Как-то хоккеисты ЦСКА поехали на игру чемпионата СССР в Ленинград. Харламов в поезде немножко выпил пивка. Тарасов заметил это, но промолчал. Команда успешно добралась до Северной столицы и, разместившись в гостинице, отправилась на завтрак. Во время трапезы мэтр объявляет о том, что сейчас состоится собрание команды. «Ну всё, жди беды», — проносится шепоток. Харламов, почувствовав неладное, опустил голову.
Тут отвлечемся ненадолго, чтобы объяснить молодому читателю смысл таких «коллективных собраний» (партийных, комсомольских, профсоюзных и пр.) в советское время. Часто это был самый настоящий фарс. Главное было «пропесочить» виновного. Иногда это мероприятие превращалось в самую настоящую комедию: вспомните блестящий фильм Георгия Данелии «Афоня», где герою Леонида Куравлева на собрании работников жэка пытались впаять выговор за очередное разгильдяйство. А иногда случались вещи посерьезнее. Кто-то смеялся, а кого-то увозили с таких собраний с инфарктом.
С присущим ему артистизмом, чередуя эмоциональную речь с мхатовскими паузами, Тарасов начал со слов, что «вчера в команде произошло ЧП». Валерий Харламов еще больше втянул голову в плечи: тренер ведь видел, как он пригубил пивка. И вдруг Тарасов произносит совершенно неожиданные слова — не те, которые ожидал услышать Валерий Борисович: «Вчера режим нарушил Мишаков». Харламов, потупивший до этого взор, начал медленно распрямляться. А Тарасов продолжил свою тираду: «Вчера Мишаков выпил в поезде спиртное».
Если найден «козел отпущения», теперь свое слово должна сыграть «свита короля». В нашем случае — массовка. Друзья прославленного нападающего, между прочим, неоднократно с ним тот самый граненый стакан поднимавшие, как по команде принялись отчитывать «виновника торжества». Типа: «Женя, да как же ты так мог, перед ответственной игрой, да подвести своих товарищей. Ты подводишь, дескать, не только себя, но и команду». «Пропесочили» Евгения Мишакова — кое-кто, правда, еле сдерживая смех. Прозвучало предложение: наказать Мишакова, но из команды не выгонять. Тут Тарасов, выдающийся актер и режиссер в одном лице, выдержав гроссмейстерскую паузу, произнес в точном соответствии с «законами жанра»: «Ну, что нам скажет товарищ Мишаков?» А игрок вдруг неожиданно встал на одно колено и с надрывом в голосе обратился к Тарасову: «Отец родной, прости! Искуплю себя на поле». Из серии: не вели казнить, вели помиловать.
В зале воцарилась немая сцена. Потом раздался дружный смех. Армейцы едва не попадали со стульев. Улыбнулся и сам Тарасов: «Ну, паразит ты! Ну, паразит!»
А Мишаков в игре против СКА вышел на лед и бился, как лев. И защищался, и атаковал, забросив в той игре три шайбы. Говорят, что в раздевалке после этой вдохновенной игры Мишакова Тарасов обронил такую фразу: «Всем, что ли, разрешить пить?»
Впоследствии выяснилось, что в поезде действительно пили. Подсобили ехавшие на игру ЦСКА в последнем купе вагона уже немолодые болельщики, среди которых оказался дядя Евгения Мишакова. К ним зашли на огонек Мишаков и Рагулин. Как водится, честной компании «не хватило». В качестве гонца определили Палыча — легендарного защитника, самого титулованного в истории мирового хоккея. Рагулин долго не возвращался. Мишаков пошел на поиски товарища по команде, не нашел его в вагоне, постучался в туалет. Туалет был закрыт. Начал бить по двери: мол, Шура, открывай, ты там в одиночку, что ли, пьешь? Дверь наконец-то открылась. Из туалета вышел не кто иной, как Анатолий Владимирович Тарасов. Тренер шутку хоккеиста оценил не до конца. После собрания было решено временно, чтобы, как говорится, ощутил последствия, перевести хоккеиста Мишакова со ставки в 220 рублей — это был высший разряд для хоккеиста — на «жалованье инженера» в 120 рублей.
Не всем нравилось, что легендарный тренер, благодаря которому мы обязаны появлением в нашей стране «Золотой шайбы», открывшей сотни талантливых мальчишек, не умеет спокойно переносить незаслуженные обиды. Что он, уже находясь на пенсии, не удовлетворяется достигнутым, стремясь советовать своим последователям, как сделать игру ЦСКА и сборной еще лучше. Беспокойный Тарасов после своего увольнения из ЦСКА пытался вмешаться в работу своих наследников по клубу и сборной.
В канадском музее истории и славы хоккея в Торонто прослежена вся история этой игры. Там удостоены чести и памяти немногие из избранных, лучшие из лучших, выдающиеся игроки и тренеры. И там, где до определенного времени даже не были увековечены американцы, игравшие в канадских командах, но не являвшиеся гражданами Канады, в 1974 году поместили художественный портрет Анатолия Тарасова. Его сопроводили таким текстом: «А. Тарасов — выдающийся хоккейный теоретик и практик, внесший огромный вклад в развитие мирового хоккея. Мир должен благодарить Россию за то, что она подарила хоккею Тарасова». Анатолий Владимирович стал первым в истории европейцем, удостоенным права войти в Зал избранных. Лишь спустя годы туда приняли многолетнего главу ИИХФ, британца Джона Ахерна.
«Его приглашали работать в Америку на три миллиона долларов в год. Когда он умер, на его счету была одна тысяча долларов, — вспоминала дочь хоккеиста Татьяна Анатольевна Тарасова. — Я до сих пор думаю: если бы отец уехал в Америку, он бы не умер так рано. Но его не отпускали, даже не говорили о предложениях, которые поступали. В родной стране его сначала погубили как профессионала, лишив возможности работать. А потом как человека — по халатности заразив при проведении осмотра смертельной инфекцией». Умер Анатолий Владимирович Тарасов 25 июня 1995 года…
Так каковы были на самом деле отношения Анатолия Тарасова с Валерием Харламовым? Одной краской их, как говорится, не помазать.
«Это потом стало: Валерик мой, Валерчик. А на первых порах он ему спуску не давал. Тарасов — это фигура уникальная, выдумщик. Нельзя сказать, что он был самодур. Но Тарасов мог перешагивать через людей во имя командных интересов», — признался в беседе Вадим Никонов.
После смерти одного из своих наиболее талантливых воспитанников Тарасов написал большую статью для сборника «Три скорости Валерия Харламова» с самыми восторженными отзывами в его адрес. Но будем честными перед читателем, вспомнив и другое. Были и абсолютное неверие Тарасова в него, «щуплого и тоненького», и обидное прозвище «Конек-горбунок», которое благодаря Тарасову прилепилось к Харламову в начале карьеры. Был демонстративный отказ взять его в Японию. Была, наконец, «чебаркульская ссылка», которая уже потом стала восприниматься как «благополучно завершившаяся командировка».
Однажды, находясь на предсезонном сборе в ГДР в конце 1960-х, армейцы во время тренировки играли в гандбол. В ходе одного из единоборств Валерий Харламов столкнулся в воздухе с Виктором Кузькиным, и поскольку разница в габаритах у защитника и нападающего была существенной, то первый со всего лета шлепнулся прямо в грязь. Поднимаясь с газона и отряхиваясь, Харламов выругался в сердцах, что случалось с ним довольно редко. И хотя Тарасов находился в нескольких десятках метров от этого эпизода, эмоциональный всплеск в поведении молодого игрока он заметил, подозвал Харламова к себе и выгнал с тренировки. Тот, опустив голову, уныло побрел в раздевалку. Но это было только начало. Мэтр назначил собрание, на котором Харламова «песочили» и тренер, и ветераны. Как говорят, «промывали мозги» чуть ли не целый час. «А знаете, сколько за час можно высказать игроку. И самый великий мой грех заключался, по мнению тренера, как раз в том, что я обругал старшего товарища, ветерана команды. Это был, по глубочайшему убеждению Тарасова, ужасный проступок, недостойный хоккеиста ЦСКА», — вспоминал Валерий Харламов в автобиографии.
А был в их отношениях и вообще оскорбительный эпизод для такого таланта, как Харламов, когда Тарасов со страниц всесоюзной прессы буквально заклеймил Валерия Харламова после игры с «Химиком» в 1975 году. О нем мы расскажем чуть позже. Так что определенное и довольно значительное время отношение Анатолия Тарасова к Валерию Харламову было отнюдь не таким «розовым», как можно представить, читая упомянутый очерк мэтра.
