— Не дадите ли нам совет, мистер Алджер. Мы хотим избавиться от всей этой лишней мебели. Кейти — мисс Ирвинг думает, что возчик согласился бы взять ее себе в уплату за работу по разгрузке комнат.

Он даже заморгал, удивившись такому неделовому предложению.

— Как? Отдать мебель? — переспросил он. — Почему вы не хотите ее продать?

Так как вещи принадлежали мне, я и ответила:

— Боюсь, что стоимость перевозки превысит ту сумму, которую я смогу выручить от ее продажи. Это старая, непригодная рухлядь, мистер Алджер, вся ободранная и поцарапанная, часто с оторванными ручками. Кому она нужна?

— Кроме этого письменного столика красного дерева, — вмешалась мисс Теккерей.

Мистер Алджер прошелся вдоль рядов нагроможденной мебели и вдруг сказал:

— Если вас не волнует прибыль, а просто нужно избавиться от лишнего дерева в доме, то у меня есть другое предложение.

— С удовольствием выслушаем, — сказала я.

— Мне кажется, ваши квартиранты охотно воспользуются некоторыми из этих вещей. В объявлении комнаты фигурируют как «меблированные», но фактически в них находится самый минимум мебели. Просто поразительно, сколь скромны бывают потребности людей. Я бы, например, не отказался от одного из этих столиков, — добавил он, проводя ладонью по гладкой полированной поверхности столика из красного дерева в стиле Хепплуайт восемнадцатого века, на который обратила внимание мисс Теккерей. — А если у вас найдется свободный туалетный столик или комод, то я знаю, что миссис Кларк с удовольствием возьмет его, ей как раз нужен шкафчик для вещей Джимми. Это ее сын.

— Мы уже познакомились с миссис Кларк, — сказала мисс Теккерей.

— Прелестная девушка, и какая печальная судьба. Мы все питаем родительские чувства к миссис Кларк, — сказал Алджер с мягкой улыбкой.

Интерес мистера Батлера к вдовушке вряд ли можно было назвать «родительским», и я не была уверена, какого рода интерес питал к ней мистер Алджер, но нельзя было не согласиться, что она была в самом деле прехорошенькая и нуждалась в любой помощи, которую ей могли оказать окружающие.

— Если жильцы хотят взять кое-что из мебели, я не имею ничего против, пусть на здоровье пользуются, — поспешила согласиться я.

— Тогда я оставлю за собой Хепплуайт-столик, — сказал Алджер, не убирая со столика руки. — Обещаю, что буду бережно к нему относиться.

— Это единственная приличная вещь, — сказала я.

Мисс Теккерей вопросительно посмотрела на меня, желая понять, намерена ли я расстаться с этим столом. Я успокаивала себя мыслью, что мебель дается как бы взаймы.

— Когда я продам дом, вы сможете забрать столик себе, раз он вам так нравится, — успокоила я мисс Теккерей.

— Не может быть, что вы хотите все же продать дом! — воскликнул мистер Алджер.

— Мы не можем жить в таком месте, — возразила я.

— Возможно, что это не то, к чему вы привыкли. Миссис Каммингс никогда не говорила о вашем положении в обществе…

В его глазах был вопрос.

— Мы живем в Рэдстоке. Мой отец там имеет приход, — сказала я.

— Понимаю.

По его лицу я видела, что он не ожидал столь благородного происхождения. Застав меня вчера за пыльной работой, с перепачканным лицом и грязными ногтями, в переднике и с тряпкой в руках, он очевидно принял меня за простолюдинку.

— Тогда согласитесь, что мы не можем оставаться здесь, — объяснила я.

Мистер Алджер взглянул на стул и я кивком головы разрешила ему сесть. Сделав это, он начал убеждать меня не продавать дом.

— Думаю, что жизнь в Рэдстоке очень спокойная. Я лично считаю, что нужно испробовать и другой образ жизни. Мне Дикая улица очень нравится. Здесь ощущается пульс большого города.

— Да, и запах тоже, — вставила мисс Теккерей, — Сегодня мы почти не спали из-за шума с улицы.

— К этому быстро привыкаешь, — уговаривал он. — Это все часть местного колорита. К тому же это театральный район, можно встретить такие интересные типажи. Я нахожу это место очень поучительным в житейском смысле.

— Я считаю, что мне незачем пополнять свой житейский опыт созерцанием головорезов и питейных заведений, — съязвила я.

— Неужели? Мне показалось, что дочь священника должна считать своим долгом помогать менее удачливым братьям своим.

Я почувствовала, что краснею; к стыду своему должна признаться, что эта мысль даже не приходила мне в голову. Забота о ближних занимала довольно много времени в моей жизни, но обычно это были такие, не требующие особых жертв работы, как обеспечение пищей голодных или организация церковных ярмарок.

— Боюсь, что не смогу ничем помочь в данном случае, мистер Алджер. У меня нет опыта спасения заблудших душ. Дикая улица для меня слишком… — я запнулась, не зная, как закончить фразу.

— Вы хотите сказать, что для вас она слишком дикая, нецивилизованная? — подсказал он. — Возможно, вы правы. Вы получили слишком нежное тепличное воспитание, чтобы заниматься нуждой и бедностью в их самых неприглядных формах. Вам, конечно, не под силу видеть бедных беззащитных женщин, выброшенных на улицу в раннем возрасте, бездомных детей, всю безысходность их существования…

— Не думаете ли вы, что я могу исправить все беды и грехи Лондона в одиночку, мистер Алджер? — сказала я резко, желая заглушить голос совести.

— Конечно, нет. Этого один человек сделать не в силах. Но каждый из нас должен внести свою лепту, помочь тем, чем в силах его. Понимаю, что это требует жертв, но у вас есть уютный дом в другом месте. Никто не вправе требовать, чтобы вы лишали себя удобств только потому, что люди в вас здесь нуждаются больше, чем где-то еще.

Я почувствовала себя законченной лицемеркой. Мне стало стыдно от сознания собственного эгоизма, который подсказывал мне, что нужно скорее бежать из этого мрачного окружения в более приятный и комфортабельный привычный мне мир. Я, конечно, умолчала о невеселых обстоятельствах моей дальнейшей жизни, но мисс Теккерей выдала мои тревоги.

— Мисс Ирвинг хочет продать дом, чтобы иметь возможность снять приличную квартиру в Лондоне, может быть на Гровнер Сквер, в более спокойной части этого района. Можете не сомневаться, что она займется благотворительной деятельностью и отдаст ей максимум своего времени и энергии. Уж это я вам обещаю, мистер Алджер.

Это сообщение, казалось, живо заинтересовало нашего собеседника.

— Так вы собираетесь переехать в Лондон! Как хорошо! — его широкая улыбка говорила о том, что он в восторге от этой перспективы.

— Как только разберусь с мебелью, приглашу оценщика, чтобы он смог осмотреть дом и сказать, в каком он состоянии.

— Этого делать не обязательно. Тот, кто купит у вас дом, не будет смотреть, течет ли крыша. Это особый район в Лондоне. В подобных местах дерут такую плату с жильцов, что в течение года окупается полная стоимость постройки вместе с земельным участком. Домовладельцы заселяют каждый дюйм, собирают плату и перепродают дом, чтобы не обременять себя лишними заботами. Я, конечно, не имею в виду вашу тетушку. Так как она сама здесь жила, она уделяла дому больше внимания. Во всяком случае, насколько мне известно, крыша не протекает: иногда я захожу к профессору Вивальди и имею возможность убедиться, что на своем чердаке он чувствует себя вполне уютно и не промокает.

— Отлично, Кейти, значит нет необходимости тратить лишние деньги на осмотр дома, — удовлетворенно заметила мисс Теккерей.

— Вы правы, мисс Теккерей. Мне, конечно, не хотелось бы передавать квартирантов в руки корыстных и незаинтересованных дельцов, но, право же…

Мистер Алджер не дал мне закончить фразу.

— Но, мисс Ирвинг, этот дом вовсе неплохое вложение капитала.

Он придвинул стул ближе ко мне и стал развивать мысль. Теперь, когда ему не удалось заинтересовать меня перспективой благотворительной деятельности на Дикой улице, он решил сделать ставку на мою любовь к деньгам.

— Если вам дадут за дом пятьсот фунтов, это будет очень хорошо. А если вы захотите продать быстрее, то больше четырехсот не получите. Как я понимаю, вы вложите деньги в Консолз банк под проценты?