– Да заткнись ты, – не выдержал Катыш-Латыш.

Малый Букер, одевшись наспех, выглянул в окно.

– Давайте быстрее, – сказал он обеспокоенно. – Уже строятся.

Действительно, из второго и третьего – кирпично-красного и охристого – корпусов уже выходили Кентавры и Дьяволы, выстраиваясь в шеренги. На плацу появился Миша и начал отдавать какие-то распоряжения. Букер озадаченно остановился: издалека, со спины, вожатый был очень похож на приснившегося богатыря.

Хрипло заквакал горн. Аргумент и Дроздофил столкнулись в дверях и мигом забыли о своей неразлучной дружбе. Дроздофил замахнулся, но тут побежали Букер, Котомонов, Катыш-Латыш и Жижморф. Они заключили драчунов в кольцо и увлекли на улицу. Паук копался, лихорадочно завязывая шнурки. Хлопали двери палат, Тритоны выходили на построение.

Там, снаружи, другие отряды упоенно махали руками в нехитрой зарядке, на которую Тритонам уже не осталось времени.

Через пять минут построились, ряды застыли. Утренний ветерок ощупывал штандарты; над скаутами парили пентаграммы, бородатые старики с трезубцами и вооруженные луками кентавры.

Миша летел по периметру, осматривая строй, и на бегу поправлял своим подопечным пилотки, ремни и голубые галстуки. Наконец, все было готово; Миша ступил в пентаграмму, начерченную в самом центре плаца, и махнул рукой. Барабанщик ударил дробь. Скауты, маршируя на месте, сделали равнение на середину. Потом отряды пошли, растягиваясь по периметру плаца. Горн поддакивал, барабан гремел. Миша стоял навытяжку и строго наблюдал за четкостью шага. Во главе Кентавров и Дьяволов печатали шаг вожатые низшего ранга, Дима и Леша.

Периметр замер, барабанная дробь зависла на полуслове.

– Кентавры! Равняйсь… Смирно!

Гремя обувью, командир отряда Кентавров промаршировал к Мише.

– Господин старший вожатый, – голос разносился в мертвой тишине. – Отряд «Кентавры» летнего лагеря «Бригантина» имени балканского героя Муция Сцеволочи построен.

Миша серьезно кивнул и вскинул руку в приветственном салюте. Командир Кентавров отсалютовал в ответ, повернулся на каблуках и отправился обратно, к своим.

На Степина, командира Тритонов Миша нарочно не смотрел, и тот ступал, как побитый зверь.

Когда отчитались Дьяволы, Миша гаркнул:

– Равняйсь! … К подъему флага летнего лагеря «Бригантина»…приступить разрешаю!

Барабан очнулся и вновь заработал. Горн, сбившись на первых нотах, подстроился и надсадно задудел. Дежурный Кентавр, носивший на рукаве повязку, приблизился к флагштоку и начал перебирать веревку.

Флаг пивоваренной компании «Арктика Плюс», дарительницы и содержательницы лагеря, отправился в небо. Когда он занял положенное место, Миша опустил руку.

– Слушай приказ! – он откашлялся. – За грубое нарушение внутреннего распорядка, издевательство над товарищем и позорную трусость отряду Тритоны объявляется выговор.

Плац напряженно безмолвствовал.

– О сегодняшних планах, – продолжил Миша. – Сегодня мы играем с местными на Зеленом Поле. Всем приготовиться, прошу не подвести. К Тритонам это не относится. Их отряд остается в лагере и занимается уборкой территории.

Малый Букер облегченно вздохнул. Его не слишком расстроило наказание. В отличие от ахнувшего Жижморфа, он не любил футбола и боялся местных отморозков. Он с удовольствием откажется от опасного Зеленого Поля и предоставит Кентаврам и Дьяволам защищать честь мундира, которого не больно-то жаль перед лицом угрозы, исходившей от сельских скинхедов, презиравших горожан и почитавших за счастье навешать им при случае совсем не голов, а других, гораздо более впечатляющих штук.

– Песню…запе-вай! – скомандовал Миша.

И проснувшийся лагерь приветствовал день многолетним гимном. Миша вновь вскинул руку, барабанщик опустил палочки, и шеренги пришли в движение. «В флибустьерском дальнем синем море бригантина поднимает паруса» – на ходу напевая эти слова, скауты потянулись к столовой, которая уже давно улыбалась распахнутыми дверями.

…В этот день происходили мелкие, но важные события.

Подломилась доска развлекательного деревянного барабана, и Дроздофил угодил в медпункт. Он визжал от ужаса, пока медсестра смазывала ему ссадины зеленкой.

В сортире утонул ежик. Все бегали на него смотреть, но никто не решился достать.

На обед приготовили тепловатый рассольник, на ужин – холодный и пышный императорский омлет с кубиками масла, которое съедали просто так, без всего.

Котомонов, стоило ему вспомнить об утреннем, начинал притворяться и постанывал, держась за больное место. Его отвлекали, и он быстро про все забывал.

Итого:

Поведение – синяя шашка.

Достижения – желтая. Убрали все шишки и фантики, подмели.

Чистота – зеленая. В палате было так себе.

Порядок – синяя.

Поздним вечером Малый Букер засыпал, как учила мама. Она говорила: чтобы заснуть, не надо считать овец и слонов. Считай лучше лапки у сна; все сосчитаешь – сразу заснешь.

Он, правда, не считал, он отрывал. И сны ему мстили.

По недосмотру лагерной администрации в радиорубку проник кто-то из скаутов и дал себе волю, выбирая репертуар. Сипатый громкоговоритель с трудом переваривал кислотный развлекательный скулеж. Казалось, что волновой барабанщик давно ушел выпить и закусить, но сложная десятиведерная система продолжает пыхтеть и трудится сама по себе.

– Там кто-то из Дьяволов, – сказал Котомонов, выстругивая лук. Он говорил сквозь зубы, потому что держал в них леску для будущей тетивы.

– Сейчас Миша его вынет, – отозвался Букер, следя за работой перочинного ножа.

– Пошли сами вынем, – предложил Аргумент, который был недоволен музыкой. – Поставим нормальное. «Веселых ребят» смотрели? Крутой саундтрек.

– Не, посидим тут. Черную метку захотел? Без футбола оставили, теперь без похода оставят.

– Очень страшно. К тому же нашим вчера навешали.

– Не трогать! – Котомонов сыграл отработавшим ножиком, и тот, кувыркнувшись, вонзился в песок. Лук был почти готов. Котомонов прищурился, подыскивая дичь; в отдалении прыгали наивно-нахальные белки, не знающие лиха.

– Белку в глаз собрался? – захохотал Малый Букер, падая на спину и задирая ноги.

– Тебя, блин, – огрызнулся Котомонов и отрешенно уставился на вздыбленные корни, подрытые многими поколениями следопытов.

– Тогда полезай на «кукушку», – посоветовал Аргумент, незаметно перемещаясь поближе к запретному ножу. – «Зарницы» дождись и полезай.

«Кукушкой» в лагере «Бригантина» называли огромную старую ель, росшую близ забора в диком сыром месте, где не было ни хозяйственных построек, ни дорожек. В ее ветвях во время оно прятался снайпер, кукушка-моджахед. Это было давно. В стволе дерева сохранились теперь уже ржавые железнодорожные костыли, которые служили ему ступеньками. Моджахед куковал, привлекая внимание русских солдат; те останавливались и считали, сколько лет им осталось жить. И всегда получалось, что ровно столько, сколько нужно, чтобы снайпер прицелился, плюс время полета пули. На этого гада не пожалели ракеты и сняли с вертолета; елка укоротилась на треть. С тех пор из разросшихся за многие годы веток торчал уродливый, угольно-черный обрубок.

Котомонов, не отвечая на вызов, прилаживал леску.

Малый Букер взял веточку и стал чертить на песке круги.

– Слышь, Аргумент, – сказал он с притворным равнодушием. – Ты что про мнему знаешь? Точно не больно?

Аргумент по-змеиному плюнул.

– Говорят, не больно. Во дворе пацаны говорили, что вообще никак. Но они темнят, это сразу видно. Шуточки всякие шутят, скалятся и сразу про другое заговаривают.

Букер кивнул:

– Вот-вот. Разгалдятся: фигня, фигня, да ты что! А как начнешь спрашивать, затыкаются.

Котомонов вмешался:

– Ты, Букер, когда-нибудь Ботинка своего на лопатки клал?

– Ну, не клал, – тот усмехнулся и раздраженно пожал плечами.