— Ранен сержант Марченко, — прозвучал, чей — то крик над пустырем.

Повисла тягостная тишина.

— У него в секторе обстрела еще двое! Отойти за прикрытие! — раздавались команды.

Альберт сидел прямо на земле. К нему подбежал Хвалько:

— Ну, как ты?

— Лену! Она головой ударилась! — Земский, кивнул в сторону Воропаевой, над которой уже склонились два милиционера.

Между тем к сараю, в котором был Самохвалов — со всех сторон подползали ОМОНовцы. Они ловкими движениями делали рывки и залегали на землю. Из окон слышались выстрелы.

— Сдавайся, ты окружен! — прозвучал требовательный голос кого-то из ОМОНовцев.

В ответ вновь хлопнул выстрел.

— Его живым надо взять! — Альберт, схватил Хвалько за рукав.

— Я понимаю! Но тут уже ничего не поделаешь! Группа захвата работает! А там — как получится!

К разбитой Волге подъехал УАЗик, в который, перенесли раненую Воропаеву. Машина, заурчав — увезла ее по направлению к городу.

Несколько минут еще над пустырем царила тишина. Но затем группа захвата пошла на штурм. Трое бойцов незаметно подползли к сараю с тыла и залезли в окно. Через секунду зазвучали выстрелы и крики. Перестрелка длилась мгновение. Затем, раздался — оглушительный взрыв и пламя, клубом вырвалось — из разбитых стекол сарая.

— Все! Это конец! Мне теперь точно служебное несоответствие впаяют! — Хвалько сидел за столом на кухне у Альберта.

Он взял стакан с водкой и выпил его одним залпом. Земский, посмотрел на него, с сожалением и ответил:

— Ну, Игорь! Перестань канючить! Не все так плохо!

— Да! не все так плохо?! Тебе легко говорить! А, я считай — провалил операцию! Провалил! Один милиционер — водитель Волги убит! Один спецназовец ранен. Воропаева в больнице с сотрясением мозга! И главное — эта скотина, Самолхвалов — мертв! Мертв, понимаешь! Сейчас — с него все взятки гладки!

— Ну, так уж и гладки?! Наоборот, на него — многое можно списать! И потом — ты же не виноват — что он себя как мать его — камикадзе, гранатой — подорвал! Благо — хоть не убил при этом никого!

— Ага! Списать?! На меня сейчас много, что спишут! От дела то точно отстранят! И несоответствие служебное дадут! Ведь ничего мы так и не выяснили! Убийцу то главного и заказчика вроде, как и не нашли! Ну, мертв Самохвалов — а где доказательства, что это он все организовал? Да и он ли? Может просто — тоже стечение обстоятельств! В общем — дрянь дело!

— Слушай Игорь — прекрати! Это мне надо в панику впадать! А я тут тебя успокаиваю! Перестань! Ленка выйдет из больницы — тебя в обиду не даст!

— Ха! Не даст! Да ее саму уже наверняка отстранили! Дело, наверняка — другому, следаку передали! Ведь, что мы имеем? Да ничего! Главный подозреваемый в убийстве Путятина — ты?! Борца завалил тувинец, которого нанял Самохвалов?! И все! А чего — он его нанял? Кто ему приказал? Злобина — глухарь! Твой дружок режиссер, убийство — темное! Путятина — темнуха полнейшая! Ерунда, одно слово! Самохвалов по всем показателям — работал на Борца! Это его дружок еще по милиции был! И вот, в один прекрасный момент, этот дружок — нанимает киллера и валит своего друга! Непонятка! Тут что — то не то! А потом сам — рвет себя гранатой — хотя, понимая, что кого — то прикрывает, своей смертью! Кого? — Хвалько вновь налил себе водки и выпил.

Альберт взял бутылку и убрал ее от Игоря в сторону:

— Ну, ты кончай пить! Мне запрещал — а сам? Я понимаю — расслабиться! Но не напиваться же! Игорь, хватит! Мне тут в голову — вон разные сомнения приходят! И я хотел с тобой посоветоваться!

— Хм, советуйся… — буркнул Хвалько.

— Вот ты мне скажи — ради чего так преданно все исполнял Самохвалов? Если у него был другой босс — не Борц? Этот Самохвалов — наверняка был замешан во всем! Но ради кого это делал? Ради чего?

— Это я вон, минуту назад — у тебя спрашивал! — Хвалько вырвал бутылку из руки Альберта и вновь налил себе водки.

— Нет. Ты послушай. Давай, все разложим по полочкам. Этот Самохвалов — гусь стрелянный, но мне так показалось, что он не нормальный. Одно слово — фанатик. Фанатик своего дела. У меня сложилось такое впечатление — что он, ради какой то идеи все это делал!

— Идеи?! Ты сколько с ним общался? Пару фраз? С чего ты это взял? Как ты можешь судить? Что тебе вообще непонятно?

— Понимаешь, он, когда в машине при захвате, ну на пустыре, он первым делом мне сказал — странную фразу.

— Какую еще фразу? — пьяным голосом спросил Хвалько.

— Он меня спросил — ты, почему, так свою семью не любишь? Странный вопрос!

— Ха! Ну и что? Он не нормальный был! Вот и все! Мог всякую чушь спросить!

— Да, но причем тут моя семья?

— Да черт его знает! Знаешь, если уж ты пытаешься что-то распутать своими журналистскими мозгами — то надо искать в совсем другой стороне! — Хвалько пьянел на глазах.

Его губы ели шевелились. Взгляд стал мутным.

— В какой другой?

— В такой! Есть такое выражение — дружок! Шерше — ля фам! Вот!

— Как это?

— А вот так! Ищи женщину! Он мог все это делать ради женщины! — выдавил из себя Хвалько.

— Ты думаешь?

— Я думаю — нельзя упускать не одну версию. Тем более, при вскрытии. На котором — я был. Я тебе скажу по секрету, я был удивлен! Когда я увидел труп Самохвалова с оторванной рукой и обезображенной головой, я был удивлен — я тебе признаюсь!

— Что так испугался жмурика? Ты ведь вроде бывалый опер?

— Да пошел ты к черту! Испугался! — Хвалько схватил бутылку.

Но Альберт не позволил ему опять налить и убрал ее в сторону.

— Так чего ты испугался?

— Налей мне еще выпить — тогда скажу! — капризно запротестовал оперативник.

Альберт тяжело вздохнул и плеснул в стакан немного водки. Хвалько, выпил и вытерев губы — устало вздохнул:

— Честно признаюсь! Такого я не видел!

— Чего не видел?

— Столько наколок с одним и тем же!

— А что за наколки?

— Этот Самохвалов видно на зоне — всего себя исколол! Он всякую муру, на тело нанес!

— Ну и что? Что тут такого?

— Да то! В каждой наколке, понимаешь одно и тоже!

— Что одно и тоже?

— Имя! Понимаешь — везде женское имя!

— Имя?

— Да — бабье имя! Везде и под куполами церковными, и под крестами и под розами, везде имя и инициалы!

— Имя? Что за имя? — насторожился Альберт.

— Там везде наколото — Ирина К. Видно по этой бабе — он всерьез сохнул! Любил ее что ли? Или помешан был! Ради этой Ирины К! Если он колол везде — Ира К, значит любил эту бабу и готов ради нее на все был! Вот поэтому я и говорю — Шерше ля фам!

Хвалько устало зевнул. Его глаза закрывались. Доза спиртного оказалась — слишком огромной для его сознания. Альберт это понял и потащил Игоря в комнату. Тот сначала сопротивлялся. Но потом уступил. Когда Земский положил его на диван — оперативник тут же захрапел.

— Привет!

— Привет! — женщина испуганно отошла в сторону.

— Я могу зайти?

— Хм. Конечно! Но у меня не прибрано, я не ждала тебя.

— Ерунда. Я на минуту. Пустишь?

— Проходи!

Альберт зашел вовнутрь квартиры. Сняв обувь, посмотрел на хозяйку и улыбнулся. Она стояла словно в нерешительности. То и дело перебирала локон волос на голове. Земский, увидел, что она волнуется. Сняв куртку, он заглянул в комнату:

— Ты не одна?

— Одна! Кто ко мне может придти?!

— Ну, так — подруги, друзья!

— Да какие там друзья! — женщина отмахнулась.

— Ну, все же! Ты ведь с кем ни будь — общаешься?!

— Да нет. Как погиб Сергей, я стараюсь — ни с кем не общаться.

Альберт прошел в комнату и сел на кресло. Хозяйка присела напротив него на диване. Земский, посмотрел ей в глаза и вновь улыбнулся:

— Эй! Ты, что такая? Одна! Дети то где?

— У бабушки.

— Понятно.

— Чем занимаешься?

— Ничем, вот телевизор смотрела, — хозяйка кивнула на черный пластмассовый ящик.