Дивны. дела Твои, Господи! Дважды естественное течение русской истории прерывалось внезапно и необъяснимо, безвозвратно, казалось, разрушая православную государственность и коверкая народную жизнь. Современники Смутного времени начала XVII века, как и современники богоборческой резни, учиненной по попущению Божию в советской России в ХХ веке, видели одно – гибель Руси. Дважды накануне страшных испытаний даровалось русской церкви патриаршее правление – как символ благоволения Божия, как "столп и утверждение истины" о всемирной роли русского исповеднического служения. Дважды проносила Церковь через все гонения сознание христианского долга России. Ибо верно и неложно слово Божие: "За гнев бо Мой поразих тя, и за милость Мою возлюбих тя. За сие, яко был еси оставлен и возненавиден, и не бе помогающего ти, положу тя в радость вечную" (Ис. 60:10-15).

УДИВИТЕЛЬНОЙ ЯСНОСТЬЮ понимания и глубиной постижения религиозных вопросов поражают русские духовные стихи. Время их появления установить с достаточной точностью затруднительно, можно лишь уверенно утверждать, что пелись они "каликами перехожими" на Святой Руси с незапамятных времен. В той форме, в которой стихи эти дошли до нас, они существовали уже в XV-XVI веках. На это время – учитывая общий духовный подъем в России – приходится и расцвет русской духовной поэзии.

Духовными стихами в русской словесности называют народные песни на религиозные сюжеты. Песни эти пелись бродячими певцами-странниками на ярмарках, базарных площадях, у ворот монастырских церквей – везде, где находилось достаточное число благочестивых слушателей. О любви русского человека к такой форме религиозного самовыражения достаточно говорит тот факт, что вплоть до начала ХХ века духовный стих бытует гораздо шире, чем даже былины. По сравнению с героическим эпосом религиозная поэзия проявляет гораздо большую жизненность. Если "старинушки" о "святорусских богатырях" со временем остаются в репертуаре народных певцов преимущественно на севере России, то духовный стих продолжает сохраняться почти на всем протяжении земли Русской.

Высота религиозного чувства и обширность познаний, отраженные в стихах, столь резко обличают несостоятельность точки зрения на русскую историю, предполагающей "темноту" и "невежество" средневековой Руси, что исследователи XIX – ХХ веков вынуждены были придумывать самые неуклюжие объяснения, дабы спасти честь "исторической науки".

"В основе духовных стихов всегда лежали книжные повести", – уверенно заявляет один из них. "Можно ли утверждать, что все эти понятия и сведения, передаваемые духовными стихами, были вместе с тем общим достоянием народа?… Разумеется, нет!", – вторит ему другой. Допустим, так, но только чем тогда объяснить, что на протяжении столетий, из поколения в поколение передавая искусство духовного пения, народ с такой удивительной любовью и постоянством поет то, чего не понимает? На деле, конечно же, все обстояло иначе. И чтобы понять это, даже не надо быть ученым-фольклористом. Достаточно просто быть церковным, от сердца верующим человеком. Тогда станет понятно, что народ пел от полноты сердечного чувства, созидая духовную поэзию как молитву, под благодатным покровом покаяния и умиления, свидетельствуя тем о богатстве своего соборного опыта, поднимавшегося в иные мгновения до вершин истинно святоотеческой чистоты и ясности.

Певец духовных стихов не умствует лукаво, не "растекается мыслию по древу" немощного человеческого рассуждения. Он – верует:

Живя в мире церковного опыта, народ твердо знает, что вся вселенная управляется всемогущим промыслом Всеблагого Бога:

Нелепо искать в духовных стихах богословски точных, догматически выверенных формулировок. Вообще ученость – как принадлежность рассудка – не может служить показателем духовной зрелости и мудрости. Зато их недвусмысленно подтверждает благоговейно-сыновнее, трепетное и любовное отношение ко Спасителю, составляющее главный нерв народной веры.

"Ох Ты гой еси, Батюшка наш, Иисус Христос!" – обращаются ко Господу в детской простоте певцы стихов[13]. При этом религиозное целомудрие народа, чувствующего в земной жизни Спасителя высокий, таинственный мистический смысл, почти никогда не позволяет себе касаться ее подробно в сюжетах песен[14].

Острое сознание своей греховности, своего нравственного несовершенства, питая дух покаяния, разрешило народному творчеству одну тему – тему страстей Господних, Его невинных страданий, которыми Сын Божий искупил грехи человеческие.

В нее вложил русский человек всю силу своего сердечного чувства, весь поэтический дар своей души:

Так тесно соединил народ в своем сознании судьбу России со Христом и Его учением, что есть даже стихи, говорящие о распятии Господа "во Русеи" – ибо где же, как не на Святой Руси, происходить Таинству Искупления? Плачет Русь у подножия Креста Господня. Плачет, повторяя слова Спасителя, обращенные ко Пресвятой Богородице:

В благоговейном страхе певец не смеет даже пристально вглядываться в страдания Христовы. В стихах мало подробностей, есть несоответствия с евангельскими текстами. Зато сколько в них живого религиозного чувства! Воистину это всенародный "плач сердца", о котором, как о состоянии благодатно-высоком, часто писали в своих творениях Святые Отцы: