«Очертившись четко…» Очертившись четко Где-то, в лунном свете, Парусная лодка Родственна примете. И хоть нет разгадки, Но дышу иначе. Сон, доныне краткий, Делается кратче. Что – непостижимо? Что – еще жесточе? Парус мчится мимо В недвижимой ночи. «Ветер чуть качает…»
Ветер чуть качает Стебли камыша. Дрожью отвечает И моя душа. Сердце сиротливо Плачет не о том, Что слышны порывы Ветра над прудом. Это – легче вздоха, Чище ветерка: Если сердцу плохо — Где моя тоска? Если ветер тронет Блики на воде, Знаю: сердце стонет, Но не знаю – где. «Ярится ветер в чаще…» Ярится ветер в чаще, У чащи взаперти; Для мысли настоящей Исхода не найти. Есть в разуме тоскливом Такая глушь и дичь, Где мечется с надрывом Желание – постичь. Как ветер бьется в ветки, Из чащи рвется вон — В такой незримой клетке И сам я заточен. «Под сенью горы Абиегно…» Под сенью горы Абиегно Замедлю, дорогу прерву. Я видел – пленительный замок С вершины глядит в синеву. Но медлю и сплю наяву Под сенью горы Абиегно. Любимое и прожитое Куда-то назад подались, И сколько их было, не помню, Увидя волшебную высь. Под сенью горы Абиегно Я медлю, от них отрекшись. Быть может, моим отреченьем Когда-нибудь стану сильней, Дорогу, ведущую в Замок, Найду между серых камней. Под сенью горы Абиегно Я медлю, сроднившийся с ней. Покой убегает при мысли, Что Замок вдали вознесен, Дорога же – та, по которой Никто не ступал испокон. Под сенью горы Абиегно Туда устремляется сон. Ведь разум дороги не знает — И, значит, вверяется сну. Дерзанья мои забываю, Когда на вершину взгляну. Под сенью горы Абиегно — До века ли буду в плену? «Туча легкая над рощей…» Туча легкая над рощей… Прилети и пролети… Я тоскую много проще: Не в душе, а во плоти. Та возвышенная смута, Что пришла в забытом сне, Ныне отдана кому-то, Безразличному ко мне. Если ж заросли в сырую Погружаются во тьму, Я пугаюсь и горюю По сиротству моему. «Чего бы сердце ни хотело…» Чего бы сердце ни хотело — Ничто исполнить не могу. Всегда желая без предела, Всегда замру на полшагу. Итог беспомощных стараний — О сколь заранее постыл! Душа – сверканье в океане, А я – саргассовый настил, — Но там сквозится из разводий Вода неведомых морей, Не существующих в природе — И явных сердцу тем скорей. «Где-то там, где блещут воды…» Где-то там, где блещут воды, Где течет речная гладь, Где природа без природы, Несмутимо провожать Буду дни свои и годы. Что же делает река, Если просто – просто длится? Наплывут издалека Чьи-то медленные лица, Словно прошлые века. И скользя по речке взглядом, Сохраню свою печаль И дышу своим разладом — Ибо влага мчится вдаль, Все равно оставшись рядом. Я и движусь, и стою, Если вглядываюсь в реку, В эту чистую струю — Ибо отдал ей довеку Всю разорванность мою. «У таинственной двери…» У таинственной двери Моего бытия Бродят птицы и звери — И взираются, веря, Будто я – это я. Полны сонных бездоний, Ни к чему не спеша; Только я посторонний, И всех бед неотклонней Катастрофа – душа. Рассевается дрема — И я счастлив почти; А смотреть из проема Хуже всякого слома И страстного пути. «Глухая ночь, простри ко мне персты…» Глухая ночь, простри ко мне персты, Усынови… Я был во время оно… — Я есмь король, отрекшийся от трона Моей тревоги и моей мечты. Мой меч, тяжелый свыше моготы, Которым овладел я беззаконно, И непосильный скипетр и корона — В чужую длань да будут приняты. Теперь и бесполезную кольчугу, И шпоры, что звенели от испугу, Я бросил пред палатой короля. С душой и телом я покончил счеты — И возвращаюсь в древние темноты, Как вечером усталая земля. |
