— Очевидно, она не пожирает его, — сказал сэр Груммор.

— Если только уже не пожрала.

— Не думаю, старина, чтобы у нее хватило на это времени, как-то оно непохоже.

— Если поразмыслить, то должны были бы остаться какие-то кости или еще что. Ну, хотя бы доспехи.

— Безусловно.

— И как вы считаете, что нам следует делать?

— Это сложный вопрос.

— Не полагаете ли вы, что нам должно произвести вылазку?

— Мы могли бы переждать, Паломид, посмотреть, что будет дальше, — а по-вашему как?

— Никаких купаний, — согласился сэр Паломид, — пока не выяснен брод.

Прождав вместе с рыцарями часа полтора, конгрегация Древнего Люда наскучила отсутствием развлечений и со стуком повалила по лестницам вниз, намереваясь, взобравшись на стену, пошвырять камнями в Искомую Зверь. Двое рыцарей остались в дозоре.

— Хорошенькая получается история.

— Действительно так.

— Я хочу сказать, если как следует в ней разобраться.

— Точно.

— С одной стороны Королева Оркнея на что-то дуется, — я не мог не заметить, что охота на единорога как-то странно на нее повлияла — с другой нюнит Пеллинор. Да и вы, как считается, влюблены в Изольду Прекрасную, верно? А теперь еще эта Зверь к нам прицепилась.

— Запутанная ситуация.

— Любовь, как о ней подумаешь, — с натугой сказал сэр Груммор, — очень сильное чувство.

Именно в это мгновение — как бы в подтверждение слов сэра Груммора — на дороге, шедшей от скал, появились две неспешно бредущие в обнимку фигуры.

— Силы небесные, — воскликнул сэр Груммор, — а это еще кто такие?

Фигуры приближались и становились все различимее. Одной из них оказался Король Пеллинор. Рука его обвивала талию коренастой, средних лет дамы в юбке для верховой езды. У дамы было красное, лошадиное лицо, в свободной руке она сжимала арапник. Волосы были собраны в узел.

— Да это, никак, дочь Королевы Фландрии!

— Я говорю, вы, двое, — едва завидя рыцарей, закричал Король Пеллинор. — Я говорю, посмотрите! Кто это, по-вашему, можете догадаться? Нет, вы только подумайте, что? Как по-вашему, кого это я отыскал?

— Ага! — гулко крикнула коренастая дама, пристукнув себя по щеке рукоятью арапника. — Это еще кто кого отыскал!

— Ну да, я знаю! Это вовсе не я ее отыскал, а она меня! Ну, что вы об этом думаете? И знаете что? — продолжал распираемый восторгом Король. — Ни на одно мое письмо и невозможно было ответить! Я на них адреса не ставил! У нас же не было адреса! То-то я все время чувствовал, что в них что-то не так! Ну вот, Свинка и вскочила на коня и давай рыскать за мною по горам да болотам! А Искомая Зверь очень ей помогала — у нее же отличнейший нюх, — да и эта волшебная барка тоже оказалась себе на уме, потому что, увидев, в какой я пребываю печали, она воротилась назад, за ними! Они на нее наткнулись в какой-то бухте и тут же — раз и сюда!

— А чего ж мы стоим? — кричал Король, не давая никому вставить ни слова. — Я хочу сказать, чего мы так надрываемся? Это что, по-вашему, вежливо? Давайте, вы, двое, сойдите вниз и впустите нас, А кстати, что такое с мостом — сломался?

— Это все Зверь, Пеллинор, Зверь! Она в овраге.

— А что с ней такое?

— Она осаждает замок.

— Ах да, — сказал Король. — Теперь вспомнил. Она же меня укусила. И что бы вы думали, — продолжал он, взмахивая рукою по воздуху, дабы показать, что она забинтована, — Свинка перевязала меня, я и моргнуть не успел, перевязала куском этой, как ее… ну, сами знаете!

— Нижней юбки, — бухнула дочь Королевы Фландрии.

— Да-да, своей нижней юбки! Короля скрючило смехом.

— Все это очень хорошо, Пеллинор, очень хорошо. Но что вы намерены предпринять относительно Звери?

Но Его Величество обуревало веселье.

— Подумаешь, Зверь! — вскричал он. — Она вам мешает? Я с ней быстро управлюсь.

— А ну-ка! — закричал он, подходя к краю оврага и размахивая мечом. — А ну-ка! Пошла! Кыш! Кыш!

Искомая Зверь окинула его отсутствующим взором. Она шевельнула хвостом — неуверенный жест узнавания, — а затем вновь сосредоточила свое внимание на наворотном покое. Редкие камни, которыми швыряли в нее Древние Люди, она ловко ловила и проглатывала на способный довести до белого каления манер отгоняемой курицы.

— Опускайте мост! — приказал Король. — Я ею займусь! Кыш отсюда, кыш!

Мост с некоторой неуверенностью стал опускаться, и Зверюга немедленно подобралась поближе к нему, причем на морде ее выразилась надежда.

— А теперь, — закричал Король. — Беги внутрь, а я прикрою отход.

Мост коснулся земли, и Свинка понеслась по нему еще до того, как он толком улегся. Король Пеллинор, менее проворный или более замороченный нежными чувствами, налетел на нее прямо в воротах. Сзади в них врезалась Искомая Зверь, и Король полетел на землю.

— Берегись! Берегись! — завопили вассалы, рыбные торговки, сокольничие, кузнецы, лучники и прочие доброхоты, собравшиеся внутри.

Дочь Королевы Фландрии оборотилась, словно тигрица, обороняющая тигренка.

— Сгинь, бесстыжая потаскуха! — рявкнула она и ткнула арапник бедной твари под нос. Искомая Зверь отпрянула, из глаз ее брызнули слезы, и опускная решетка с треском рухнула между ними.

К вечеру начал назревать новый кризис. Стало очевидным, что Глатисанта вознамерилась осаждать замок до поры, покамест не выйдет ее избранник, а в таких обстоятельствах Древний Люд, носивший яйца на рынок, отказывался покидать ворота без вооруженной охраны. Пришлось трем южным рыцарям сопровождать их конвоем к подножью замкового утеса с обнаженными мечами в руках.

Посреди деревенской улицы их поджидал, чтобы перенять конвой, Святой Тойрделбах — беспутный Силен, подпираемый четырьмя мальчуганами. Дыхание его наполнял резкий запах виски, он пребывал в неистовом расположении духа и вовсю размахивал палицей.

— И ни одной истории больше! — орал он. — Разве я не собираюсь жениться на старой Матушке Морлан, — вот сей минут додерусь с Дунканом и никогда больше не буду святым!

— Поздравляем! — в сотый раз повторили дети.

— А у нас тоже все хорошо, — добавил Гарет. — Нам разрешили каждый день прислуживать за обедом.

— Слава да почиет на Господе! Значит, каждый день, попрошайка?

— Да, и матушка ходит с нами гулять.

— Ну, вот и ладно. Восхвалим молодость, она и придет!

Тут святой приметил конвой и взвыл, как ирокез:

— Мятежники!

— Успокойтесь, — говорили они ему. — Успокойтесь, Святой Отец. Эти мечи совсем не для драки.

— Это что же так? — спросил он разгневанно и кинулся целовать Короля Пеллинора и дышать на него.

Король сказал:

— Я говорю, вы действительно собрались жениться? Я тоже. Волнуетесь?

Вместо ответа святой человек обнял Короля обеими руками за шею и поволок его в самодельный кабак Матушки Морлан — чем Пеллинора не очень обрадовал, ибо ему не терпелось поскорее вернуться к Свинке, — впрочем, необходимость прощальной пирушки была очевидна. Весь гаэльский миазм расточился, словно туман, каковым он и был, под воздействием то ли любви, то ли виски, а может быть, вследствие собственной туманной природы, — и трое южан обнаружили, что, не взирая на расовую травму, теплое сердце Севера приняло их в себя, признав в них и человеческих существ, и гостей.

Бедегрейнская битва состоялась близ Сурхота, что в Шервудском лесу, в Троицыно воскресение. То была решающая битва, ибо в некоторых отношениях она представляла собой — с поправкой на двенадцатый век — эквивалент того, что стало впоследствии называться «тотальной войной».

Одиннадцать Королей изготовились биться со своим сувереном по-норманнски — на отдающий лисьей охотой манер Генриха II и его сыновей; цели у них были спортивные и приобретательские, и они вовсе не собирались причинять кому-либо особые телесные повреждения. Разумеется, они — сиречь короли и их танкообразные рыцари из благородного сословия — готовы были к определенному риску: спорт есть спорт. То есть к риску того рода, о котором говорит нам Джоррокс. Король Лот вполне справедливо мог бы сказать, что возглавляемый им мятеж против Артура являл собою точную копию охоты на лис, но без присущего ей чувства вины и всего лишь при двадцати пяти процентах сопряженного с нею риска.