Из цикла «Крестный путь» 1. «Я забываю промысел бродяжий…» Я забываю промысел бродяжий, И к речке мгла осенняя примята, И сердцу стала гостией утрата… И в нем – дороги, не узнать, куда же… Со мной стряслись могильные пейзажи… Лицо твое, как небо, серовато; Последние свечения заката Еще о чем-то шепчутся на кряже… И мне на плечи, к истине слепое И судорогу расщемив гадливо, Мое былое, полное прибоя, Взвалилось под морозным небосводом. Шагает осень похоронным ходом Вдоль по дороге моего надрыва. 4. «Позволь, арфистка, целовать позволь…»
Позволь, арфистка, целовать позволь — Но не ладонь, а взмах твоей ладони: Чтоб этот Жест во глубине бессоний Стал только Жестом, обернулся столь Бесплотным и уже избывшим боль, Сколь стали на старинном медальоне Коленопреклоненные в короне, Которых вящий покорил король. Ты сделалась прибытком и разором, Луною, что крадется по озерам, Когда вокруг чернеется камыш… Ты отзвук в сталактитовой пещере; И если обретением даришь, То только обретением потери. 5. «Своих часов бессонный шелкопряд…» Своих часов бессонный шелкопряд, Ты ускользаешь наподобье тени, Отсрочивая для своих молений Уже давно предвещанный обряд. И эти губы в океанской пене Укором нерасслышанным корят; И чем длиннее череда утрат, Тем вечер и крылатей, и забвенней. Все перволунья хочется исплавать — И только жижа булькает в углу; Стоячая засасывает заводь… Я буду царь, но буду не теперь я… И я машу в саргасовую мглу За океаном моего безверья. 6. «Сюда я прихожу издалека…» Сюда я прихожу издалека, И я дышу туманом и раздором, Неся свой образ пасмурный, в котором Есть образ неземного двойника. Я был когда-то, в прошлые века, Не Боабдилем, но прощальным взором [1], Скользящим по гранадским косогорам, Где залегла навечная тоска. Я павшая гранадская держава, Сиротствую у мира на виду… Дорога есть, а цели не найду. Я сам своя смертельная отрава, Вчерашняя ненадобная слава, Подсолнечник в бессолнечном саду. 13. «Посланник неизвестного владыки…» Посланник неизвестного владыки, Я сам не знаю, что я говорю. Мои слова, угодные царю, Мне кажутся бессмысленны и дики. Распался я на образ двоеликий, Две части меж собой не замирю: То робко приближаюсь к алтарю, То изрыгаю варварские зыки. А есть ли Царь, не ведаю поныне. Забыть о нем – назначено уроком… Дано мне целью – странствовать в пустыне. Но прежде, чем создалось естество, В безмерье и в довременье далеком, Я был вблизи от Бога моего… 14. «Как если б вдруг фонтаны замолчали…» Как если б вдруг фонтаны замолчали (Напрасен взор, утопленный во взоре), — Так, сновиденью моему не вторя, Тот голос, что родился из печали, Теперь умолк… Уже не в карнавале, Без музыки, без крыльев средь лазори, Таинственность, молчащая, как море, Приходит в обезветренные дали… Пейзаж вдали – он только лишь на то нам, Чтоб стало тихо, если мы нисходим В таинственность, при часе благосклонном… И где-то есть безмолвная природа, И где-то мир с движеньем и бесплодьем… И где-то Бог – Замковым Камнем свода… «Прекрасен день, который сам…» Прекрасен день, который сам Себе же мерой, Глаза подъемля к небесам С наивной верой. Но будет неба синева Не благостыней, Пока в глубины естества Не примешь сини — И цвет, которым зелены Холмов уборы, До самой сердца глубины Не вникнет в поры. О ты, несведущий двойник, Уйди, не мешкай! — Но не отступит ни на миг, Глядит с насмешкой, Что и земля и небеса Всего родимей Тому, кто душу отдал за Слиянье с ними. «Болезненный звон колокольный…»
Болезненный звон колокольный, Ты через деревню летишь И каждым накатом сгущаешь Души предвечернюю тишь. И словно бы взятый у жизни, Столь горестен твой разговор, Что в первом тягучем ударе Уже раздается повтор. И сколько ни рей надо мною, Когда прохожу стороной, Ты грезой моей остаешься — И, значит, всегда не со мной. И если дрожащим ударам Завторит вечерняя даль, Куда-то отпрянет – былое, Зачем-то нагрянет – печаль. вернутьсяБоабдиль – последний мавританский калиф в Испании (1482–1492), бежал из Гранады, впоследствии убит в Африке. |
