Парадоксальность ситуации, в которой оказался мир благодаря глобализации, заключается в том, что от нее ничего не выигрывают и народы «золотого миллиарда». Свободная циркуляция в масштабах всего мира денег и возможность беспрепятственно перемещать производственные структуры с целью сокращения затрат заставляют как промышленников, так и финансистов выводить производства и капиталы из стран, в которых они были созданы. Иначе говоря, пользуясь принципом получения наибольшей прибыли, как всеопределяющим принципом, промышленность и капитал начали игнорировать интересы нации, которая их создала. В условиях глобализации они стали транснациональными, т.е. в значительной степени самодостаточными, подчиняя свое функционирование лишь цели собственного безграничного роста. Более того, этой цели они подчинили и человека как такового, благодаря интеллектуальной и физической энергии которого они существуют. Таким образом, возникла парадоксальная ситуация, при которой не финансы и экономика обеспечивают существование человечества, а человечество обеспечивает существование финансов и экономики.
В связи с этим как промышленное производство, так и капитал уходят из западных государств в страны «третьего мира», где производственные затраты на несколько порядков ниже, чем на Западе, а финансовые условия позволяют осуществлять фантастические по своим прибылями фондовые спекуляции. Таким образом, в странах «золотого миллиарда» под воздействием процессов глобализации происходит структурная деформация национальных экономик, когда там остаются лишь высокотехнологические стратегические производства, которым западные правительства, в соответствии с необходимостью сохранения стратегического доминирования, не позволяют покидать территорию своих государств, а почти все другое реальное производство оказывается за границей. Так, например, по данным агентства Bloomberg, уровень безработицы в Германии в январе 2005 года составил. 11,4%. В последний раз такие показатели экономика ФРГ демонстрировала после поражения во Второй мировой войне. При этом темпы экономического роста Германии в течение ближайших четырех лет могут достичь наивысших показателей. Индекс экономического роста за январь 2005 года, по оценкам Еврокомиссии, достиг 98,4 пункта и вырос на 1,6 единицы. Это рекордный показатель за последние три года. Одним из факторов успеха немецких корпораций и экономики в целом специалисты называют сокращение расходов на персонал. Местная рабочая сила играет все меньшую роль в экономике стран ЕС. Успех транснациональных корпораций обеспечивают гастарбайтеры.
В условиях глобализации предприятия оставшиеся на территории США и Европы могут поддерживать конкурентоспособное производство лишь за счет минимизации прав и привилегий широких народных масс: уменьшая зарплаты («кража зарплат», как это называет Союз австрийских профсоюзов), вводя более длинное и флексибельное[163] рабочее время, ухудшая условия труда, свертывая социальное обеспечение. Все это в конечном итоге радикально снижает уровень жизни большей части населения западных стран. Все эти шумные акции так называемых антиглобалистов вызваны отнюдь не желанием остановить разграбление стран третьего мира, а обусловлены стремлением средних социальных слоев Запада сохранить свою долю прибыли от экспроприации незападного мира (в виде достаточно высокого уровня жизни и потребления), которую им не хочет выделять в условиях глобализации западная финансово–политическая элита. Вот как эту ситуацию описывают Мартин и Шуманн: «Перемещение производства в более благоприятные зоны, упрощение его структуры, массовые увольнения — все это говорит о том, что высокопроизводительная и высокотехнологическая экономика оставляет обществу всеобщего благоденствия все меньше рабочих мест и делает его потребителей лишними людьми. Назревает экономическое и социальное потрясение неслыханных масштабов. Везде, где товары или услуги свободно продаются через границы, — в производстве автомобилей или компьютеров, химии или электронике, телекоммуникациях или почте, розничной торговле или финансах, — работников неотвратимо засасывает трясина обесценивания труда и рационализации. Всего за три года, с 1991 по 1994, число рабочих мест в западногерманской промышленности сократилось более чем на миллион. И это притом, что в Германии дела обстоят сравнительно неплохо. В других странах ОЭСР, организации 23 богатых индустриальных государств и 5 их более бедных соседей, число хорошо оплачиваемых рабочих мест сокращается еще быстрее. Сейчас, в 1996 году, в странах ОЭСР безуспешно ищут работу уже свыше 40 млн.человек. Во всех наиболее экономически развитых странах мира — от Соединенных Штатов до Австралии, от Великобритании до Японии — массовое процветание быстро исчезает» [2, с.142—143].
Но не менее важным следствием глобализации является то, что, теряя из–за оттока капитала и деиндустриализации свою материальную и финансово–экономическую самодостаточность, западные национальные государства, вслед за незападными, превращаются в своеобразный механизм реализации решений, принимаемых некими частными лицами вне стен правительственных учреждений.
Как отмечает А. Уткин: «Экономическая логика в ее неолиберальном варианте требует денационализации экономики посредством создания транснациональных сетей производства, торговли и финансов. В этой экономике «без границ» национальные правительства становятся простой прокладкой между постоянно растущими областями индустрии» [24, с. 47].
Роланд Бубик в статье «Глобализация рынков» (JUNGE FREIHEIT, 40/95) замечает, что организационная модель, обеспечивающая баланс между интересами большого бизнеса и государства, была разрушена в ходе процесса глобализации. Крупные предприятия развились до уровня глобальных производственных структур, которые рассчитывают действие главных факторов (работа, сырье, энергия, капитальная стоимость, инфраструктура) для всякого единичного производящего компонента на уровне всемирного масштаба, осуществляя само производство там, где это экономически наиболее выгодно. Национально ограниченное пространство (начальное условие применения самой неолиберальной экономической политики) преодолевается расчетами глобального характера. Носители политических решений сохраняют за собою в области экономической, социальной политики и обеспечения трудоустройства населения уже сугубо маргинальное поле влияния.
Субъекты мировой экономики не являются более обычными «народными хозяйствами», которые функционируют на основе разделения труда по принципу компаративных затратных льгот. Глобализация размывает все границы, и даже культурные особенности («идентичности») исчезают с феноменальной скоростью. Народ, как политически управляемое своим правительством единство, полностью устраняется. Его место занимают Всемирная торговая организация, мировой рынок и мировая экономика. Соответственно лояльность руководителей предприятий проявляется теперь не в отношении национального государства, а транснациональных «концернов». Между большими промышленными предприятиями и государством больше не существует национального консенсуса, который основывается на соединении необходимого уровня развития экономики с необходимым уровнем занятости населения.
Это все привело к тому, что капитал и производство отделились от народов, которые их создали, и национальных интересов, которым они до этого времени служили. Данный феномен связан, прежде всего, с тем, что западные государства уже не способны контролировать слишком мобильные капиталы и производства в рамках глобальной мировой финансово–экономической системы, «…капитал уже в беспрецедентной степени стал экc территориальным, невесомым, компактным и неприкованным к одному месту, — делает вывод Зигмунт Бауман, — а достигнутый им уровень пространственной мобильности вполне достаточен для шантажа привязанных к определенной местности политических институтов с целью заставить их отказаться от выдвигаемых претензий. Угроза капитала порвать местные связи и сняться с насиженного места (пусть даже не выраженная в словах, но лишь просто угадываемая) представляет собой нечто такое, с чем любое ответственное правительство должно всерьез считаться и корректировать в соответствии с этим свои действия» [3, с. 32].
