Спросят: а как с буржуазией?.. Во многих странах Америки существуют объективные противоречия между национальной буржуазией, которая борется за саморазвитие, и империализмом, который наводняет рынки своими товарами, чтобы подавить в неравной борь

1701 Куба — историческое исключение или авангард,6ррыэы...

бе национального предпринимателя, и использует другие формы и проявления борьбы за прибавочную стоимость и обогащение.

Несмотря на эти противоречия, национальная буржуазия, как правило, неспособна долго удерживаться на позициях последовательной борьбы с империализмом.

Она больше боится народной революции, чем неудобств и неприятностей, связанных с давлением и деспотичным господством империализма, который подавляет национальный дух, оскорбляет патриотические чувства и колонизирует экономику.

Крупная же буржуазия открыто противостоит революции, без колебаний объединяется с империализмом и латифундистами, чтобы бороться против своего народа и перекрыть ему путь к Революции.

.. .Отчаявшийся и впадающий в истерику империализм, предпринимающий самые разнотипные маневры, снабжающий оружием армии своих марионеток и даже готовый послать им на помощь свои войска, чтобы подавить любой поднимающийся на борьбу народ. .. озверевший латифундизм, не гнушающийся ничем и применяющий самые жестокие формы репрессий... крупная буржуазия, готовая любыми средствами преградить пути народной революции—таковы главные силы блока, непосредственно противостоящего новым народным революциям в Латинской Америке. Эти новые условия и новые трудности, возникшие в Латинской Америке после консолидации принявшей необратимый характер Кубинской революции, следует присовокупить к тем, которые всегда и всюду возникают в ходе революционной борьбы рассматриваемого типа.

Существуют и иные трудности, более специфические. В странах, которые, не осуществив ещё подлинной индустриализации, уже развили «среднюю» и легкую промышленность, или где просто уже далеко зашли процессы концентрации населения в крупных центрах, намного труднее подготовить партизанскую войну. Идеологическое влияние подобных центров сдерживает развитие партизанской борьбы и способствует развитию мирных форм борьбы организованных масс.

Это последнее порождает определённую приверженность существующим институтам, а также приводит к тому, что в более или менее «нормальные» периоды отношение власти к народу становится менее жёстким, чем обычно. Возникает и мысль о том, что вероятный рост количества революционных депутатов на скамьях парла

1711 зима 1962-1963 года

.iTOfw

ментов дойдёт до такой черты, за которой открывается возможность осуществить качественный сдвиг.

Подобная надежда, думаю, имеет достаточно мало шансов реализоваться в современных условиях в какой-либо стране Латинской Америки. Хотя не исключено, что в какой-то из них сдвиг начнётся в рамках избирательного процесса, преобладающие в наших странах условия делают возможность победы революции в этих рамках весьма отдалённой.

Революционеры не могут заранее предвидеть все тактические варианты, которые могут возникнуть в ходе борьбы за выполнение своей программы освобождения. Подлинные способности революционера измеряются мерой его умения найти революционную тактику, адекватную каждому изменению ситуации, учитывать все тактические варианты и максимально использовать возможности каждого из них. Было бы непростительной ошибкой недооценивать ту пользу, которую может извлечь развитие революции из каждого данного избирательного процесса. Но точно так же непростительно было бы ограничиваться рамками этого процесса и не видеть других средств борьбы—в том числе и вооружённых,—направленных к взятию власти. Власть представляет собой необходимое и незаменимое орудие для осуществления и развития революционной программы. Без прихода к власти все прочие завоевания—какими бы прогрессивными они ни выглядели — непрочны, недостаточны, неспособны обеспечить необходимые решения.

И когда говорят о приходе к власти через выборы, наш вопрос всегда остаётся одним и тем же: если народное движение, получившее на выборах широкую поддержку народа, образует правительство и приступит к последовательному осуществлению той программы крупных социальных преобразований, которая и дала ему победу, не вступит ли оно немедленно в конфликт с реакционными классами данной страны? И не была ли всегда армия орудием подавления в руках этого класса? А если это так, то не логичным было бы предположить, что такая армия примет сторону своего класса и вступит в конфликт с новым правительством? И в этом случае либо правительство будет свергнуто путём более или менее бескровного государственного переворота и всё вернётся на круги своя, либо армия угнетения будет разбита вооружённым народом. Оба этих варианта—реалистичны. Что, напротив, представляется маловероятным, так это благосклонное—или смиренное — принятие вооружённы-

1721 Куба — историческое исключение или авангард борьбы...

ми силами глубоких социальных реформ и самой своей ликвидации как касты.

Возвращаясь к проблеме крупных городов, хочу повторить наше скромное мнение на этот счёт. В условиях общей экономической отсталости и в этих случаях было бы целесообразно развивать долговременную борьбу вне пределов городов. Наличие партизанского очага в горах в странах с крупными городами будет устойчиво подпитывать огонь начинающейся революции. Для властей будет очень трудно быстро ликвидировать партизанские отряды, обладающие устойчивой социальной базой и действующие в благоприятных географических условиях—конечно, если партизаны последовательно используют стратегию и тактику, адекватные для такого типа войны.

В городах всё по-другому. И здесь вооружённая борьба против войск карателей может развернуться, принимая масштабы, о которых мы сегодня и не подозреваем. Но эта борьба примет фронтальный характер лишь тогда, когда одной армии будет противостоять иная, сопоставимая с ней по силе. Нельзя начинать фронтальное наступление на боеспособную и хорошо вооружённую армию силами мелких групп.

Но если для фронтальной схватки в городах требуется много оружия, закономерный вопрос: откуда же оно возьмётся? Оно не валяется на улице, его надо отобрать у врага. Сделать же это можно только в ходе борьбы с ним, а вести эту борьбу в форме регулярной войны—невозможно. Стало быть, вооружённая борьба в городах должна начинаться с действий подпольщиков, атакующих группы военных, захватывающих оружие в ходе следующих одно за другим действий боевых групп.

В рамках этого варианта возможно успешное развитие борьбы—и мы не осмелимся утверждать, что народное восстание, опирающееся на партизанское движение в городах, не может одержать победу. Не существует теоретических доводов против этого, во всяком случае, в наши намерения утверждать это не входит. Вместе с тем отметим, что в условиях города велика уязвимость руководителей революции: они могут быть уничтожены и в результате доноса, и в ходе последовательных прочесываний, предпринятых противником. Напротив, даже при всемерном развитии действий в городах, широком применении организованного саботажа, и прежде всего такой особо эффективной формы борьбы, как партизанская война, в

и 1731 зима 1962-1963 года

пригородах, сохранение руководящего ядра движения в местности, благоприятной для развития классической герильи—даже в том случае, если репрессии власти уничтожат все силы народного сопротивления в городах, революционный политический центр останется незатронутым, находясь в сравнительной безопасности от перипетий военных действий. Но при этом следует подчеркнуть, что речь идёт о сравнительной безопасности в условиях войны, которой этот центр руководит не издалека и тем более не из-за границы. Он располагается в центре происходящей борьбы, в гуще народа, её ведущего.

Таковы те соображения, которые заставляют нас думать, что и в странах, где абсолютно преобладает городское население, политический центр вооружённой борьбы может действовать и успешно развиваться в сельской местности.