем морозе посреди Красной площади. Засунув руки глубоко в карманы мехового пальто, я крутился на одном месте вокруг самого себя. Рубиновые звезды кремлевских башен, словно засахаренные луковки собора Василия Блаженного, темный силуэт торгового дома «ГУМ», красно-кирпичное здание Исторического музея, кремлевская стена и темно-красный гранит мавзолея Ленина мелькали передо мной одно за другим. Мне казалось, что, стоя посреди площади и непрерывно вращаясь вокруг собственной оси, я ощущаю силовое поле мирового центра социализма. Я — в Москве!

Я сам этого хотел — проникнуть в центр силового ПОЛЯ. И был убежден, что справлюсь со своей задачей. Полный энергии, надежд и твердого намерения не дать себя кормить одними пустыми обещаниями, я двинулся обратно в путь — с Красной площади через подземный пешеходный туннель под проспектом Маркса в расположенный неподалеку отель «Националь». В этом отеле жил когда-то Ленин, когда перенес столицу назад в Москву. Это старинное здание в стиле бидермейер, с вытоптанными лестницами, гигантскими хрустальными люстрами и русской балалаечной музыкой во всех четырех залах ресторана на первом этаже. Я решил отпраздновать этот вечер и устроить себе типично русский ужин.

Войдя в вестибюль отеля, я очень испугался, когда от меня громко, на русском языке, потребовали, чтобы я сдал пальто в гардероб. Но я испугался еще больше, когда робко предъявил у входа в один из залов ресторана свою маленькую голубенькую гостевую карточку, где стояло одно слово, идентифицировавшее меня, как бы неприятно мне это ни было: капстрана.

«Капиталист!» — на весь ресторан закричал во все горло официант, и я вздрогнул, словно меня застукали при совершении какого-то неблаговидного поступка. Но, к моему великому изумлению, ко мне подошел молодой человек и провел мимо длиннющей очереди желающих попасть в ресторан русских к маленькому столику рядом с группой музыкантов, игравших на балалайках.

Я заказал рыбное ассорти из копченой осетрины, черной и красной икры с кружочками сваренных вкрутую яиц, бутылку водки и минеральную воду. Я был счастлив, что нахожусь наконец здесь, в Москве. Глоточек за глоточком наслаждался я божественной водкой, каждый раз при этом нюхая, как я читал, черный chleb. Я чувствовал себя как Марко Поло, который после долгих месяцев мытарств достиг своей цели. Я мычал, как бы подпевая старинным русским мелодиям, которые так задушевно исполняла капелла балалаечников. Все последующие годы, думал я, каждый свой первый вечер в Москве я буду проводить в этом отеле «Националь» за таким вот роскошным ужином.

Но уже на следующее утро моему романтично воспарившему чувству восторга был нанесен ощутимый удар. Внезапно я снова приземлился, спустившись с небес на землю, где правили бал «реально существующие» проблемы. В сопровождении молоденькой и хорошенькой переводчицы, державшейся, однако, с «разложившимся» и находящимся в полной зависимости от капитала представителем враждебного государства в высшей степени заносчиво и высокомерно, я отправился пешком в так называемый Дом дружбы, где размещались различные «Общества дружбы и культурных связей с зарубежными странами». Здесь я надеялся выяснить последние детали, необходимые для проведения нашей выставки, чтобы, получив подпись ответственных за выставку лиц, вернуться во Франкфурт и наконец-то, имея твердую договоренность о сроках проведения выставки, начать собирать для отправки в Москву весь необходимый материал.

Моя бойкая «комсомолочка», пока мы с трудом шли по обледенелому тротуару в занесенной снегом Москве, неустанно поучала меня на тему непобедимости социализма, а потом велела ждать на ледяном ветру у ворот Дома дружбы, чтобы проинформировать сначала господина Леонова о моем желании поговорить с ним. Очевидно д-р Мохальски вновь не позвонил своему московскому коллеге, потому что через двадцать минут ожидания на пронизывающем холоде вместо Леонова появился другой человек, который даже не представился и только сообщил мне, что господин Леонов сегодня занят и просит зайти к нему еще раз завтра. И мой продрогший визави так быстро исчез внутри, что я даже не успел задать ему ни одного вопроса.