Интересно то, что под волеустановленным правом Г. Гроций имеет в виду предписания Бога и людей, которые также должны соответствовать требованиям естественного права. Поэтому даже воля Бога становится вторичной по сравнению с перечнем условий свободной торговли, финансовых операций и предпринимательства. Как подчеркивал Г. Гроций: «Естественное… право столь незыблемо, что не может быть изменено даже самим Богом…» [8, с. 165]. Таким образом, в сознании западных масс деньги низвергают Бога с вершины высочайшей и абсолютной ценности и занимают его место, а свобода как таковая отождествляется со свободной возможностью торговать и осуществлять финансовые операции.

Представления Гроция (и Алтузия) о государстве, политике, праве, человеке стали теоретическим отражением социально–политической и экономической систем Нидерландов XVI–XVII веков, в которых протестантизм, как морально–этическое восстание против Рима, стал идеологическим фундаментом власти правящей олигархии.

Нидерланды XVII столетия представляли собой республику (возникшую в процессе борьбы (1565—1609) с католической Испанией), состоявшую из семи крохотных независимых провинций. Каждая провинция объединяла в единую систему определенное количество голландских городов, каждый из которых имел самоуправление в виде магистратов, взимавших налоги, вершивших правосудие, защищавших автономию города, его прерогативы, фискальную систему. При этом необходимо отметить, что должности в магистратах не были выборными. Действующие члены этих органов городского самоуправления по собственному усмотрению решали, кто из их сограждан достоин занять вакантное место. Причем назначались чиновники пожизненно. Это была откровенно олигархическая система. Члены магистратов отбирались преимущественно из богатых семей, а назначение нужных людей на выгодные посты становилось главным источником доходов для членов магистратов.

Та же ситуация сложилась и в центральных органах власти Соединенных Провинций. Там также все важные вопросы решала олигархия — торгово–финансовая элита, естественным образом сросшаяся с государственным аппаратом. Хотя управлявшие страной регенты и образовывали особую группу, стоявшую в сфере политики над деловой буржуазией, их должности давали им мизерное жалованье, а потому они, как правило, занимались достаточно состоятельными людьми, обременявшими себя обязанностями государственного чиновника не из филантропических побуждений, а для оптимизации своего бизнеса. Если же на должность регента и попадал человек без солидного состояния, то он так или иначе принимал участие в коммерческих сделках, делавших его зависимым от денежных магнатов. Кроме того, торгово–финансовые кланы постепенно проникали в замкнутый слой государственной элиты как путем браков, так и благодаря разнообразным политическим кризисам, во время которых власть всегда искала опору в финансовой среде. В итоге государственный аппарат Соединенных Провинций стал инструментом реализации интересов частных лиц — узкого слоя торгово–финансовой элиты. Именно поэтому около 2 тыс. регентов, управлявших страной, были выходцами из одних и тех же влиятельных семейств, державших в своих руках города, провинции, Генеральные штаты, Государственный совет, Ост–Индскую и Вест–Индскую компании, одновременно определяя как внутреннюю, так и внешнюю политику государства.

Впрочем, необходимо отметить, что центральные органы управления Соединенных Провинций (находившиеся в Гааге) были слабыми и не обладали достаточным влиянием. Государственный совет (Raad van Staat), являвший собой своеобразную исполнительную власть, а точнее — Министерство финансов и Генеральные штаты (постоянное представительство послов провинций), фактически не имели никакого реального влияния. Многие историки вообще ставят под сомнение существование в Нидерландах государства как такового.

Однако при всем этом Соединенные Провинции, по отношению к внешнему миру, представляли собой мощный промышленный, торговый, финансовый и политический альянс. И он имел строгую иерархию. Его лидером был Амстердам, точно так же как в свое время Венеция в Италии. В своей внешней политике Голландское государство повторяло на новом этапе развития западной цивилизации основные талассократические принципы итальянских городов–государств. Фактически Нидерландские Соединенные Провинции стали следующим этапом в становлении западной талассократии. И хотя их очень сложно заметить на международной европейской арене XVII века, не вызывает сомнения их определяющая, но незримая роль во всех важнейших событиях того времени.

Как писал Ф. Бродель: «Нити дипломатии связывались и распутывались в Гааге. Именно там организовывались последовательные вступления в войну Дании (1626), Швеции (1629), и даже Франции (1635). Однако, как всякий уважающий себя центр экономического мира, Соединенные Провинции удерживали войну за своими пределами: на их границах серия крепостей усиливала препятствия, образуемые многосложными водными преградами. Немногочисленным, но «очень тщательно отобранным, очень хорошо оплачиваемым и хорошо кормленным», обученным самому научному ведению войны наемникам было поручено следить за тем, чтобы Республика оставалась защищенным островком, в безопасности» [9, с. 201—202].

Таким образом, находясь в политической тени и безопасности, Соединенные Провинции искусно манипулировали европейской международной ситуацией в своих финансово–экономических и политических интересах.

Подобное состояние дел было достигнуто прежде всего тем, что Голландия сумела завладеть контролем над всей торговой системой Европы, обретя фактически абсолютную торговую монополию. В XVII веке голландский торговый флот был наиболее многочисленным в Европе и насчитывал 15 тыс. судов. Нидерландские купцы господствовали на внутренних европейских рынках, Балтийском и Средиземном морях, в Германии и Великобритании. Потеснив Антверпен, Амстердам превратился в центр европейской торговли. Как писал К. Шмитт, «голландцы стали «извозчиками» всех европейских стран».

Это поясняется тем, что Соединенным Провинциям удалось, используя самый мощный в мире военно–морской флот, замкнуть на себя практически все торговые пути Европы. Склады и пакгаузы, забитые разнообразными товарами, стали основой голландской стратегии господства. И именно по причине их обильных запасов Голландия могла регулировать по своему усмотрению европейскую торговлю. Амстердам стал определять цены на товары во всей Европе.

По сути, подобная система перевалочной торговли оборачивалась монополией. Построенная на совокупности торговых взаимозависимостей, связанных между собой, она создала ряд почти обязательных каналов обращения и перераспределения товаров (повторяя опыт итальянских городов–государств). При этом данная система поддерживалась политикой устранения любой конкуренции, подчиняя весь комплекс голландской экономики этой главной цели.

Кроме того, торговое доминирование Соединенных Провинций усиливалось и тем, что они стали банком всей Европы, предоставляя европейцам в больших размерах дешевый кредит. Уже в конце XVI века в Голландской республике вовсю действовали страховые компании, а в 1609 году был создан банк, занимавшийся широкомасштабными депозитными и кредитными операциями по всей Европе и в колониях.

Главным внешнеэкономическим и военно–политическим инструментом Соединенных Провинций являлась Ост–Индская компания, созданная в 1602 году для закрепления монополии торговли индийскими товарами за Нидерландами и блокирования транспортных путей в Индию другим европейским странам[47]. Она осуществляла колониальные захваты, послужившие основой первоначального накопления капитала, при помощи которого Соединенные Провинции совершили мощный экономический рывок. С ее помощью голландцы проникли в Индию, на Цейлон, в Китай, Японию, Южную Африку. Наиболее же ценным их приобретением стала Индонезия.